На «Варяге». Жизнь после смерти - Борис Апрелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако постепенно эта часть наладилась и подача стала удовлетворительной.
Длинный переход до Коломбо начал надоедать всем. Обычно в наших книгах, описывающих морское плаванье, включается фраза: «Земля, земля, — закричали матросы, — и побежали по вантам». Кто и когда пустил эту фразу, комичную для морского уха, я не знаю. На самом же деле подход к берегам происходит гораздо менее заметно для всей команды, чем может подумать читатель, не бывавший никогда в море.
Так и в этот переход наш старший штурман задолго предупредил вахтенного начал, когда и в каком направлении должен открыться берег. Зоркий сигнальщик, в свое время и раньше всех, заметил, что «над горизонтом будто гора показывает».
Через некоторое время в кают–компанию, это было за завтраком, влетел вахтенный унтер–офицер и доложил старшему офицеру: «Ваше высокоблагородие. Прямо по носу открылась земля».
«Ура!» — раздалось на мичманском конце, и вслед за тем молодежь запела веселенький куплет, напоминающий нам всем Троицкий театр в С.–Петербурге:
Дует на море муссон.Да, муссон, да, муссон,Попадает на Цейлон,На Цейлон. Да!.
Кто из нас тогда не слыхал эту песенку из пародии–шутки «Иванов Павел»?
После завтрака я вышел на верхнюю палубу.
Над горизонтом уже ясно виднелись горы острова Цейлон.
26 июля 1916 года «Чесма» и «Варяг» вошли в порт Коломбо.
Десант на остров Цейлон
Остров Цейлон на нашем пути был самым интересным местом Сколько таинственного можно встретить там! Какие захватывающие мистические книги прочли мы за это время об Индии, кусочком которой является этот остров!
Находясь вблизи южной оконечности Индии, Цейлон страдал гораздо менее, чем северные части Индии, от нашествия разных народов, и в то же время он был с ними в общении. Маленькие островки точно соединяют его с материком. Цепь этих островов называется «Адамов мост».
В глубине острова высоко подымается гора «Адамов пик».
Природа Цейлона очень богата: пальмы, бамбуки, лианы, яркие цветы. Красочность природы невольно тянет в темные чащи тропического леса, но там таятся кобры и дикие звери. Англичане нам советовали ни в коем случае в одиночку не удаляться вглубь острова, а если бы нам захотелось съездить в экскурсию, то непременно организовать ее сообща и через английские власти.
В справедливости этих советов мы убедились очень скоро. Как ни заманчиво смотреть на тропические леса, стоя на рейде или из окна вагона, в действительности оказывается, как только туда попадаешь и надо идти пешком, то для непривычных людей, какими были мы, даже маленькая прогулка в лесу непосильна. Надо и одежду выбрать соответствующую, и знать, какие опасности таятся в чаще (змеи, пауки, колючие растения). По словам англичан, внутри острова имеются совершенно нетронутые первобытные места, где, кроме трудностей, встречаемых в обычном лесу, имеются еще и дикие животные, как буйвол и тигр, борьба с которыми в одиночку и даже маленькой партией не под силу.
Адмирал решил дать нам отдых в Коломбо перед большим переходом в западную часть Индийского океана.
Это время каждый из нас старался распределить так, чтобы повидать возможно больше и возможно полнее ознакомиться с волшебным островом.
Часть из нас наметила поездку с англичанами на охоту на крокодилов, часть, в том числе и я, на осмотр памятников в Кенди, окружающие его леса и знаменитый ботанический парк «Парадения», где, по преданию туземцев, был рай.
Первые дни каждый из нас с увлечением читал все, что только можно было достать в городе или что было у нас в судовой библиотеке, об Индии, о Цейлоне, об йогах, о буддизме, об арийцах. В кают–компании, где за время нашего долгого плаванья все больше было разговоров о плаванье, о недостатках той или другой части нашего корабля, о стрельбе, о мореходной астрономии и во всех углах в свободное время можно было видеть офицеров, читающих разнообразные книги. Этот с увлечением углубился в какой‑то огромный том на английском языке, с массой рисунков — оказывается, описание животного царства Индии и Цейлона и ряд интересных эпизодов из местной охотничьей жизни. Другой буквально глотает страницы зеленой книжки «Тертиум Органум» Успенского, трактующей о возможностях проникнуть в пространства высших измерений. Следующий читает книгу Блаватской «В горах и дебрях Индостана». Тот «Мистическую Трилогию» Лодыженского («Сверхсознание», «Свет Незримый», «Мистика злой силы»). Всюду на столах валяются книжки Йога Рамачкарака: «Жнани Йога», «Хатха Йога» и т. д. на которые неодобрительно посматривает наш батюшка иеромонах отец Антоний. Батюшка уже бывал на Цейлоне и теперь сидит, углубившись в книжку Джека Лондона— «Белый клык», которую он читает по–английски. Батюшка прекрасно владеет английским языком и еще четырьмя, как он говорит, «птичьими» языками (алеутским, индийских племен и т. д.).
Отец Антоний был миссионером на Аляске, где имеется около 100 000 православных туземцев.
На Аляске он познакомился и подружился с Джэком Лондоном, с которым даже ездил вместе на собаках и по тем самым местам, которые так талантливо описаны в других рассказах этого писателя.
Видя увлечение офицеров мистикой: йогизмом, факирами, путями «неведомого» и т. д. батюшка посмеивался и, поглаживая свою седеющую бороду, иногда говорил кому‑нибудь: «Эх, молодежь, молодежь… как вы зачитываетесь всей этой литературой, а почему?» Да лишь потому, что ею увлекаются заграницей, а между тем этот поток печатных трудов по оккультным знаниям воистину один из признаков грядущего пришествия во славе Господа Бога нашего… «ибо восстанут лжехриста и лжепророки»… ведь я убежден, что никто из вас не только не читал, но даже и не слыхал о существовании, например, «Добротолюбия», где многое из того, что вы с таким увлечением читаете у Йога Рамачкарака, изложено гораздо полнее, гораздо глубже, а главное, с великим духовным озарением такими светочами и столпами веры Христовой, такими подвижниками, как преподобный Максим Исповедник, Симеон Новый Богослов, Ефрем Сирин, Авва Дорофей, Антоний Великий, Иоанн Лесгвеничник и многие другие».
Почти все мы действительно не только не читали, но многие из нас даже и не знали о существовании «Добротолюбия».
При съездах на берег мы осматривали магазины с драгоценными камнями, нитками жемчугов, аквамаринами и т. д. Но все это было очень дорого. Базары города были завалены тропическими фруктами, но бананы, рангустаны, мангусганы уже так приелись при этой жаре, за время нашего плавания в тропиках, что теперь мы покупали лишь ананасы, да иногда кокосовые орехи. Вечера очень приятно было проводить в чопорном английском отеле на берегу моря. Там всегда было прохладно, ибо вентиляция помещений была прекрасная; там было изобилие льда и прохладительных напитков. Море шумом своим наполняло этот отель, а это так удивительно успокаивало нервы.
На «Варяг», как водится, приехал местный факир индус Офицеры и команда крейсера уселись вокруг него. Он расстелил коврик и начал показывать свои чудеса. В общем, они были для нас, офицеров, уже знакомы по многочисленным описаниям, но команда следила за факиром с чувством жгучего любопытства. Очень интересен был его опыт заклинания змей.
Открыв маленькую круглую плетеную корзиночку, он начал наигрывать на раскрашенной пестрыми красками дудочке из тыквы. Странный, неприятный и в то же время чарующий мотив. Из корзиночки показалась голова большой кобры (очковая змея), которая с горящими зеленым светом злыми глазами повернулась в сторону играющего смуглого факира; через минуту змея, покачиваясь в такт, вылезла вся из корзины и покорно поползла к ногам кудесника; останавливаясь, она подымалась на хвосте и раскачивалась, точно танцуя какой‑то странный танец.
Был момент, когда кобра поползла не к факиру, а в толпу сидящей на палубе команды. Факир спокойно взял ее за шею и спрятал в корзину. Казалось, что дудочка и горящий взгляд его, обращенный к змее, были скорее декорацией к этому сеансу. Сама же змея, по–видимому, была обезврежена тем, что ядовитые зубы ее были вырваны.
Так, по крайней мере, показалось нам А факир все продолжал играть на своей дудочке заунывную мелодию чарующей песни. В другой корзиночке послышалось шипение, крышка ее приподнялась и оттуда показалась маленькая кобра Глаза ее горели страшной злобой и светились, точно два крохотных изумруда Факир спокойно продолжал играть, смотря на змею фиксирующим тяжелым взглядом своих черных глаз. Кобра, точно под гнетом какой‑то силы, медленно выползла из корзинки и поползла к нему. Но вот она остановилась, поднялась на хвосте, качнулась и, как бы приняв какое‑то решение, резко повернулась и поползла прямо в толпу матросов, сидящих вокруг. Я увидел, что лицо факира стало серым, настолько он побледнел, продолжая упорно смотреть своими огненными глазами на ползущую змею. На лбу его появились крупные капли пота, звуки дудочки участились; не дойдя, может быть, пол–аршина до группы матросов, кобра остановилась, медленно повернула голову в сторону факира. Глаза ее опять зажглись злобою; парашютик на шее раздулся и на нем ясно выступила фигура, похожая на темные очки. Она медленно поднялась, опираясь на хвост. По губам факира пробежала торжествующая улыбка. Звуки дудочки стали медленнее, певучее. Кобра начала раскачиваться, не спуская своего взора с дудочки, и затем, опустившись опять на палубу, поползла к ногам своего укротителя. Дав ей еще немного потанцевать, факир схватил ее за шею и бросил в корзину. В этом случае было несомненно, что эта маленькая змея действительно опасна и что укротитель в момент, когда она поползла в сторону матросов, серьезно перепугался.