Невинность и страсть - Лиза Джонс

— У вас настоящий талант заставать меня в самых неловких ситуациях, — бормочу хриплым голосом: наверное, подействовала острая пища… или сам факт существования на земле этого человека.

— Я же сказал, что предпочитаю считать это особым талантом вас спасать.

«Меня спасать». Эти слова он произносит уже второй раз; они звучат с особым смыслом, проникают в душу. Тотчас упрямо поднимает безобразную голову давным-давно подавленное чувство. Я не нуждаюсь ни в участии, ни в помощи! Разве не так? Но в самой глубине сознания, куда добралось слово «спасение», звучит ответ: «Да, да, да, спасение тебе необходимо! Ты хочешь, чтобы тебя спасали, чтобы заботились о тебе!» Выпрямляюсь и, держа руки под столом, на коленях, переплетаю пальцы. Молча пытаюсь укротить внутренний голос. Нет. Нет. Нет. Не хочу, чтобы кто-нибудь меня спасал. Не нуждаюсь в спасении ни сейчас, ни впредь — больше никогда.

Крис показывает в сторону кухни.

— Диего, можно повторить заказ Сары, только без огненного соуса?

После недолгого разговора по-испански он снова поворачивается ко мне и пристально смотрит в лицо, словно пытается прочитать настроение. Что ж, желаю удачи! Я и сама не понимаю собственных ощущений.

— Как поживает ваш рот?

Облизываю горящие губы, и он следит за мной темным тяжелым взглядом, от которого становится не по себе.

— Прекрасно, — бурчу в ответ. — Но вашей заслуги в этом нет. Могли бы предупредить, что блюдо зверски острое.

— Ясно помню, что предупреждал.

— Надо было проявить настойчивость. Я же жутко хотела есть.

— Почему в прошедшем времени? Разве чувство голода притупилось?

— Язык обожжен и уже вряд ли когда-нибудь вернется в нормальное состояние, и все же, конечно, голодна.

— И я тоже, — тихо, мягко говорит Крис. — Безумно голоден.

В горле пересыхает, теперь уже по-настоящему. Куда серьезнее, чем в те несколько раз, когда он заставлял меня испытать что-то подобное. В воздухе щелкают электрические разряды; странно, что нет искр. Каждой клеточкой ощущаю настойчивую близость этого человека, а ведь он даже не прикоснулся ко мне. Не помню, чтобы хоть раз в жизни мужчина действовал на меня подобным образом. Не хочу списывать свое впечатление на игру воображения и в то же время не уверена, что действительно готова принадлежать Крису. Еще недавно казалось, что не может быть ни малейшего сомнения, и вот внезапно все изменилось.

Отчаянно пытаюсь перевести разговор на иную тему и хватаюсь за самую очевидную соломинку:

— Ешьте, а то остынет.

— Сеньора. — Диего спешит забрать мою тарелку. — Как вы себя чувствуете? Наш огонь — настоящий огонь. — Он укоризненно смотрит на Криса. — Полагал, что сеньор Мерит вас предупредит.

Крис поднимает руки и пытается оправдаться:

— Эй, я предупреждал!

— Но уже после того, как я откусила! — нападаю, радуясь возможности вступить в коалицию с Диего и доставить мучителю несколько неприятных минут. Может быть, мое смущение слегка притупится?

— До того, как откусили, — настойчиво поправляет Крис.

Диего смотрит на него и огорченно произносит несколько испанских слов, а потом снова поворачивается ко мне.

— Следовало предупредить вас заранее. Искренне сожалею о недоразумении, сеньора.

— Не беспокойтесь и перестаньте извиняться, — требую я. — Чувствую себя прекрасно… ну, или буду чувствовать прекрасно, как только вы оба перестанете разглядывать меня в упор.

Появляется официант, ставит передо мной новую тарелку, забирает у Диего старую и уходит.

— Я велел положить два соуса, на выбор, — поясняет повар. — Зеленый совсем нежгучий, а красный — средней остроты. Ни один не доставит неприятных ощущений.

Благодарно киваю:

— Спасибо, Диего. Я сама виновата: прежде чем наброситься на незнакомую еду, надо было осторожно попробовать. Но блюдо и выглядело, и пахло так аппетитно, что утерпеть было невозможно.

Автор кулинарного шедевра розовеет от смущения, но еще не меньше минуты в тревоге стоит возле стола. Наконец немного успокаивается, уходит на кухню и оставляет меня во власти блестящего, невозможно притягательного художника, который из-за моих страданий до сих пор не проглотил ни кусочка.

— Ешьте, пожалуйста, — напоминаю, чтобы переключить внимание. — Теперь уже совсем остыло.

— Сначала попробуйте и убедитесь, что на сей раз все нормально.

— Нет уж, спасибо! — возражаю решительно. — Не собираюсь ничего пробовать, пока вы смотрите и ждете нового провала.

Крис лукаво улыбается:

— А мне нравится смотреть. Вы пробуждаете мое творческое начало.

От напоминания о рисунке бросает в жар.

— Но смотреть на меня и при этом есть самому не удастся.

— Мог бы оспорить утверждение, но чтобы вы наконец взялись за дело, готов прекратить наблюдение и составить вам компанию. — В последних словах прозвучал подтекст… или мне показалось?

— Прекрасно, — соглашаюсь я. — Давайте есть вместе.

Губы его вздрагивают в улыбке, и я улыбаюсь в ответ. Продолжая смотреть друг на друга, берем каждый по лепешке и отводим взгляд только после первого кусочка. В этот раз во рту расцветает божественный вкус, и от удовольствия я издаю звук, похожий то ли на стон, то ли на мычание. Одно из двух: или Диего действительно непревзойденный повар, или я до такой степени проголодалась, что для счастья хватает малого.

Крис невозмутимо проглатывает свой огненный соус и смотрит на меня с выражением, которое нельзя назвать иначе, как голодным.

— Полагаю, подобная реакция означает удовлетворение?

Меня снова бросает в жар, причем в этот раз особенно страдают отдельные части тела — тем более уязвимые, что находимся мы в общественном месте.

— Как вам сказать? — отвечаю, собравшись с силами. — Окончание голодовки можно смело назвать восхитительным. — Осторожно пробую ложкой зеленый соус. — О, и это тоже замечательно! Лучше невозможно представить.

Мерит протягивает мне пиво и предлагает сделать еще глоток, словно хочет напомнить, что мы только что пили из одного горлышка. Смотрю на бутылку и вспоминаю его губы в том самом месте, где лишь недавно побывали мои.

— Нет, спасибо.

Пару мгновений он продолжает держать передо мной пиво, а потом медленно поднимает бутылку и делает большой, неспешный глоток. И снова движение кадыка на сильной шее отдается в глубине моего существа. Что же он со мной делает?

Крис ставит пиво на стол, и я торопливо, виновато возвращаюсь к своим такос. Он следует моему примеру, и в голове снова возникают вопросы, которые мне давно хочется задать. Когда он работает? Где пишет свои картины? Что пробуждает вдохновение? Как выглядит его любимая кисть? Понимаю, что все эти банальности он слышал уже миллион раз и вряд ли захочет обсуждать в миллион первый, а потому молчу.