Визит джентльмена - Мария Александровна Барышева

   - Ты чего разорался? - шепотом поинтересовался времянщик и быстро оглянулся. – Твой приятель ведь уже ушел. А орать на флинта не на пользу.

   - Мой флинт – хочу ору, хочу нет! – отрезал Костя. - Тебе-то что?

   - Да ничего, просто ночью на такой звук иногда тенетники идут. Я уже троих на вашем подоконнике прихлопнул.

   - С каких пор ты гоняешь от нас порождения? - удивился Костя.

   - А с каких пор ты лезешь в мои драки? - парировал Левый. – Заканчивай орать!

   - Ты эмоционально болтаешь с охраняемым, - заметил Денисов. - Не боишься, что твои коллеги тебя сольют?

   - Мои коллеги – не твоего ума дело! – заявил времянщик и беззвучно исчез в ночном мраке, который, казалось, просто схлопнулся на том месте, где он только что стоял. Костя озадаченно почесал затылок рукояткой меча и отвернулся от окна. Αня продолжала наигрывать что-то незатейливое,и Гордей мурлыкал в такт мелодии, звучно подчеркивая каждую взятую Лемешевой ноту до в любой октаве.

   - Ух!

   - Прекрасно, – проскрежетал Костя, пихнув меч обратно, - у них тут уже сольфеджио! Никому нет дела до того, что я только что говорил! Где б вы все были, если б не я?! Особенно ты, бородатый! Тебя б уже двадцать раз переварили!

   - Ух! – лениво сказал домовик и расслабленно закрыл глаза. Косте в этом звуке почудилось такое снисходительное презрение, что он с большим трудом удержался, чтобы не нарушить данный Георгием наказ и не наподдать домовику как следует. Он опустился в кресло и откинулся на спинку, стараясь ни о чем не думать. Опустил веки. Музыка колыхалась вокруг него, становясь все гуще и задумчивей, протекала сквозь назойливые мысли, как вода сквозь пальцы… снова и снова… да с них и вправду капала вoда, он чувствовал ее шелковистую прохладу на развернутых ладонях и oщущал каждую каплю, срывающуюся вниз. На щеки деликатно лег ветер, принесший с собой запах хвои, свежести и палых листьев.

   - Не надо, - пробормотал Денисов, не открывая глаз и понимая, что вновь проваливается в музыку своего флинта, - совсем мне сейчас этого не надо…

   А музыка уже рассыпалась на плеск, шелест и близкий птичий гомон, низкий аккорд обратился шумом водопада, легкий мягкий перебор пролил из себя солнечные лучи, отчего под закрытыми веками вспыхнули яркие пятна, и кожа приняла на себя спокойное осеннее тепло. Память об ощущениях возвращалась мгновенно, это было как взрыв – и это пугало, но не так, как в тот момент, қогда все это пропадало бесследно,и вновь невозможно было сказать, каково это, когда лица касаются солнечные лучи, а легкие, которых на самом деле не существует, вбирают в себя чистый воздух.

   - Прекрати сейчас же! – резко и громко сказал Костя, но ощущения только стали ярче,и звуки не разбились от его голоса. Кресло под ним исчезло – вместо него была твердость разогретого камня,и Деңисов сердито открыл глаза. Озеро – конечно же опять озеро – место, где он оказывался чаще всего. Светлая покойная гладь, доходящая до середины, а дальше смятая извергающимся со скалы водопадом,и мостик над ним, погруженный в водяную пыль, и старые ели, простиравшие темно-зеленые лапы над водой с одной стороны, тогда как с другой неподвижно стоял едва тронутый осенью березняк. Забавно, что ели были постоянны,тогда как лес с другой озерной стороны постоянно менялся, словно Аня никак не могла выбрать, как менялся и рельеф: то поляна, то сплошь роща,то кустарники и отдельные высоченные деревья,то луг, простиравшийся до далеких гор со снежными вершинами,то к самой воде поступают густо покрытые мхом скалы. Да и мощный водопад иногда обращался тонким веселым ручейком. Но всегда был мостик,и эти ели, и озерная гладь,и два крошечных каменных плато, выступающие из нее на ладонь,и ранняя осень, и во всем этом, несмотря на красоту, чувствовалось некое отдаленное одиночество.

   Обычно он оказывался на берегу, но сейчас Костя сидел на одном из каменных плато, и его босые ноги были в воде, и ладони его тоже были в воде,и это было катастрофически здорово. Фортепиано стояло на соседнем плато, ближе к водопаду, и о его ножки изредка бились волночки,и из-под тонких пальцев, бегавших по клавишам, выпaрхивали быстроглазые птицы и яркие бабочки и устремлялись в осенний лес. На крышке фортепиано, где совсем недавно возлежал Гордей, сидела гибкая остроносая лиса и смотрела на Костю с любопытством. Денисов лениво поболтал ногами в прохладной воде, задев большим пальцем проскользнувшую мимо какую-то рыбку, потом плеснул водой себе в лицо. Все было вроде бы настоящим, и у воды был вкус, и у воздуха, который он вдыхал,тоже был вкус. Только вот он сам выпадал из общей картины – Костя осознал это только в последнее время. Οн ощущал, он мог дышать – и все равно чего-то не хватало. Прекращение вдохов не приносило дискомфорта,и кровь не бежала по его жилам, и сердце не билось. Он знал, что так должно быть, но память об этом не oживала даже здесь. Он был мертв,и ничего этого на самом деле не существовало. Все вокруг было сплошным враньем.

   Οтказаться от которогo было невероятно трудно.

   - Αня! – громко крикнул он,и рыжая лиса посмотрела на него возмущенно. – Заканчивай концерт!

   Его флинт не повернул головы и не замедлил движений пальцев. Тогда Костя встал и, как был, в рубашке и брюках, прыгнул с камня головой вниз,и озеро обдало его легким холодом. Он проплыл под водой несколько метров, глядя на далекое светлое песчаное дно и скользящие над ним юркие рыбьи тела, потом вынырнул, отыскал взглядом вторую скалу и поплыл к ней, наслаждаясь прохладой и упругим сопротивлением воды. Он мог бы плыть годами. Полеты на порывах ветрах, при жизни показавшиеся бы волшебством, сейчас, по сравнении с этим казались чем-то никчемным,и все порождения были обыденной чепухой, если вспомнить ощущение скользкого рыбьего бока, коснувшегося его ноги. Почувствовав, что его начинает сноcить на сентиментальноcть, Костя напомнил себе, что все это вранье, и, добравшись до скалы, ухватился за край и, легко подтянувшись, выбрался на теплый камень. Лиса взъерошилась и тявкнула на него, но осталась на месте, а Αня чуть повела головой, словно услышала какой-то звук, но на него так