Шахматы как модель жизни - Гарри Каспаров

Александр Александрович Алехин (31.10.1892 — 24.03.1946), Россия/Франция

Гении, жившие на разных шахматных полюсах

Противостояние двух чемпионов мира зачастую приводит к тому, что их имена оказываются связанными друг с другом неразрывно. Так, думая о великом кубинце Хосе Рауле Капабланке, мы сразу же вспоминаем об Александре Алехине.

В 1921 году Капабланка стал третьим чемпионом мира, одержав убедительную победу над стареющим Эмануилом Ласкером. «Великий Капа» казался неуязвимым: он почти не проигрывал! Тем не менее уже в 1927 году он уступил корону Александру Алехину. «Шахматная машина», как называли Капабланку, забуксовала перед блестящей оригинальностью и железной волей русского гения. Следующие десять лет Капабланка добивался матча-реванша, но тщетно: Алехин не жаждал новой встречи с кубинцем и играл матчи с менее опасными соперниками. В 1946 году, когда его лучшие времена уже давно миновали, он стал единственным в истории чемпионом, унесшим свой титул в могилу. Имена обоих великих шахматистов стали олицетворением их стиля. О мастере тонких позиционных маневров могут сказать: «Он играет как Капабланка». А приверженца резкой атакующей игры порой называют «новым Алехиным».

Капабланка по праву считается величайшим прирожденным шахматным гением. Его мгновенное понимание позиции было почти непогрешимым, а ясный и методичный стиль игры снискал восхищение у его современников и многих последующих поколений. Он был весьма силен уже с юности и мог бы претендовать на чемпионский титул гораздо раныие, но Первая мировая война и материальные затруднения отложили его неизбежный триумф.

Помимо шахматного мастерства Капабланка славился своим обаянием и привлекательной внешностью. Он был назначен на почетную должность дипломатического атташе своей страны, позволявшую много путешествовать и наслаждаться жизнью, что он и делал в полной мере.

Алехин во многих отношениях был антиподом Капабланки. Его стиль отличался энергичностью и комбинационной сложностью, которая до сих пор остается непревзойденной. Одной из моих первых шахматных книг был сборник лучших партий Алехина. Я мог разыгрывать их снова и снова, всякий раз поражаясь и находя что-то новое. Необузданная энергия Алехина ошеломляла и устрашала его соперников. Мне хотелось играть именно в такие шахматы! Алехин уделял мало времени чему-либо иному, кроме шахмат. Если он не играл в турнирах, то писал о шахматах или занимался шахматными исследованиями. Его вряд ли можно было назвать обаятельным человеком, да он об этом и не заботился. В поздние годы здоровью и карьере Алехина повредило его пристрастие к спиртному. В этом многие видят главную причину его неожиданного поражения в матче с голландцем Максом Эйве (1935). Перейдя на молочную диету и избавившись от недооценки соперника, Алехин вскоре взял реванш и вернул титул (1937).

«Я знал много шахматистов, но среди них только одного гения — Капабланку!» (Ласкер).

«Я всегда играю осторожно, стараясь избежать ненужного риска. Считаю этот метод верным, ибо любая поверхностная «отвага» противоречит внутренней сущности шахмат. Это не азартная игра, а интеллектуальный поединок, ведущийся в соответствии с точными логическими правилами» (Капабланка).

«Алехин дорог шахматному миру, главным образом, как художник. Аля него характерны глубина планов, далекий расчет и неистощимая выдумка. Однако главной его силой было комбинационное зрение» (Ботвинник).

«Для меня шахматы не игра, а искусство. Да, я считаю шахматы искусством и беру на себя все те обязанности, которые оно налагает на своих приверженцев» (Алехин).

Глава 7

ПОДГОТОВКА

Подготовка шахматиста к турниру является великим искусством, столь же великим, как сама игра.

Нераскрытый талант подобен жемчужине, оставшейся в створках раковины: с таким же успехом он мог бы вообще не существовать. И нам не приходится оплакивать его утрату, как в случае с талантом раскрытым, но неразвитым, растраченным впустую. В то же время принято расточать особые похвалы тем, кто сумел развить свои ограниченные природные способности в полной мере и превзойти изначально более одаренных соперников. Это всегда казалось мне несправедливым: почему способность к упорному труду не считается врожденным даром?!

На мой взгляд, сказать о ком-то «прыгнул выше головы» — весьма сомнительный комплимент. Если низкорослый и медлительный футболист (например, юный Марадона) тренируется больше других и в итоге становится игроком экстра-класса, корректно ли говорить о нем: «Несмотря на бедность природных данных»? А может, он просто с лихвой компенсировал их недостаток избытком другого таланта?

Люди, добавляющие к своим природным способностям дар неустанного труда, и впрямь добиваются высочайших достижений. Баскетболист Майкл Джордан славился своим атлетизмом и точными бросками в прыжке, но мало кто знает, что он всегда приходил на тренировки первым и уходил с них последним. В своих интервью тренеры и товарищи Джордана по команде прежде всего отмечают его строжайшую самодисциплину, а не мастерские прыжки. По словам одного известного менеджера НБА, «без жесткой трудовой дисциплины Джордан был бы просто очередным талантливым спортсменом с яркой карьерой, но не эпохальной личностью».

В принципе я согласен с этой оценкой, хотя звучит она опять же так, будто трудолюбие и дисциплинированность Джордана не являлись неотъемлемой частью его дарования. Способность изо дня в день доводить себя до предела возможностей не так заметна, как физические данные, но Джордан родился с этой способностью и постоянно в себе ее воспитывал.

Важен результат

На протяжении всей шахматной карьеры мне приходилось слышать двусмысленные комплименты по поводу глубины и разносторонности моей подготовки. Тем самым ее — вольно и невольно — противопоставляли умению творить непосредственно за доской. «Я не знаю другого шахматиста, который бы столь основательно готовился к матчу или турниру. В этом плане он превосходит даже легендарного Ботвинника», — говорил обо мне Анатолий Карпов. На самом деле искусство подготовки отличало многих чемпионов мира и всегда содействовало прогрессу шахматной мысли.

В 20-е годы прошлого века Алехин работал над шахматами упорнее, чем кто-либо до него в истории, — с такой неистовой одержимостью, что под его влиянием резко выросла вся культура «любительской игры». В 40-е методичный ум и научный подход Ботвинника способствовали превращению шахмат в настоящую профессию. В 70-е фанатичная увлеченность Фишера аналитической работой вынуждала многих игроков, не желавших отстать от поезда, уделять больше времени теоретической подготовке. В 80-е, когда мне довелось стать лидером новой волны перемен, необходимость такой подготовки была уже абсолютной аксиомой.