О чем думала королева? (сборник) - Леонид Шифман

– В конце моей повести Джек открыл издательство, обещая авторам детективных романов очень большие гонорары. Он мог это себе позволить: ведь он не выпускал книги, а продавал своим дружкам чужие идеи. Налаженный бизнес. И попался он лишь потому, что его компаньон прокололся на краже картин по рецепту Джулии. Он решил, что Джек заложил его полиции, чтобы завладеть всем предприятием. В отместку он взвалил всю вину на Джека.

– В многомирии всегда найдется хотя бы один мир, в котором добро побеждает зло. Теорема добра называется. Так что зло и вправду всегда наказуемо.

– Да, но я не об этом. Представьте себе: я закончил повесть и стал искать подходящее издательство. И нашел, как две капли трудового пота, похожее на описанное мною! И даже письма из него некто подписывает инициалами Дж. Г.!

– Джек Говард!

– Но Джек Говард в тюрьме…

– Конечно, но признайтесь, вы же рассматривали вариант, при котором Джек избежал ареста?

– Да, но очень недолго.

– Это уже не имеет значения! Вы сами породили мир, где издательство Джека процветает.

– Именно это я и ожидал от вас услышать.

– Значит, вы неплохо усвоили то, что я вам сегодня рассказал!

– Возможно. Но с одним вашим утверждением я не могу согласиться.

– И это?..

– Талант Джулии отнюдь не уникален!

Я поднялся, пожал руку Ларри Хэмильтону, бросил двадцатидолларовую бумажку на стол и твердой поступью человека, не сомневающегося в том, что его провожают глазами, покинул кафе.

Павел Амнуэль О чем думала королева?

Интервью с лауреатом Нобелевской премии

по физике за 2016 год Игорем Никитичем Журбиным.

Полная запись 1.

Интервьюер – Ирина Вадимовна Михайлова.

Извините, если мой первый вопрос окажется не очень оригинальным, наверняка вам его уже много раз задавали в последние дни. Но все-таки спрошу: что вы почувствовали, когда узнали о присуждении вам Нобелевской премии?

Вы правы, вопрос не оригинальный… Знаете, ровно ничего. Ну, то есть, совсем. Включил утром ящик, давали новости, ничего интересного: война пилотников в Иране, газовый конфликт между Суданом и Ливией… Потом новости науки: астероид Апофис, какое счастье, больше не угрожает Земле, российскому ученому Игорю Журбину присуждена Нобелевская премия по физике за две тысячи шестнадцатый год… Помню, я подумал: странная формулировка – «за исследования в области эвереттической эрратологии». На самом деле формулировка точная, но для большинства непонятная, надо было как-то ясней выразиться. Скажем: «за работы по единичным выбросам в экспериментальных»… Нет, это еще хуже. Трудно, знаете, коротко сформулировать идею, в которой соединено множество понятий из разных областей науки… Вот как-то так.

Но вы ничего не сказали о…

О том, что я при этом почувствовал? Я же говорю: ничего. Сидел и думал о том, как бы правильнее сформулировать. Я не глухой, имя свое хорошо расслышал. Принял к сведению… Ваш следующий вопрос?

Давайте вернемся к самому началу. Когда вы заинтересовались этой проблемой? С чего все началось?

Началось… Начало было очень банальным. То есть, банальным – с моей точки зрения, да и то сегодняшней, а тогда я все воспринимал очень серьезно. Ваши читатели наверняка и сейчас скажут: как романтично…

Романтика? Это то, что нужно! Я вас внимательно слушаю.

Вы или ваша камера?

Мы обе.

Мне было тогда девятнадцать. Можете подсчитать: одиннадцать лет назад. Пятый год. Я был на первом курсе питерского физфака, жил с родителями… неважно. То есть, важно, конечно, потому что физиком я решил стать в пику отцу, знаете, как это бывает в таком возрасте – хочется быть самим самой, а не таким, как все, и уж, во всяком случае, не таким, каким все хотят меня видеть. Отец мой был менеджером в питерском филиале немецкой фирмы, которая занималась в России закупками… ну что тогда можно было у нас закупать… сырье, да, не нефть и не газ, на этот рынок папиных немцев не пустили, но у нас и без нефти с газом есть что… страна богатая, порядка только нет… Но я не о том.

О вашем отце в нашем журнале была заметка – в тот же день, когда вам присудили премию.

Да? Могу представить, что там о нем… Неважно. Я хочу сказать, что отец и меня хотел видеть крутым бизнесменом, чтобы я ездил на работу в «форде-чероки», и чтобы меня приглашали на приемы… Его не пригласили ни разу, даже на инаугурацию Матвиенко, а тогда созвали чуть ли не всех, кто имел какое-то отношение к крупному бизнесу. Вот папа и хотел, чтобы сын… Понятно: грезы родителей о светлом будущем их ребенка – таком, какое им лично представляется правильным и надежным. Мне это не нравилось. И меньше всего хотелось ездить в «форде-чероки» с пуленепробиваемыми стеклами, и чтобы на перекрестке Невского и Лиговки кто-то, проезжая мимо, всадил в меня очередь из «калаша». Я ужасно боялся смерти. В таком возрасте все боятся – то есть, мне так кажется, что все должны до смерти бояться смерти, именно потому, что теоретически она представляется такой далекой, что и не видно, а практически можешь в любой момент попасть под машину, или камень на голову свалится… В общем, не то чтобы я все время смотрел на крыши, как бы что не свалилось, но на красный дорогу не переходил никогда. И уж точно не хотел, чтобы меня пристрелили, как… Вставьте любую фамилию, хорошо? Да, и потому… То есть, в пику папочке, на самом деле, я решил выбрать такую профессию, чтобы сидеть в тихом месте, получать немного, но чтобы хватило на жизнь, не высовываться, и в то же время иметь возможность – хотя бы потенциальную – быть не таким, как все. Другим. Это очень важно, и, думаю, в любой ветви это мое желание осталось таким же: быть другим, отличаться, оставаться собой, хотя я в то время, если честно, не знал себя сам настолько хорошо, чтобы четко понимать: что же это такое – быть именно собой. Какой я на самом деле?..

Как бы то ни было, профессия физика этим критериям удовлетворяла. Вы скажете, что нужны еще способности, призвание… Они у меня были – способности, я имею в виду. А призвание, кстати, является производным от способностей, призвание можно понять уже потом, когда становишься кем-то – возможно, по чистой случайности, – и тогда понимаешь: да, это и есть оно, призвание. Способности у меня были: вы уже раскопали, наверно, что в седьмом классе я получил грамоту за победу в математической олимпиаде? Районной, правда, до городской не добрался. Будете смеяться: в тот день в кино была премьера какого-то… третьего, кажется, лукасовского фильма. И я выбрал. Пошел в кино, а не на олимпиаду. Папочка, кстати, отнесся к моему выбору вполне лояльно, в отличие от мамы: она почему-то в тот вечер со мной не разговаривала… Неважно. Я не о том хочу рассказать, да и вы меня не о том спрашивали.