О чем он молчит (СИ) - Ставрогина Диана

— Самое прямое, — ответил Денис непринужденно. — Не ходи нигде одна и пешком вообще поменьше передвигайся. Пока все не устаканится.

Лара раздраженно фыркнула, прежде чем, показательно сделав ему одолжение, произнесла:

— Мы обо всем с Димой договорились, господин босс. Конвой, такси, охрана — все включено. Как принято говорить: мы с Тамарой ходим парой.

Денис не сомневался, что несмотря на нарочитое недовольство Лара на самом деле ничего не имеет против: поддержка в их деле всегда была редкостью. Младшего Аверинцева он знал с университета, пусть и шапочно, но всегда считал его надежным парнем, очень похожим на отца.

— Повезло тебе с конвоиром, — заметил Денис насмешливо, пока парковался перед офисом. — Вот, кстати, — он качнул головой в сторону, где в противоположном ряду у машины увидел знакомое лицо и белоснежную макушку, — уже и ждет тебя.

Лара, естественно, проигнорировала его приступ остроумия и просто попрощалась.

Оставшись в одиночестве, Денис устало выдохнул и ненадолго позволил себе откинуться в кресле. Краем глаза он видел, как Димка Аверинцев радостно улыбается и после недолгих объятий и легкого поцелуя открывает перед Ларой дверь своей машины, продолжая о чем-то говорить. Денису они внезапно показались слишком молодыми в сравнении с ним и такими влюбленными и счастливыми, что он, пусть и на мгновение, почувствовал зависть, перемешанную с ностальгией: однажды все это было и у него.

Уже в кабинете, собирая нужные для работы дома документы, Денис вдруг осознал, что в прошлом он ошибся не в тот день и час, когда полез в Катин ноутбук, а намного раньше: он мог быть рядом с ней всегда — выбрать путь поддержки, который, кажется, предпочел младший Аверинцев, — но по непонятным для него теперь причинам он даже не попытался.

Он столь привык к спокойной, необремененной переживаниями жизни: ни капли волнений о деньгах, о безопасности, о будущем, — что при первом же испытании выбрал самый легкий и трусливый путь: решил избавиться от проблемы, а не встретиться с ней лицом к лицу.

Теперь Денису было смешно вспоминать, как много он говорил Кате о том, что всегда будет рядом и поддержит, что ничего не имеет против ее выбора профессии и понимает риски. Ни черта он не понимал, пока сам не вступил на тот же путь, что и она, уже в одиночестве; но кого он мог винить, кроме себя?

Глава 24

Вечером воскресения квартира привычно встретила вернувшуюся от родителей Катю молчаливой пустотой и ненавязчивой, но уловимой атмосферой то ли ностальгии, то ли дежавю. Зачастую, пересекая порог, Катя на мгновение попадала в странный временной разрыв между настоящим и прошедшим: слишком мало изменились родные ей стены.

Уже не в первый раз, почувствовав себя невольно выдернутой из времени, после она мысленно соглашалась с мамой в том, что начинать новую жизнь стоит с ремонта. Впрочем, дальше уверенного кивка самой себе ее стремления к переменам еще не заходили.

Сегодня же, сначала убирая в холодильник привезенные от родителей контейнеры с едой и ненароком рассматривая обстановку кухни, затем переодеваясь в спальне и развешивая вещи на вешалках в шкафу, на покупку которого они когда-то скидывались с Денисом своими первыми зарплатами, и разглядывая себя в зеркало — в то же самое, что и во время сборов в университет много лет назад, — Катя настойчиво повторяла себе, что ремонт неизбежен.

Изученный до каждой царапинки и потертости интерьер вызывал у нее смешанные чувства: от ностальгической грусти в одну минуту до яростного желания изменить все комнаты до неузнаваемости в другую. Она более чем могла позволить себе, пусть не лучшее, но вполне приличное обновление, которого давно требовала устаревшая по всем критериям квартира: обои потускнели и понемногу отходили от стен, потолки мечтали о былой белизне, а кафельная плитка в ванной — о более современной замене. Не существовало ни одной убедительной причины тянуть с переменами, но… что-то не давало Кате начать.

Работе не было конца, голову постоянно занимали другие беспокойные размышления, и лишь редкими вечерами, в которых вдруг обнаруживался небольшой промежуток свободного времени перед сном, Катя осматривалась вокруг и вспоминала: сначала прошедшее и только затем — свои намерения заняться ремонтом.

Она много, пожалуй, чересчур много, в последние дни думала обо всем, что когда-то случилось в этой квартире, о том, кто жил с ней здесь, будто не в силах была остановить пробившийся сквозь заслон отрицания поток мыслей. Причина виделась ей простой: оказалось невозможным не заметить, как сильно изменился Денис за минувшие годы — эти перемены в нем вступали в диссонанс с ее неявными, но, очевидно, существовавшими ожиданиями.

Катя не могла не признать, что вместо присущей ему врожденной легкости и наповал бьющей окружающих харизмы нетронутого бедами человека нашла тяжелую, пугающую мрачность. Сколько бы она ни пыталась игнорировать терзающее, давящее беспокойство, что тревожилось в одной из комнаток ее подсознания, отмахнуться от этого впитанного всеми ее органами чувств ощущения неправильности не выходило.

Иногда ей казалось, что во время двух самых близких встреч с Денисом за пять лет — в суде на прошлой неделе и перед тем — на форуме в Сочи, она прежде всего, на каком-то иррациональном, явно надуманном уровне восприятия улавливала предзнаменование беды.

Она не сомневалась, что подобные мысли, конечно, были глупостью. Обманом чувств. Неприятием действительности. Нелепым и навязчивым когнитивным искажением, от которого не найти покоя, но…

Денис… повзрослел. Слишком повзрослел.

Еще на сочинском форуме в декабре прошлого года она удивилась его внезапной, поражающей зрелости, что считывалась и в лице, и в фигуре, и в манере говорить, и в мимике — лишь раз или два за его выступления быстро исчезнувшими искрами промелькнули черты прежней беззаботности. В нем не стало меньше харизмы и истинно мужской красоты — напротив, как Катя однажды и предсказывала, он пополнил ряды тех мужчин, что ближе к сорока годам становились еще привлекательнее, чем в молодости. Его не портила даже борода, с которой она сама никогда бы его не представила.

Однако Денису словно было плевать и на собственную внешность, и на заинтересованные взгляды женщин, и Катя была почти уверена, что вспоминал он о столь полезных для любого оратора качествах вроде явной красоты и не имевшей физического воплощения притягательности только при выходе на сцену и затем в паре наиболее важных моментов речи.

Он улыбался, но не по-настоящему — она знала все его улыбки, и обмануть ее искусным растягиванием губ он не мог. Он шутил — своевременно и остроумно, — но будто вынужденно, как по науке рассчитывая, каким образом лучше привлечь внимание публики. В остальные минуты он казался погруженным в себя, далеким, закрытым ото всех обитыми металлом тяжелыми дубовыми дверями.

В те последние декабрьские дни Катя, ведомая любопытством и неверием, позволила себе дважды оказаться в зрительном зале. Она просто хотела… понять. Каким он стал человеком, каким являлся адвокатом. Узнать, из чего строится его жизнь. Пять лет — достаточный для сравнения срок.

Размах и успешность его правозащитной деятельности, которой в прошлом он уделал совсем немного времени, стали для Кати сюрпризом. Она не знала, как относиться к полученной информации и ничего не могла поделать с зародившимся в ней уважением. Может быть, не лишенным некоторого восхищения и вместе с тем, наверное, обиды.

Его карьерные успехи ее, конечно, не удивили. Никому и в голову не пришло бы сомневаться в уме, целеустремленности и работоспособности Дениса, когда дело касалось сферы его интересов.

Он всегда был таким: игнорировал важные, но обязательные занятия, если считал их скучными, и в то же время не мог остановиться, когда действительно чем-то увлекался. Если работал, то на максимуме своих физических и интеллектуальных способностей, если встречал книгу или тем более серию книг по душе, то обязательно находил все интервью, статьи и факты, если играл в футбол, то до победы и полного изнеможения.