Отряд смертников - Владимир Корн

– Ну тогда отдохни немного с дороги, а я пока с неотложными делами управлюсь. После мы с тобой встретимся и поговорим. Разговор, как ты сам понимаешь, предстоит серьезный.

Дом, который они заняли, оказался тем самым, в котором Глеб провел почти три месяца, залечивая раны. Вероятно, все последнее время он пустовал, потому что холодно в нем было, как на улице.

Чужинов с Рустамом остались в верхней одежде и наблюдали за тем, как Семен Поликарпов растапливает печь. Вот он положил на колосники два полена, оставив между ними широкую щель. Настрогал своим неразлучным спутником – штык-ножом от автомата Калашникова образца одна тысяча девятьсот сорок седьмого года – тонких щепок, почти стружек, и пристроил их между поленьями. Затем в ход пошли щепки покрупнее. И наконец сверху легли снова полноценные поленья. Семен неспешно достал коробок из водонепроницаемого пенальчика, потряс его над ухом, приоткрыл до половины, провел по спичкам пальцем, выбирая по каким-то только ему известным признакам одну особенную…

– Сема, ну что ты телишься? – не выдержал Рустам.

– Иди-ка ты лучше во двор, – невозмутимо ответил Поликарпов. – Там одна девица все на Чужака заглядывалась. Так что поторопись, а то опять опоздаешь. – И рассмеялся, глядя на ошеломленное лицо Джиоева. После чего как ни в чем не бывало чиркнул по коробку спичкой и поднес дрожащий огонек к щепе.

Пламя уже вовсю гудело в печи, а Рустам все молчал, не в силах придумать в ответ что-нибудь такое же едкое. Молчал и Чужинов, но мысли его были заняты совсем другим – предстоящим разговором со Старовойтовой.

Вошел с ведром воды Егор Кошелев, держа в другой руке раздутый рюкзак.

– Харчи тут вам кое-какие просили передать, – сообщил он, ставя рюкзак на стол. – Еще я мяса принес, свеженины, пожарить можно с лучком. И хлеб горячий, только что испекли. Можно я тут с вами побуду?

– Конечно, чего спрашиваешь, как неродной? – Рустам по-хозяйски расстегивал горловину рюкзака. – Если не околеешь. Поликарпыч печку топить взялся: к утру точно тепло будет – нам бы только ночь продержаться.

В доме давно потеплело, и жарившееся на чугунной сковороде мясо вот-вот должно было оказаться на столе, вокруг которого все уже расселись, едва не потирая руки в предвкушении скорой трапезы. Рустам, который заявил, что жарить мясо не доверит никому, колдовал у печи.

В тот самый момент, когда он чуть ли не торжественно водрузил сковороду на стол, вошел посыльный.

– Чужак, – нашел он взглядом Глеба, – тебя Старовойтова к себе зовет.

Чужинов с сожалением взглянул на сковородку – и рот наполнился слюной. Его долю, конечно, ему оставят, но как не вовремя за ним пришли.

– Правда, она ничего не говорила, чтобы так уж срочно, – добавил посыльный, не сводя голодных глаз со стола, откуда тянулся умопомрачительный запах жаренного с луком мяса.

Пожилой мужик, с кустистыми бровями и многодневной щетиной, одетый в штопаный-перештопаный ватник и шапку-ушанку военного образца, порядком замызганную. Но при оружии – обшарпанном АКСУ с самодельным прикладом. Намерения деда были ясны: если Глеб останется, его обязательно пригласят за стол, не те это люди, чтобы отделаться простой благодарностью за переданное сообщение. Ну а пойдет – придется сопровождать, только после неудобно будет возвращаться без приглашения-то.

Чужинов кивнул, встал: никуда мясо от него не денется. Старовойтову жалко: судя по всему, разговор предстоит длинный, а у нее такой усталый вид. И опять она толком не выспится.

– Сам дорогу найду, – сказал он деду, едва сдержавшему вздох сожаления.

– Глеб, тебя ждать? – поинтересовался Поликарпов.

– Нет, – покачал головой тот. – Думаю, разговор затянется.

Уже открывая дверь, услышал за спиной голос Джиоева:

– Садись с нами, отец. Новости местные расскажешь, заодно и поужинаем. Пять капель примешь? Невесты, кстати, у вас тут водятся?

– Такие вот дела, Глебушка, – печально, как показалось Чужинову, вздохнув, закончила свой рассказ Старовойтова. – Теперь только тебе решать: возьмешься ты за это дело или нет.

Глеб помолчал.

– Признаться, Евдокия Петровна, я думал, о другом речь пойдет.

– О чем другом, Глеб?

– Слухи разные ходят, – неопределенно ответил Чужинов.

– О чем слухи?

– Говорят, вы вакцину пытаетесь получить. Если, мол, сделать инъекцию, электричеством снова можно пользоваться без всякой опаски, что начнешь мутировать в тварь.

– Господи, Глеб, ну какая вакцина, о чем ты говоришь?! – Старовойтова разве что руками не всплеснула. – С моими-то убогими возможностями? Ты бы видел мою лабораторию! Средневековый алхимик и тот по полу катался бы от смеха! Ты же неглупый человек, Чужинов! Интересовалась я, какие книги ты читал, пока здесь находился. Мне хотя бы с этой проблемой справиться, какие уж тут вакцины?! – И, несмотря на серьезность ситуации, задала, вероятно, давно интересующий ее вопрос: – Глеб, а что, ты действительно так поэзию любишь? Треть прочитанных тобою книг – сборники стихов. Удивительно… помнится, даже Петрарка среди них был.

– Люблю, Евдокия Петровна, – смутился Чужинов. – Есть в стихах особенные мелодия, ритм, чувства, в прозе редко такое встретишь.

Правда, о том, что и сам когда-то пытался писать и даже выкладывал на тематических сайтах, промолчал. Не сказал еще и потому, что совсем другого от него ждала Старовойтова, а именно – его согласия.

– Понимаете, в чем дело, Евдокия Петровна, – осторожно начал он и сразу заметил, как напряглась Старовойтова. – Одному мне или даже вдвоем-втроем нам не справиться, понадобится еще несколько человек, причем лучшие. Риск огромный, и потому необходим какой-то приз, что ли, награда. Не для меня лично – я вам и так безмерно благодарен, и дай бог хотя бы часть долга таким образом перед вами погасить. Понятно, то, что вы делаете, касается всех без исключения, ведь никто от инфекции не застрахован… и все же. Боюсь, одного моего авторитета не хватит, чтобы собрать группу и повести ее в Однинск.

– Да, Глеб, хочу сказать: сам ты можешь уже не бояться. Раньше у меня сомнения были, теперь они в уверенность переросли. В твоем организме достаточно антител, чтобы справиться с заразой. Но пожелаешь ли кому-нибудь приобрести исключительность тем же путем, что и ты?

Чужинов отрицательно покачал головой. Злейшему врагу не пожелает он испытать то, что пришлось пережить ему. Куда гуманней будет его пристрелить.

– И еще, признаюсь, это чудо, что ты выжил. Откровенно говоря, я тебе никаких шансов не давала. Что же касается награды… Я понимаю, люди разные. Но это самая легкая часть проблемы, я смогу устроить. Не сама, конечно, но смогу.