Дневник священника. Мысли и записки - Константин Владимирович Пархоменко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…
Иногда люди очень умиляют. Приходит на исповедь прихожанка в роскошном ярком пончо. Я, поздоровавшись, говорю ей:
– Какое у вас красивое пончо!..
Она:
– Пончо-то хорошее… – Помолчала. – Сама значительно хуже…
…
Женщина просит освятить крестик. Очень маленький, крошечный. Я изумленно беру его на палец (умещается на кончике пальца) и говорю:
– Кому это такой маленький крестик?
Думаю, может быть, внучке. Женщина – полная, большая – говорит:
– Мне!
Я, изумленно:
– Зачем же вам такой маленький крестик?
Женщина, сделав серьезное лицо:
– Просто устала… Не хочу большой крест по жизни нести…
А другие люди, когда у них родился ребенок, наотрез отказались крестить его.
– Почему? – спрашивает их знакомая, наша прихожанка.
– Мы не хотим, чтобы наш сынок принял на себя жизненный крест.
Эти люди думают, что, если жить без Бога, без Церкви, проживешь безмятежно, «без креста». А я вспомнил слова святителя Феофана Затворника. Он говорил, что у нас есть жизнь и мы ее все равно проживем, со всеми ее испытаниями, лишениями, но и радостями. Только проживем мы ее или в одиночку, или с Богом, с Его помощью.
…
«Если верить отражению в луже, человек – довольно зыбкое, мелкое и мутное существо» (анекдот из газеты).
А ведь верно. Тот, кто видит все и всех плохими, по сути, смотрит на всех глазами грязной лужи.
Мои педагоги
А я вновь и вновь мысленно возвращаюсь к своей семинарии. Пока не все забылось, надо записать.
Ректор протоиерей Владимир Сорокин
Несколько дней назад захожу в Князь-Владимирский собор, а там вовсю идет разгрузка: комбинат «Петрохолод» (замороженные полуфабрикаты) пожертвовал собору целую машину постных полуфабрикатов для раздачи малоимущим прихожанам. Увидев меня и узнав, прихожане кричат:
– Эй, батюшка, идите сюда, мы вам дадим постных пельменей!
…Узнаю стиль дорогого моему сердцу отца Владимира Сорокина, настоятеля собора, а в бытность мою студентом – ректора Семинарии и Академии.
Отец Владимир – чрезвычайно предприимчивый и активный человек. Общаясь с представителями бизнеса, торовато видит, чем этот человек может быть полезен делу Церкви. Кто-то будет им подключен к просветительским проектам, кто-то сможет помочь старикам или детям, кто-то поучаствует в другом проекте.
В дни моей учебы на адрес Семинарии и Академии постоянно приходили фуры из Европы с гуманитарной помощью. Помощь эта от церковных организаций адресовалась в первую очередь Ленинградской епархии и Семинарии. Но епархия отдавала львиную часть этой помощи нуждающимся государственным учреждениям: приютам, больницам, а также, адресно, нуждающимся пенсионерам. А мы, студенты, участвовали в разгрузке этой помощи, а также разносили по домам стариков пакеты и коробки с продуктами. Муниципальные власти предоставляли в Семинарию списки нуждающихся, пенсионеров, инвалидов, и помощь доставлялась. Многие ленинградцы-петебуржцы помнят эти посылки с продуктами, многие больницы и приюты держались именно на этой помощи, но мало кто знает, что помощь эта шла в наш город не благодаря усилиям власти, которая в спешном режиме делила лакомые куски города (прихватизировала), а благодаря активным усилиям церковных организаций. Примечательно, что помогали мы этой помощью не только верующим, но и неверующим, словом, всем нуждавшимся.
Вспоминаю, как после занятий в качестве послушания нес «в адреса» эти огромные посылки, килограммов по десять, и старики, подозрительно открывавшие дверь, не могли понять: «Мы неверующие, почему Церковь нам помогает?..»
На разгрузку машин (обычно большая фура) брали 6–8 семинаристов. Мы несколько часов разгружали коробки или мешки, и в качестве вознаграждения нам давали что-то из разгруженного. Например, сухое молоко, консервы, кофе, конфеты. Для студента, тем более тех, перестроечных, голодных лет, это было большим подспорьем. И сам полакомишься, и братьев по комнате угостишь, или привезешь домой, родителям, в подарок.
Однажды поздно вечером пришел грузовик шоколада из Германии. Нас, человек шесть, сняли с ужина и направили на разгрузку. Заведовала приемом гуманитарной помощи одна девушка. Она поступала на регентское отделение (отделение, готовящее руководителей церковных хоров), но не поступила. Ее взяли на послушание при Семинарии на год и назначили заведовать гуманитарной помощью. И тут воочию можно было увидеть, как грех любоначалия (любви к собственной власти) очень быстро развратил эту девушку. Получив в прямом смысле грошовую власть, она стала грубо разговаривать со студентами, которые помогали на разгрузке. Как надсмотрщик, она командовала, давала указания и бежала доносить Инспекции на студентов, которые сделали что-то не так.
И вот мы разгружали до полуночи этот шоколад. Фура на несколько тонн. Когда работа была окончена и склад был забит коробками, мы спросили эту девушку:
– Можно мы возьмем по пачке шоколада?
В пачке было 10 стограммовых плиток.
– Совсем обнаглели! Берите по шоколадке и идите по комнатам.
Мы стоим и обсуждаем все это, и так обидно стало. Часов шесть мы разгружали фуру, очень устали, ну что им, жалко дать нам по пачке шоколада? Наша надсмотрщица ушла оформлять какие-то бумаги. Мы постояли-постояли, а потом взяли по пачке и пошли по комнатам.
Только улеглись – крики, беготня. Инспектор вместе с этой девушкой – она донесла – приказывают весь шоколад сдать. Один семинарист уже полплитки съел.
– Как тебе не стыдно! – кричит наша начальница. – Ты у меня (ты у меня – ничего себе выражение. – Свящ. К. П.) завтра пойдешь, купишь шоколадку и вернешь, а то тебя вышибут из Семинарии!
Плюнули мы, собрали и сдали шоколад. Противно все это.
Но соль в другом. Утром вся Семинария обсуждала новость: ночью нашу начальницу на скорой увезли в больницу – отравление шоколадом. Объелась. Говорили, что она съела больше килограмма…
Больше она в Семинарию не вернулась. Из больницы уехала домой.
Но я отвлекся: рассказывал-то я не о гуманитарной помощи, а об отце Владимире Сорокине.
Энергия христианского делания отца Владимира выразилась в том, что по заведенной им традиции в день Пасхи он вместе со студентами на семинарском автобусе выезжал в пригород Петербурга, Металлострой, в колонию строгого режима. Для меня
