Неправильная училка - Елена Гром

— Не, меня же на ковер вызвали, а не чаи распивать.

— Милый, прости, ты же знаешь…

Отмахиваюсь от матери и иду в кабинет отца. Он как обычно решает важные рабочие вопросы, а потом видит меня и моментально прощается.

— Сядь, сын. Тебе вот чего не хватает. Телок? Чего ты эту херь в семью тащишь?

— Я вроде как привел Аврору в свой дом, если конечно ты не пиздел и реально считаешь эту квартиру моей.

Нет конечно. У меня своего ничего нет. Все взятое взаймы. Интересно, а старик не боится, что я его хлопну. Не только у меня возникает такое желдание. Распутин старший не умеет договариваться и всегда находит причину для конфликта. То что он еще не сидит, единственная заслуга матери, она как-то умеет управляться с его гневом. Хотя понятно как.

На столе лежит папка, а на ней фотка Авроры, та самая из досье Гриши. Заебись.

— Предлагаю тебе новую сделку, сын.

— Валяй.

— Я не трогаю твою девку, а ты спокойно женишься на Ингрид, играешь в примерного отца ровно два года, а потом тихонько разводишься. Эту. — он наверное тоже думает, что она в порно снималась. Как и я думал. — Молжешь оставить при себе, раз тебе так нравится в грязи валяться.

Я не хотел жениться на Ингрид, хотел вообще забыть, что меня что — то с ней связывало, но отец может расправиться с Авророй по щелчку пальцев. Щелк, и она снова в Германии под своим мужем. Щелк, и она будет подметать полы, а ее сына никто больше никогда не увидит. Да и я прекрасно осознаю, что через пару месяцев желание быть с ней исчерпает себя, а ссориться с отцом и оставаться без штанов не хочется.

Брак? Да я и так понимал, что он меня уже женил.

— Сразу после рождения ребенка, иначе твоя Ингрид будет кутаться не в свадебное платье, а в ткань белую.

— Заодно и тест

повторим, а то всякое бывает, — быстро соглашается он, и на этом я считаю разговор исчерпанным. Встаю. И к выходу иду. А мне в спину летит. — Чай будешь.

— В жопу себе чай свой засуньте.

Отец молчит, мать тоже провожает меня с глазами полными слез, а я сбегаю по лестнице и иду на паркову, где машину бросил, сажусь и газую обратно. Еще нет девяти, а еще я голодный как черт. Заезжаю в магазин и покупаю планшет. Пусть пацан хоть чем-то будет занят. Приезжаю в квартиру и звоню, не решаясь открыть дверь ключом. Аврора открывает, удивлённо поднимая брови.

— Пацан где?

— Уснул. Ты чего ключом не открыл… — не успевает она договорить, а я дёргаю пояс халата на себя и впиваюсь в ее губы, сразу поднимая над полом. Несу в третью спальню и закрываю дверь, сразу прижимая к ней Аврору. Смотрю ей в глаза и вижу, как за черным зрачком спряталась радужка, теперь там лишь темнота и страсть, и сейчас я хочу в ней раствориться.

Глава 22.

***Аврора***

Наверное, мне нужно начать сопротивляться, но я так рада, что он вернулся, что рядом, что сил на борьбу не остается. Только хочется ноги шире раздвинуть, пока он ширинкой своею трется.

— Хочешь меня? — спрашивает, задыхается, халат мой почти рвет. — Скажи, что хочешь, Аврора.

— Хочу, — и ведь не вру. Руки сами тянутся к его футболке, вытаскивают ее из ремня, тянут выше. Он сам подцепляет ее, снимает через голову так эффектно, что у меня во рту пересыхает. У него такое тело, что слюной можно захлебнуться. И кажется сейчас я могу рассмотреть его без спешки. Надеюсь.

— Потому что сына спас?

Да, да, это очень важно, но ведь мы оба знаем, что дело не только в этом.

— Не только, Платон, — словно под гипнозом, провожу кончиками ногтей покаменному прессу, по напряженной руке, что кулак вжимает около моей головы.

— Не только, — повторяет он глухо. Почти как песня с твоих сочных губ. Знаешь, что я хочу с ними сделать, Аврора? — вторая рука касается моего рта, обрисовывает контур, а я языком подцепляю палец, он тут же оказывается внутри, а глаза Платона закатываются. — Чеееерт, сука. Да, хочу, чтобы член так же сосала. Будешь сосать мой член?

— Ты даешь мне выбор? — раздвигаю ноги шире, обнимаю его бока, скольжу по ним, чувствуя, как моя дрожь к нему перетекает, сжигает нас до тла.

— Не хочу, вдруг ты передумаешь.

Это было настолько предсказуемо, что мне захотелось засмеяться. А может быть сказался тяжёлый день и ослепляющее счастье — ведь сын теперь со мной. И можно сколько угодно ругаться, но проще признать, что я действительно сейчас счастлива. И что может быть лучше, чем мужчина, который кажется на тебе помешан. Особенно такой красивый.

Платон слушает мой смех, на мгновение прикрывает глаза, касается моих губ и шепчет в них.

— Нет, я точно тебе не дам выбора, — дергает свою ширинку, а я со смехом помогаю ему стянуть брюки, помогаю избавиться от фирменных боксеров, сразу обхватывая тяжелый член. Я даже сглатываю, потому что теперь в этом нет насилия, теперь я хочу добровольно ощутить его в себе. Но мой романтический настрой, гляделки и прелюдия сейчас явно лишнее. Потому что на лице Платона настоящее безумие, потому что он просто бьет меня по руке, сам крепно сжимая себя и приставляя к влажным донельзя лепесткам, елозя по ним, раскрывая, протискиваясь внутрь. Наблюдать за этим казалось ужасно пошлым, но таким притязательным. Платон протискивался внутрь, но ему было тяжело.

— Не хочу с тобой резинки, — на мгновение замер он, — начни принимать таблетки.

Блин, я не подумала, но он уже был внутри, шумно выдыхая.

— Ладно.