Блондинка за левым углом - Галина Куликова

— А я? — спросил Медведь. — Что буду делать я?

— Во-первых, изучи старухин альбом.

— Да там вырезки из журналов! Я биографию Сандры Барр и так знаю наизусть!

— Нужно проверить, нет ли в подборке материалов какой-нибудь системы. Нет ли заметок карандашом — может быть, на обратной стороне. И позвони в больницу — вдруг Барровская пришла в себя. Вот тут ее сумка — хороший предлог, чтобы попасть в палату и пообщаться с ней с глазу на глаз.

— Но я с этим быстро справлюсь, — предупредил Медведь, почувствовавший себя обделенным. — И что я буду делать потом?

— Просматривать записи Абражникова, — напомнил Корнеев. — Я вынес из офиса целую груду бумаг. В его ноутбуке ничего стоящего нет, остаются папки и ежедневники.

— Да мне на это жизни не хватит! — возмутился тот. — Кроме того, у сыщика был неразборчивый почерк. Прямо как у участкового врача.

Когда Медведь смотрел в свою медицинскую карту, ему всегда казалось, что доктор пишет в ней исключительно для души, потому что ни один человек не сможет прочитать его каракули.

— Иван, не вредничай, — потребовала Лайма командирским тоном. — Без этого мы просто не сможем двигаться дальше. Нам нужна хоть какая-то зацепка. Куда подавалась Сандра Барр? Была ли она в офисе Абражникова в тот момент, когда его убили? Знает ли о его смерти? Связана с ней? Может быть, Абражников упоминает в записях цель ее приезда. Зачем она явилась в Москву, да еще под чужим именем? Что хотела скрыть? От кого? Куда собиралась отправиться?

— Ну, ладно, — неохотно согласился Медведь. — Я остаюсь и буду разбираться в бумагах. Хотя втроем мы бы сделали это в три раза быстрее.

Когда Лайма с Корнеевым уселись в машину, пошел дождь. Крупные капли заскакали по капоту и залили стекло. В одну секунду разнеженная на солнце улица взбодрилась и побежала, выстреливая редкими зонтами и шурша цветными пластиковыми пакетами. Пакеты от непогоды защищали плохо, и народ хлынул в магазины и под навесы. Прямо перед их носом пробежала мокрая и от этого невероятно страшная кошка, похожая на старую горжетку. Лайма немедленно вспомнила о Кларитине — крохотном и одиноком, брошенном в квартире. Интересно, давно ли вернулся Шаталов? И если вернулся, то вспомнил ли о своем новом жильце? Вдруг он вообще о нем позабыл? И бедный Кларик, ослабевший от голода, лежит где-нибудь под батареей?

На самом деле, когда Шаталов под утро возвратился домой, уставший, как пес, «бедный Кларик» поднял такой вой, что не накормить его было просто невозможно. Шаталов принес ему кусок вареного мяса в салфетке, который утащил у одного из своих подчиненных прямо с бутерброда.

— Жри, — сказал он, испытывая странное чувство большой человеческой ответственности за своего меньшего брата. — Если бы не я, бегал бы ты сейчас по помойкам.

Он смотрел, как Кларик, жмурясь и урча, поедает мясо, и думал о Лайме. О том, где она сейчас и с кем. Опять с тем брюнетом? Тоже мне — напарничек!

Квартирка Нины неподалеку от проспекта Мира оказалась в самом деле плохонькой. Мебель — вероятно, хозяйская — выглядела безрадостно, собственных вещей жилички было мало.

— Да уж, могу себе представить, какое впечатление на девчонку должны были произвести квартира и дача Леджеров. Кстати, где она у них находится, эта дача?

— Не очень далеко, в Кокорине, по Рижской дороге. А что?

— Как — что? Интересуюсь. Ведь именно туда девушки не приехали. Может быть, их исчезновение связано как раз с местоположением дачи? Что, если в тех краях действует маньяк?

— Который отлавливает девиц, приглашенных Леджерами в загородный дом? Не смешно.

Корнеев прошелся по комнате, зорко осматривая обстановку. Сходил в ванную комнату, пощупал полотенца, осмотрел все баночки с косметикой.

— Взгляни, — обратил он внимание Лаймы на пустую рамку для фотографии, стоявшую на тумбочке возле кровати. — Рамка есть, а фотки нет. Кто-то ее вытащил. Наверное, в деле замешан еще какой-нибудь мужчина.

— Может быть, первая любовь? Мальчик, который приехал в Москву на поиски своей возлюбленной…

— Пожалуйста, не выдумывай, — поморщился Корнеев. — Когда бедная студентка ловит на крючок такого мужчину, как Леджер, старая любовь ржавеет быстро и капитально. Даже если какой-то мальчишка явился в этот дом с миллионом алых роз, его точно выгнали.

— И он ее убил.

— В землю закопал, — пробормотал Корнеев. — И на камне написал…

— А что ты нашел в мусоре? — поинтересовалась Лайма, которая внимательно наблюдала за тем, как Корнеев пинцетом вытаскивает из объедков какие-то бумажки.

— Кое-что нашел. Но пока не могу это правильно оценить. Надо подумать.

— И что теперь?

— А теперь поедем к Дарье. Там, правда, ключей нет, но хозяйка обещала сама открыть.

— Кому обещала?

— Алексу Леджеру, разумеется. Не мне же. Заодно познакомимся. Алекса я еще и сам не видел.

Увидев Лайму, Алекс Леджер остолбенел от изумления. Выглядела она на удивление хорошо, если учесть вчерашнее столкновение с трупом, бесчисленные рюмочки спиртного и короткий полет в ресторане со стула.

— Очень приятно, — сказал он и пожал руку Корнееву. А руку Лаймы поднес к губам и поцеловал. Ей в лицо бросился румянец. Не то чтобы ей никто никогда не целовал руку, просто Леджер сделал это с особенным чувством и изяществом.

Кстати, на офтальмолога он был похож меньше всего. Скорее, на поэта или художника — личность творческую, которая воплощает в жизнь все свои прихоти и не лимитирована никакими условностями. Длинные волосы, застегнутая на пару пуговиц свободная рубаха, цепочка на шее, браслет на руке, модельные кроссовки с лаковыми носами — и синие глаза. Не светлые, как у брата, а яркие, васильковые. Корнеев сразу решил, что это контактные линзы — нечеловечески синий цвет.

Лайма полагала, что Алекс откроет для них квартиру и уйдет, но он остался и напряженно наблюдал за тем, как Корнеев прогуливается из кухни в ванную и обратно. Лайму представили секретаршей Абражникова Леночкой, и он это легко проглотил. Хотя процесс осмотра квартиры не предполагал присутствия секретарши — зачем она тут нужна? Фиксировать, как Делла Стрит, умные мысли шефа?

В квартире Дарьи они обнаружили множество журналов по кройке и шитью, иголки, нитки, ножницы и дикое количество лоскутов, разбросанных в самых неожиданных местах.

— А про подругу я не понял, — обратился к Алексу Корнеев. — Вроде бы Дарья снимала квартиру пополам с подругой?

— Но та очень быстро нашла себе парня и переехала к нему, — пояснил тот.

— Ясно.

По мнению Лаймы, Корнеев провел в квартире Дарьи не так уж много времени. Даже в мусоре не копался. Только глазами показал Лайме на пустую рамку из-под фотографии. Она пожала плечами. Ну, рамка. Ну, пустая. Что это может означать? Если бы внутри был снимок — другое дело. А так… Две пустые рамки в двух пустых квартирах — не слишком богатая пища для размышлений. Хорош он будет со своей логикой.

Однако на Корнеева эта рамка произвела сильное впечатление. Он долго вертел ее в руке, но все-таки поставил на место. А из квартиры взял с собой только одну-единственную вещь — газету «Читалка». Несколько номеров стопкой лежали на холодильнике, и Лайма даже брала их в руки, но ничего особенного не заметила и положила назад.

— Раз уж вы взялись за это дело, — заметил Алекс, ходивший за Корнеевым как привязанный, — то держите меня в курсе.

Нервничая, он постоянно тер лоб, будто хотел вспомнить что-то важное и не мог. Потом оставил лоб в покое и принялся потирать руки и ломать пальцы так, что хрустели суставы. Он выглядел гораздо более обеспокоенным, чем Леонид.

— Брат не слишком словоохотлив, а мне бы хотелось знать, как движется дело. Исчезновение Дарьи поставило меня в тупик. Не представляю, куда она могла деться. Может быть, наши отношения ее обременяли? И она таким образом дала мне понять, что не хочет их продолжать?

Лайма хмыкнула. Вряд ли сам Алекс в это верил. Он был из тех людей, которые хорошо знают себе цену. Мужчина, тщательно следящий за своей внешностью, априори рассчитывает на повышенное внимание.

— Весьма загадочно, — подтвердил Корнеев. — А вы в милицию не обращались?

— Да с какой же это стати? Взрослая девица, сама себе хозяйка. И я ведь не родственник.

Корнеев молча закончил осмотр квартиры и вышел на лестничную площадку. Здесь одновременно пахло кошками и жареной рыбой.

— Ну? — спросил Алекс, не обращая внимания на убойные запахи. — Что-нибудь проясняется?

— Кое-что, — уклончиво ответил Корнеев. — Пока рано делать выводы. Я буду держать с вами связь и немедленно доложу о результатах.

На прощание Алекс снова поцеловал Лайме ручку и сел в спортивный автомобиль, очень подходивший ему. Возле арки он едва не столкнулся с другим таким же крутым перцем, перегородившим выезд. Водитель прятался за темными стеклами белоснежной красавицы-машины и не собирался уступать дорогу. Только когда Алекс загудел, он неохотно отъехал.