Покорность - Мишель Уэльбек

Поначалу все шло как обычно, то есть скорее хорошо: девушки снимали вдвоем чудную студию около площади Монж, они зажгли благовония и поставили приятную музыку типа пения китов, я входил то в одну, то в другую по очереди, спереди и сзади, не испытывая ни усталости, ни удовольствия. И только через полчаса, когда я поставил Луису раком, произошло что-то неожиданное: Рашида поцеловала меня и с усмешкой скользнула мне за спину; сначала она положила руку мне на задницу, потом приблизилась и принялась лизать мне яйца. Понемногу, с растущим восторгом, я стал ощущать, как во мне возрождается позабытая дрожь счастья. Возможно, мейл Мириам и тот факт, что она в некотором роде официально меня бросила, что-то высвободили во мне, не знаю. Ошалев от благодарности, я сорвал презерватив и обернулся навстречу ее губам. Через две минуты я кончил ей в рот; она добросовестно слизнула все до последней капли, а я гладил ее по голове.

Уходя, я всучил каждой еще по сто евро на чай; не исключено, что мои пессимистические выводы были преждевременны, эти девочки тому живое свидетельство – в придачу к невероятному преобряжению моего отца на старости лет; как знать, если бы я постоянно встречался с Рашидой, между нами в конце концов возникло бы любовное чувство, во всяком случае, у меня не было ровным счетом никаких причин утверждать обратное.

Это мимолетное дуновение надежды я ощутил в тот момент, когда вся Франция испытала прилив оптимизма, чего с ней не случалось после завершения Славного тридцатилетия полвека тому назад. Первые шаги правительства национального согласия, созданного Мохаммедом Бен Аббесом, были единодушно признаны большим успехом, никогда еще только что избранный президент Республики не получал такого кредита доверия, тут все обозреватели сошлись во мнениях. Я часто вспоминал слова Таннера о честолюбивых международных планах нового президента и с интересом отметил про себя новость, которая была оставлена без комментариев: речь шла о возобновлении переговоров относительно вступления Марокко в Евросоюз; что касается Турции, то тут уже даже были назначены точные даты. Таким образом, воссоздание Римской империи шло полным ходом, да и в плане внутренней политики Бен Аббес действовал безошибочно. Непосредственным результатом его избрания стало падение уровня преступности, причем очень резкое: в самых проблемных кварталах цифры сократились прямо-таки на порядок. Он также мгновенно достиг успеха в борьбе с безработицей – кривая показателей буквально рухнула вниз. Такой удачей он был обязан, вне всякого сомнения, массовому уходу женщин с рынка труда, что, в свою очередь, стало результатом значительного увеличения семейных пособий – первой социальной меры, так символически предложенной новым правительством. Правда, эти деньги выплачивались при условии полного отказа от всякой профессиональной деятельности, отчего левые поначалу слегка поскрежетали зубами, но едва им стало понятно, как на эту меру реагируют показатели безработицы, вышеуказанное скрежетание само собой утихло. Бюджетный дефицит при этом нисколько не вырос: увеличение семейных пособий было полностью компенсировано радикальным сокращением расходов на образование, которые у предыдущего правительства занимали – с большим отрывом – первую строчку государственных расходов. В рамках новой системы обязательное школьное обучение ограничивалось начальными классами – то есть лет в двенадцать дети получали аттестат о законченном образовании, что считалось нормальным завершением учебного процесса. Далее государство поощряло только ремесленное обучение, что же до средней и высшей школы, то этот этап стал сугубо частным. Все эти реформы были направлены на то, чтобы “вернуть почетное место и утраченное достоинство семье как основополагающей ячейке нашего общества”, – заявили новый президент и его премьер в весьма странном совместном выступлении, причем в голосе Бен Аббеса звучали даже какие-то мистические нотки, а Франсуа Байру, с блаженной улыбкой на устах, фактически исполнял роль Ганса Колбаски из немецких народных комедий, повторяющего в шутовской и слегка гротесковой манере слова главного героя. Мусульманским школам, понятное дело, опасаться было нечего, когда дело касалось образования, щедрость нефтяных держав не знала границ. Куда удивительнее было то, что некоторые католические и еврейские учебные заведения тоже вроде бы вышли сухими из воды, обратившись за помощью к руководителям предприятий; во всяком случае, они объявили, что собрали необходимые средства и новый учебный год начнется вовремя.

Внезапный развал бинарной системы противостояния правоцентристов и левоцентристов, с давних пор определявшей политическую жизнь Франции, поначалу поверг средства массовой информации в ступор, граничащий с афазией. Больно было смотреть, как несчастный Кристоф Барбье в скорбно приспущенном шарфе, слоняется с жалким видом из одной телестудии в другую, понятия не имея, как комментировать исторический переворот, который он не сумел предугадать, как, впрочем, и никто другой. Тем не менее с течением времени понемногу сформировались очаги сопротивления. Для начала в среде левых антиклерикалов. Под влиянием таких неожиданных персонажей, как Жан-Люк Меланшон и Мишель Онфре, были организованы протестные акции; Левый фронт[16] никуда не делся, во всяком случае, на бумаге он еще существовал, и стало ясно, что Мохаммед Бен Аббес получит к 2027 году вполне достойного соперника – не считая, само собой, кандидатки от Национального фронта. Зато подали голос некоторые другие движения, вроде Студенческого союза салафитов: осуждая неуклонно растущее число аморальных поступков, они потребовали применения шариата на практике. Так возрождались некие элементы политической дискуссии. Она обещала стать дискуссией нового типа, резко отличающейся от полемики, принятой во Франции в последние десятилетия; ее скорее можно было сравнить с той, что утвердилась в большей части арабских стран; и все-таки это было что-то вроде дискуссии. А наличие политической дискуссии, пусть даже мнимой, необходимо для гармоничного функционирования средств массовой информации, а возможно, и для поддержки в народе хотя бы формального чувства демократии.

Но и помимо этой внешней суеты Франция менялась на глазах, и изменения эти были фундаментальными. Вскоре стало очевидно, что Мохаммед Бен Аббес, даже независимо от ислама, человек идейный; когда, отвечая на вопросы прессы, он заявил, что на него оказал влияние дистрибутизм, все присутствующие буквально онемели от изумления. Вообще-то он уже это заявлял, и не раз, во время своей предвыборной кампании; просто журналисты, имея обыкновение пропускать мимо ушей непонятную им информацию, не заметили и не обсудили его заявление. Но на сей раз оно исходило от действующего президента, и им ничего не оставалось, как освежить свои знания. Таким образом, в течение следующих недель широкой публике стало известно, что дистрибутизм – это экономическая философия, зародившаяся в Англии в начале XX века под влиянием известных мыслителей Гилберта Кита Честертона и Хилэра Беллока. Они отмежевывались в равной степени от капитализма и от коммунизма, приравненного к государственному капитализму, и предлагали “третий путь”. Их основной идеей было объединить труд и капитал. Естественной формой предпринимательства должно стать семейное дело; когда же для определенных видов производства возникает необходимость объединиться в более крупные образования, следует сделать все возможное, чтобы работники, став акционерами своего предприятия, разделяли ответственность по управлению им.

Дистрибутизм, уточнил позднее Бен Аббес, отнюдь не противоречит учению ислама. Это уточнение было нелишним, поскольку Честертон и Беллок при жизни были известны, кроме всего прочего, как ярые приверженцы католической церкви. Довольно быстро стало ясно, что, несмотря на откровенный антикапитализм этой доктрины, Брюсселю, по сути дела, не стоило опасаться такого поворота событий. На практике основные меры, принятые новым правительством, заключались, с одной стороны, в полной отмене государственной поддержки крупного бизнеса, против которой уже давно выступал Брюссель, считая это посягательством на принцип свободной конкуренции, а с другой – в установлении благоприятного налогового режима для мелких и индивидуальных предпринимателей. Эти инициативы сразу получили всенародную поддержку; на протяжении последних десятилетий молодежью поголовно завладела мечта “начать собственное дело” или, по крайней мере, получить статус, позволяющий работать на себя. Между тем эти меры прекрасно вписались в новые принципы национальной экономики: вопреки дорогостоящим программам реструктуризации, крупные производства во Франции продолжали закрываться одно за другим, в то время как сельскому хозяйству и мелким предпринимателям удавалось выкручиваться и даже, как говорится, постепенно наращивать свою долю рынка.