Отцы наши - Уэйт Ребекка

— Он тебя обидел?

— Нет. Не в том смысле, который ты имеешь в виду.

— Прости. — Лампочка в машине погасла, и Малькольм не мог различить лица племянника.

Ровным голосом Томми произнес:

— Я ненавижу это ебаный остров. Если б я мог, я бы стер его с лица земли.

Он рывком открыл дверцу и вышел. Когда Малькольм последовал за ним в дом, Томми уже исчез наверху в своей спальне. А Малькольм остался сидеть один в кухне на несколько часов, зная, что заснуть он никак не сможет.

16

Так что вечер не вполне удался, сделал вывод Малькольм на следующее утро.

К счастью, ему нужно было рано уходить работать с Робертом.

Когда он вышел в семь утра, Томми, разумеется, еще и не думал вставать. Малькольм оставил ему записку о том, что ушел.

Погода была плохой даже по местным меркам. После спокойного дня накануне она поменялась, и, когда Малькольм встал в шесть утра, ветер бился о стены дома, а с ветром пришел и резкий ледяной дождь. Малькольм застегнулся до подбородка, натянул шерстяную шапку и отправился навстречу холоду и сырости.

Тяжелое утро. Они с Робертом потратили часа полтора на то, чтобы перевезти кормовые добавки овцам на выгоне. Они вытаскивали смесь из грузовика и раскладывали ее по кормушкам, а овцы апатично наблюдали за ними сквозь пелену дождя. Разговаривать во время работы было невозможно, вся их энергия уходила на то, чтобы таскать мешки и выдерживать натиск непогоды. Но Малькольм и рад был уйти с головой в физический труд. Можно было не думать ни о чем, кроме того, как болят спина и плечи и как свистит в ушах ветер.

— Теперь что? — спросил он у Роберта, когда они закончили и стояли около грузовика. Дождь кончился, но ветер по-прежнему неистовствовал, и, хотя их частично укрывал грузовик, Малькольму приходилось повышать голос, чтобы его было слышно.

— Все в порядке. Я сегодня справлюсь.

— Я не против помочь, — ответил Малькольм. Он чувствовал, как Роберт смотрит на него.

— Я думал, ты хочешь провести время дома, с Томми.

— Но не тогда, — возразил Малькольм, — когда нужно делать дело.

— Ладно, самое время обрезать им копыта. Займемся теми, что на пастбище.

С угодий около дома они загнали овец в загоны и стали ловить их по одной, хватать и крепко зажимать между ног, а затем счищать слежавшуюся грязь с копыт и подстригать их копыторезом. Это было послушное стадо, но никаким овцам не нравится, когда им подрезают копыта. Малькольм держал их крепко и делал все максимально быстро, а когда отпускал очередную овцу на пастбище, то приговаривал «умничка» или «ну вот и все». Даже вдвоем они долго провозились.

— Ни следа гнили, — заключил Малькольм во время передышки.

— Пока что нет, — отозвался Роберт. — Постучи по дереву. Хорошо, что ты здесь, Малькольм. Они с тобой спокойные.

— У меня большая практика, — пожал плечами Малькольм.

— У Гордона тоже большая практика, — ответил Роберт, имея в виду своего старшего сына, — но он их все равно пугает, когда этим занимается. У тебя талант обращаться с овцами.

Малькольм фыркнул.

— Спасибо, Роберт.

— Я серьезно говорю.

— Что ж, зато с людьми у меня так не получается.

Он представил, как пересказывает этот диалог Томми. Потом решил, что сейчас не хочет думать о Томми.

В полдень Марта, жена Роберта, покормила их супом на кухне. Они ели быстро, потому что хотели вернуться к работе, но Малькольм наслаждался короткой передышкой от холода.

— Как вообще у тебя дела? — спросил Роберт, сидевший напротив него и хлебавший суп со страшным шумом, несмотря на явно неодобрительные взгляды жены.

— Все хорошо, — ответил Малькольм. Потом добавил, так, чтобы история казалась нормальной, чтобы убедить себя, что она была нормальной: — Мы вчера вечером ужинали у Фионы и Гэвина.

— Дану?

— Там были Кэти и Эд. Крис и Мэри тоже.

— Хорошо провели время?

— Ну. Она прекрасно готовит.

Обдумывая прошлый вечер, Малькольм пришел к выводу, что могло быть и хуже. В конце концов, ничего особенного не произошло. Просто несколько резких замечаний от Томми, некоторая общая неловкость, несколько неожиданное завершение. Или что-то еще? Чувство еле сдерживаемой ярости ощущалось в Томми, когда он позволял ему прорываться наружу. Это было нелегко описать словами, и поэтому — а также потому, что они сами были в смятении, — Малькольм считал, что этот вечер не будут особенно широко обсуждать.

Надо бы, конечно, позвонить Фионе и поблагодарить ее. Вероятно, никто из них не упомянет ту неловкую сцену, а просто они перебросятся парой банальностей про вчерашний вечер. Он начал думать, что Томми, возможно, был прав, когда предположил, что они тут не смотрят в лицо реальности. Но разве это не самый безопасный путь? Ничто из того, что случилось, изменить невозможно.

Дождь снова застучал в окно.

— Давай вернемся к работе, — сказал Малькольм.

Когда он вечером вернулся домой, он был вы-мотан и промок, пропах овцами, а все мышцы его болели. Он застал Томми в гостиной — тот сидел на диване в одежде Малькольма и читал «Тэсс из рода д’Эрбервиллей»[9].

Малькольм постоял в дверях, а когда Томми поднял взгляд, спросил, указывая на книгу:

— Как, хорошая?

— Ему нравится красный цвет, — ответил Томми. — Кровь. Судьба. Ты знаешь…

Малькольм не знал. Он не был уверен, что даже Хизер поняла бы, как реагировать на это замечание. Она всегда говорила, что ей просто нравятся сюжеты.

— А что ты изучал в университете? — неожиданно спросил он у Томми. — Английский язык?

Томми улыбнулся.

— Нет. Историю.

— Ого. — Кажется, эта беседа никуда не приведет. — Тебе нравилось?

— Было неплохо.

Если Малькольм надеялся, что их вчерашний разговор ослабит какое-то напряжение между ними, уничтожит хотя бы один уровень отстраненности, он, по всей видимости, ошибался. Он чувствовал себя еще более скованно, чем раньше.

— Я пойду переоденусь, — сказал он и вышел из комнаты.

Когда он опять спустился (переодевался он долго — и уже согласился бы, что, возможно, старается избегать Томми), он обнаружил, что Томми жарит лук. От запаха у Малькольма защипало в глазах.

— Я ходил в магазин, — сообщил Томми, поворачиваясь к нему.

— Правда? Длинная прогулка в такую погоду. — Малькольм постоял в дверях, потом, понимая, что деваться некуда, прошел и сел к столу.

— Я хотел размяться. Кое-что прикупил. Подумал, что приготовлю ужин.

— Понятно, — кивнул Малькольм. Затем, собравшись с силами, добавил: — Очень хорошо. Спасибо.

— Паста с грибным соусом. Надеюсь, подойдет. У меня не очень богатый репертуар.

— Тебя Кэти обслуживала?

— Нет. Фиона.

Малькольм молчал, прикидывая, чего стоил Томми этот визит, это взаимодействие. Лицо Томми ничего не выражало.

— Я поблагодарил ее за вчерашний вечер, — продолжал Томми, поворачиваясь обратно к сковороде.

— Хорошо. Это хорошо.

Так, они уже говорили о вечере.

— Я сказал ей, что это была лучшая голень ягненка, которую я только ел.

Малькольм с трудом мог себе представить, как Томми говорит такое.

— Она действительно была хороша, — кивнул Малькольм. Внезапно он почувствовал настоятельную необходимость выпить, что было для него необычно. Он подошел к шкафу и достал старую бутылку виски. И оно сойдет за неимением лучшего.

— Я чуток дерну, — сообщил он. — Не возражаешь?

— Нет, конечно, — ответил Томми. Он выложил к луку грибы.

Малькольм сидел за столом и потягивал виски. Он и забыл, как выпивка может иногда успокаивать нервы.

Вдруг Томми произнес, не оборачиваясь к Малькольму:

— Слушай, извини за вчерашнее.

Застигнутый врасплох, Малькольм ответил не сразу.

— Не за что извиняться, — сказал он через некоторое время.

Томми кивнул и продолжал помешивать грибы. Малькольм решил, что это сигнализировало конец разговора, — беседы с Томми обычно начинались и заканчивались внезапно, пугающие темы возникали ниоткуда и исчезали почти так же быстро, как появлялись, — но тут Томми продолжил: