Уведу родного мужа - Мария Ветрова

Все равно, когда ее наконец увезли, я вздохнула с облегчением. Бедная девушка находилась в бессознательном состоянии, а рана чуть выше правого виска была просто устрашающего вида. Возьми убийца на пару сантиметров ниже — и не миновать бы Любочке Вышинской присутствия на собственных похоронах… От одной мысли об этом я сразу простила Любочке все ее гадости.

Надо сказать, что мое облегчение, о котором я только что упомянула, было, к сожалению, очень кратким. И бесследно исчезло в ту минуту, когда я, проводив зареванным взглядом носилки с Любочкой, повернулась в другую сторону и… увидела знакомую физиономию капитана! Проследив за его преисполненным отвращения взглядом, я легко вычислила причину: капитан неотрывно, словно на привидение, пялился на мою ни в чем не повинную Варьку, клубочком свернувшуюся у ног Фрэда…

Да, воистину беда не приходит одна! Даже если бы Варька в прошлый раз не осквернила кабинет капитана, все равно в его глазах я выглядела бы подозреваемой номер один! Ментовская логика известна вообще всем, а любителям отвлекаться от реальной жизни детективами вроде меня и подавно! И если честно, разве не подозрительно на самом деле, второй раз выезжая на «особо тяжкое», заставать возле очередной жертвы все время одну и ту же девицу, якобы случайно оказавшуюся на месте преступления?!

Правда, если в прошлый раз я делила эту честь с невменяемой Танькой, то сегодня рядом со мной был спокойный и размеренный, как метроном, Фрэд. Но я-то была одна и та же! А что бы вы сами в таком случае подумали обо мне на месте белобрысого капитана, даже без Варькиного проступка?.. То-то и оно!..

Пока капитан медленно переводил на меня очень тяжелый взгляд, Фрэд встал и по собственной инициативе, подойдя к нему, предъявил какой-то документ в темных корочках с золотым тиснением. А я, вспомнив Танькины недавние инсинуации, очень пожалела, что нахожусь слишком далеко и не могу заглянуть моему телохранителю через плечо. Потому что, судя по реакции капитана, с трудом оторвавшего от меня взгляд и косо глянувшего в удостоверение Федора Степановича, документ этот был не только хороший, но прямо-таки выдающийся. Иначе с какой стати мой знакомый мент вдобавок к фиолетовому окрасу еще и мгновенно вспотел?.. После чего резво вскочил на ноги, что-то буркнул и снова сел на стул у коршуновского стола, за которым обосновался со своими бумажками. Неужели Фрэд настолько известная личность? Или он успел обучить восточным единоборствам непосредственное начальство капитана?.. Задумавшись над этими вопросами, я прослушала начало их разговора. А когда наконец прислушалась, то ничего уже не сумела понять.

— Такие вот дела, — сухо говорил Фрэд мрачно внимавшему ему капитану. — Хотите верить или нет, но так все и есть.

— Иными словами, не фиксировать? — буркнул белобрысый.

— Совершенно верно… Исключительно на уровне первичного дознания, а затем сразу готовьте к передаче.

И, подхватив на руки притащившуюся за ним к коршуновскому столу Варьку, отчего капитан передернулся, Фрэд вернулся ко мне. А заодно и к своим прямым обязанностям телохранителя.

— Ты как, в порядке? — поинтересовался мой благодетель. — Сумеешь выдержать опрос? Понимаешь, это, к сожалению, необходимо… Где ты, кстати, познакомилась с Широковым?

— С к-каким Широковым? — не сообразила я, поскольку фамилия белобрысого начисто испарилась из моей памяти.

— С капитаном, — пояснил Фрэд.

— На трупе, — вздохнула я. И, поймав удивленный взгляд Федора, уточнила: — На первом, том, на который в обморок упала…

— А-а-а, — понимающе протянул Фрэд, — значит, и туда на дознание Широков приезжал? Везет же ему! Да и тебе тоже…

Он с сомнением осмотрел мою наверняка вздувшуюся от рыданий физиономию с красными и уменьшившимися в два раза глазами и кивнул: «Ну, иди…»

И я пошла — во второй раз в жизни отвечать на вопросы следователя. Дотащившись до капитана, я плюхнулась напротив него, и пытка началась.

Даже если мне в будущем предстоит проходить свидетелем еще по дюжине убийств, все равно не пойму, в чем смысл некоторых вопросов, которые задаются в обязательном порядке, но вне всяких понятий о нормальной логике. Например, вопрос о том, была ли я знакома с жертвой. Поскольку только перед этим капитан тщательно и подробно записал параметры моего места работы (оно же место преступления), а Любочкины ему были сообщены сразу. Ясное дело, что была! Каким это, спрашивается, образом можно не быть знакомой с человеком, если работаешь с ним в одной комнате за соседними столами?!

Должна сказать, что и остальные вопросы, которые этот умник задавал мне часа два кряду, были не лучше первого. Зато дали ему возможность вдоволь поиздеваться над несчастной и без того подавленной случившимся женщиной.

Дальше наступила очередь Фрэда, и я еще раз убедилась, что бессовестный капитан действительно надо мной издевался. Потому что Федора Степановича он опрашивал в три раза короче, чем меня, хотя Любочкин почти труп мы нашли вместе!

Меньше всех от описанной процедуры пострадала Варвара, мирно проспавшая все это время. Громко и широко зевнув в ту минуту, когда белобрысый нас наконец очень неохотно отпустил, чувствительная Варька немедленно поняла, кто тут, пока она спала, обижал ее драгоценную хозяйку. И прежде чем покинуть пределы редакционной комнаты, моя умница, тихо зарычав, оглушительно облаяла на прощание капитана Широкова! Тем самым вызвав в моей душе хотя бы легкую тень удовольствия от мщения… И очень удивив Фрэда.

— Ну надо же, — сказал он, довершая начатое Варькой дело. — Такая ласковая псинка, я думал, она и гавкать-то не умеет… Странно! Вообще-то, говорят, собаки неплохо чувствуют людей…

И мы ушли. Особенно охотно это сделала я, не преминув кинуть уже с порога на господина капитана торжествующий взгляд победительницы.

Если Танька и намеревалась произвести на Фрэда впечатление своими телесами, великолепно просматривающимися сквозь французское неглиже, то она здорово просчиталась. Перехватив испуганный взгляд, каким он окинул мою подружку, очевидно взявшую за привычку охмурять подряд всех мужиков, которые оказываются рядом со мной, я даже почувствовала что-то вроде прилива бодрости. И едва не пробормотала вслух: «Фиг тебе!..»

Ну а поскольку все женщины, даже такие толстокожие, как Татьяна, мгновенно вычисляют свои шансы у представителей противоположного пола, моя иждивенка тут же скисла и потащилась на кухню варить кофе. Растворимых напитков она не признавала в принципе — так же как и полуфабрикатов. Вообще-то, Танькино прирожденное обжорство вполне компенсировалось ее же, тоже, наверное, прирожденными, кулинарными талантами. Если меня и примирило что-нибудь со сложившейся ситуацией, так это горячие обеды и ужины, поджидавшие дома с тех пор, как такой вот ужасной ценой восстановилась наша дружба. Ужины и обеды были такими вкусными — пальчики оближешь и язык проглотишь! И вообще выше любых похвал. Но, вспомнив об этом, я одновременно вспомнила и о том, что путь к сердцу любого мужчины лежит через желудок, и опять скисла. Правда, ненадолго, тут же встрепенувшись, я помчалась в ванную, где хранила свою лучшую косметику… Только восстановив самую сильную сторону своей натуры — внешнюю, я вдруг устыдилась: как же я могу думать о таких вещах в момент, когда Вилькина жизнь по-прежнему находится под угрозой?! Чем я, в таком случае, лучше этой предательницы Таньки, собравшейся по наущению прокурора стучать ментам на нашего супруга?!