Будь готов! - Борис Орлов

Сижу очарованный этими словами, когда он еще тише добавляет:

— Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир.

И вновь меня с невообразимой силой обжигает ПРОЗРЕНИЕ: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное…»

— …Брат Георгий: вот я шел с пионерами и зрел, яко они живут по закону Иисусову, почитая друг друга братом и сестрой, не делая различия ни для эллина, ни для иудея, ни для иных… И воистину возносят они хвалу пророкам своим, но разве они не лжепророки, отвергшие Слово Божье? Ибо нет у них ни бога, ни дома его, и нигде не возносят они молитв…

— Никто не приставляет заплаты к ветхой одежде, отодрав от новой одежды; а иначе и новую раздерет, и к старой не подойдет заплата от новой. И никто не вливает молодого вина в мехи ветхие, а иначе молодое вино прорвет мехи, и само вытечет, и мехи пропадут; но молодое вино должно вливать в мехи новые, тогда сбережется и то и другое. И никто, пив старое вино, не захочет тотчас молодого, ибо говорит: старое лучше. Разве не видишь ты, брат Алексий, что новое время пришло, и новые пророки несут Слово божие, и несть числа им. А что до законов, то разве не «Сын Человеческий есть господин и субботы?»

— Но брат Георгий, даже я нарушаю законы. Ведь в той же Нагорной проповеди говорил Иисус, что грех даже глядеть на женщину с вожделением. А я…

Продолжать у меня не получается, потому что тут же перед внутренним взором встает Мария. Такая живая, такая нежная, такая моя…

— И в том не зрю я греха на тебе, брат. Вспомни: «…привели к Нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и поставив ее посреди, сказали Ему: Учитель! эта женщина взята в прелюбодеянии, а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь? Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания. Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на нее камень. И опять, наклонившись низко, писал на земле.

Они же, услышав то и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних. И остался один Иисус и женщина, стоящая посреди. Иисус, восклонившись и не видя никого, кроме женщины, сказал ей: женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя? Она отвечала: никто, Господи. Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши». Разве не то же и с тобой, брат? Кто обвинит тебя, кто осудит?

— Но я… я не могу пойти и не грешить, брат… Ведь я люблю ее, а постриг…

— Скажи мне, брат Алексий, а хорошо ли ты знаешь Писание? — неожиданно вопрошает брат Георгий, впиваясь в меня взглядом. — Достаточно ли ты читал и изучал его, дабы говорить, учить и рассуждать о нем?

Я знаю Писание, и я много раз читал и перечитывал Книгу, каждый раз находя все новые и новые красоты, чудеса и откровения… Но когда он так спрашивает… Не знаю, что и отвечать…

— Я много раз читал Писание, брат Георгий, но как я, недостойный и смиренный инок, могу судить о том, достаточно ли я его знаю? Должно быть, нет, раз ты вопрошаешь меня об этом…

— А раз так, — брат Георгий поправляет ремень, удобнее располагает кобуру, — раз так, то вот тебе Писание, перечитай и покажи мне место, где Господь наш воспретил славящим и восхваляющим Его жить с женой. Поищи.

Я быстро перебираю в уме все, что сказано в Писании, и понимаю, что ни в одной из книг Ветхого завета, и ни в одном Евангелие такого не говорится. О чем и сообщаю брату Георгию. Тот усмехается:

— Так в чем же дело, брат Алексий? Или ты законы, выдуманные человеками, ставишь выше Закона Божеского?

— Нет, но я… — решение неожиданно приходит само собой.

Встаю, поправляю новую рясу, любезно предоставленную мне колхозниками, поправляю кожаный ремень, который подарила мне Мария:

— Брат Георгий. Прошу тебя оказать мне милость и услугу.

Тот лукаво улыбается, от хитро прищуренных глаз разбегаются лучики-морщинки:

— Чего же ты просишь у меня, брат мой?

— Смиренно припадаю к стопам твоим и помощи твоей взыскую. Обвенчайте нас — меня и девицу Марию…

Георгий улыбается еще шире:

— А я все думал: попросишь или нет? Конечно, брат, я с большим удовольствием окажу тебе эту услугу. Венчание на завтра назначим — хорошо ли?

Так. Теперь только остается уговорить Марию. Если судить по ее характеру, то это будет нелегко сделать. Но тут я вспоминаю ее глаза, ее взгляд, которым она смотрит на меня… Не-е-ет, уговаривать ее будет не сложнее, чем пушинку легчайшую поднять…

— Благодарю, брат Георгий, хорошо.

— Вот и ладно. Развеял ли я сомнения твои, брат, снял ли с души груз?

— Отчасти… От большей части.

Он опять улыбается:

— Тебя теперь хощу вопросить, брат Алексий. Как мыслишь ты дальнейшее? Пойдешь ли с пионерами в Артек, коего взыскуют они яко реки, млеком и медом текущей, али останешься с нами, дабы приять учение коммунистическое и передать его после в Пионерии и иных местах?

Остаться здесь? Я бы с радостью и восторгом душевным остался бы здесь, чтобы узнать получше и понять все учение коммунистическое, но покинуть пионеров? Не будет ли сие предательством, яко отречение Петрово или донос Иудин? И Мария?..

— Открою тебе, брат Алексий, что на Правлении решали вопрос о том, чтобы просить пионеров оставить здесь представителя, яко посланника, коий решать станет вопросы меж Колхозом нашим и Пионерией возникнуть могут. И постановили: договориться с пионерами, дабы остался здесь один пионер — годами не отрок, и двое-трое отроков вместе с ним. И говорили уже, что можно было бы просить начального над пионерами, тезку твоего Алексея, об оставлении здесь девы Марии, аки старшей, и тех, кого сама она изберет… — Он прерывает речь и долго смотрит на меня испытующим взглядом — Не поможешь ли убедить их? Урона им от того не будет, сие — дело благое. И связь нам с Пионерией нужна, и тебе, брат Алексий полезно будет с нами побыть. Обучишься и коммунизму, и много еще чему. Должно тебе, к примеру, оружием владеть не токмо духовным, ибо сказано было: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч»…

Георгий вновь замолкает. Молчу и я, осмысливая сказанное и услышанное. Георгий прав: для пионеров я сейчас — обуза, но если меня научат… А учиться я буду прилежно…

— Мыслю я, — продолжает брат Георгий после длинной паузы, — что хорошо будет, коли ты, брат Алексий, обучившись, с нашими комсомольцами сходишь поставки в центр обеспечить. Ибо в походе сем многотрудном утешительное слово пастыря как никогда надобно. И коли останешься ты здесь, то куда как легче станет тебе после, когда в Пионерию с матушкой своею вернешься…

Проповедовать в Пионерии? Узреть самому… Да что «узреть»?! Воздвигнуть Храмы во имя Ленина, во имя Гайдара, во имя Деда Афгана донести до пионеров слова святого равноапостольного Иосифа, святого блаженного страстотерпца Лаврентия, преподобного Феликса… Но достанет ли моих малых сил, Господи, для того, чтобы свершить сей великий подвиг?!

«Господи, вразуми!» — вот с этой мыслью я поднимаю глаза и натыкаюсь взглядом на фрагмент храмовой росписи. На фреске — Святой апостол Андрей Первозванный, а рядом с ним, одесную и ошуюю, стоят святые Иосиф и Лаврентий. Святой великомученик и страстотерпец Лаврентий словно пронзает меня своим пристальным взглядом, как бы вопрошая: «Достоин ли ты, простой инок, встать под хоругви коммунизма и готов ли ты узреть истину?» Святой же, равноапостольный Иосиф, облаченный в серо-зеленую простую одежду, неброский и невидный, будто обласкивает меня взором, ободряя и утешая: «Достоин, достоин. И сил душевных тебе достанет, товарищ…»

— Брат Георгий! Я приложу все силы, дабы свершилось все по словам твоим!..

Глава 7

То, что мы увидели, внушало. И еще как внушало! Экраноплан «Лунь», чудовищная махина весом почти четыреста тонн, был страшным оружием. Первоколхозники умудрились захватить его чуть ли не сразу после Великой Тьмы, отогнали вверх по Волге и Оке, обходя пологими берегами разрушенные мосты, и поставить к себе. После он долго выстаивал в тайном затоне, дожидаясь своего часа, и вот…

Колхозники, как сумели, переделали громадину, сняв с нее ракеты, установив башни с автоматическими пушками и дополнительные топливные баки, доведя радиус действия чудовища до двух с половиной тысяч километров. И стал «Лунь» основным средством обеспечения «поставок в центр». А расширившиеся и размножившиеся после Тьмы реки, позволили колхозникам беспрепятственно совершать неожиданные налеты на дальние земли. Показывая на одну из залатанных пробоин высокого борта, старпом экраноплана небрежно заметил: