Эсперанса - Пэм Муньос Райан

– На этой ферме нас сотни, но по всему округу – тысячи, и каждый день все больше людей присоединяются к нам. Вы здесь недавно, но когда-нибудь поймете, за что мы боремся. Поверни налево, – попросила она, указывая на грязную дорогу, покрытую следами от шин.

Мигель повернул, и они поехали вдоль хлопковых полей. Вскоре они добрались до участка в несколько акров, окруженного изгородью из проволочной сетки, над которой шла колючая проволока. Единственный вход охраняло несколько мужчин с нарукавными повязками.

– Здесь, – сказала Ада.

– А зачем охрана? – спросила Эсперанса.

– Для защиты, – сказала Марта. – Фермер, которому принадлежит земля, на нашей стороне, но очень многие люди не любят забастовщиков и считают, что от них одни неприятности. Нам угрожали. Поэтому мужчины сменяют друг друга у входа.

Мигель съехал на обочину и остановил машину.

Там было десять деревянных туалетов для сотен обитателей – даже из грузовика Эсперанса чувствовала запах. Некоторые люди жили в палатках, у кого-то были только мешки, натянутые между столбами на манер гамака. Домами стали и машины, и старые грузовики. Матрасы лежали прямо на земле, на них отдыхали и люди, и собаки. К дереву была привязана коза. Низко, почти по земле, шла длинная труба с рядом кранов для воды. Около каждого крана сгрудились кастрюли, сковородки, другая кухонная утварь. Тут же на открытом воздухе были устроены очаги. В канавах для орошения полей женщины стирали, там же купались дети. Повсюду были натянуты бельевые веревки.

Эсперанса смотрела, не отрываясь. Ее словно загипнотизировали нищета и убожество этого поселения, но Марта и Ада совсем не испытывали смущения.

– Дом, милый дом, – сказала Марта.

Не успели Ада и Марта достать свои покупки, как к машине подошла семья кампесинос. Дети были грязными и тощими, а их мать держала на руках плачущего младенца.

– Нет ли у вас немного еды, чтобы я мог накормить свою семью? – спросил отец. – Нас вышвырнули из лагеря, потому что я участвовал в забастовке. Дети уже два дня ничего не ели. Каждый день в долину приезжают люди, готовые работать за гроши. Вчера я вкалывал целый день, а получил меньше пятидесяти центов – на это не купишь еды даже на один день. Я подумал, что здесь, вместе с другими, кто испытал те же…

– Здесь вам рады, – сказала Ада.

Эсперанса залезла в кузов и открыла большую сумку с бобами.

– Дайте мне вашу шляпу, сеньор, – сказала она.

Мужчина протянул ей свою большую шляпу, и она наполнила ее сушеными бобами, а потом отдала обратно.

– Грасиас, грасиас, – поблагодарил он ее.

Эсперанса посмотрела на двух старших детей. В их глазах стояли слезы. Она взяла своего тряпичного ослика и протянула им. Не говоря ни слова, они бросились к ней, схватили игрушку и побежали назад к родителям.

Марта посмотрела на нее:

– Ты уверена, что ты не на нашей стороне?

Эсперанса покачала головой:

– Они голодны, вот и все. Даже если бы я и верила в справедливость вашего дела, мне нужно позаботиться о своей матери.

Ада положила руку на плечо Эсперансы и улыбнулась:

– Твоя мама будет тобой гордиться.

Мигель отдал им сумки, и они пошли к полю. Не дойдя до ворот, Марта неожиданно обернулась и сказала:

– Мне не следует этого говорить, но у нас все организовано намного лучше, чем на первый взгляд. Через несколько недель, в сезон спаржи, забастовки прокатятся по всей стране. Мы собираемся прекратить работу повсюду: на полях, под навесами, на железной дороге. Если к тому времени вы к нам не присоединитесь, остерегайтесь! – И она побежала догонять Аду.

Мигель и Эсперанса долго ехали молча. Угроза Марты и чувство вины за то, что у нее есть работа, камнем лежали на сердце Эсперансы.

– Ты думаешь, она права? – спросила она наконец у Мигеля.

– Не знаю, – ответил Мигель. – Я слышал, что через несколько месяцев сюда в поисках работы приедет в десять раз больше людей из Оклахомы, Арканзаса и Техаса. Они такие же бедняки, как и мы, и им тоже нужно кормить свои семьи. Если они приедут в таком количестве и согласятся работать за гроши, что будет с нами? Но до той поры, если столько людей присоединится к забастовке, может быть, мне удастся получить работу на железной дороге.

Слова Мигеля не давали Эсперансе покоя. Для него забастовка была возможностью получить работу, о которой он мечтал, причем здесь, в Соединенных Штатах, но для Эсперансы забастовка становилась угрозой – ее накоплениям, приезду Абуэлиты, маминому выздоровлению. Кроме того, не следует забывать и о собственной безопасности. Она думала о маме и Абуэлите и пришла к выводу, что решение может быть только одно.

Несколько дней спустя, вечером, Эсперанса возвращалась домой и с грустью смотрела на свои руки. Она надеялась, что у Гортензии найдется еще несколько авокадо. Было позже, чем обычно. Она весь день полола спаржу на дальнем поле и села в последний грузовик. Когда она вошла в дом, все толпились вокруг маленького стола. На тарелке лежали свежие тортильяс, а Гортензия взбалтывала в глубокой сковороде яйца с нашинкованным мясом, луком и перцем. Это было любимое блюдо Мигеля – мачача, но обычно они ели его на завтрак.

– Какой повод? – спросила Эсперанса.

– Я получил работу в мастерской на железной дороге.

– О, Мигель! Какие прекрасные новости!

– Очень много железнодорожных рабочих бастуют. Скорее всего, это временная работа, но, если я хорошо себя покажу, возможно, они оставят место за мной.

– Это правильно, – сказал Альфонсо. – Ты – хороший работник. Они это поймут и оставят тебя.

Эсперанса села и стала слушать рассказ Мигеля о новой работе, но не слышала его слов. Она смотрела ему в глаза, которые горели в точности так, как горели глаза папы, когда тот говорил о земле. Она смотрела на оживленное лицо Мигеля и думала: его мечта наконец-то сбылась.

Спаржа

Марта была права. Забастовка была организована лучше, чем когда-либо. Листовки раздавали перед каждой лавкой. Стены старых амбаров были расписаны лозунгами забастовщиков. Они устраивали большие собрания на ферме. У тех, кто продолжал работать, все еще был заработок, но Эсперанса чувствовала напряжение и видела тревогу в глазах соседей. Ее тоже охватывал страх – что будет, если она лишится работы?

Обычно спаржу собирали долго, иногда около десяти недель. Но закончить нужно было до июньской жары. Забастовщики знали, что если им удастся помешать рабочим, то нежные стебли погибнут, и, когда спаржа созрела, они были готовы действовать.