Фальшивая империя - Ш. У. Фарнсуорт

Это заставляет ее паниковать еще больше.

— Конечно. Я не имела в виду… Я… Пожалуйста, не увольняйте меня.

Я смеюсь, затем вздрагиваю, когда моя голова начинает особенно болезненно пульсировать.

— Я вернусь завтра.

Лия кивает.

— Прежде чем вы уйдете...

Я делаю паузу.

— Да?

— Ранее звонила секретарша вашего, э-э, вашего мужа. Пока вы были на встрече с Лилианной Моррис.

— И что?

— Она звонила по поводу гала-концерта Резерфорда для детской больницы в пятницу. Мистер Кенсингтон просит вас пойти вместе с ним.

— Прекрасно.

Лия выглядит успокоенной моим ответом.

— Хорошо. Я дам знать Селесте.

— В этом нет необходимости. Я разберусь с этим, — в конце концов, мне придется поговорить с Крю. С таким же успехом это могло бы включать разговор о том, как мы будем вести наш совместный календарь мероприятий.

Лия явно хочет спросить меня, что я имею в виду, но не делает этого. Я хочу, чтобы мои сотрудники чувствовали себя комфортно, обращаясь ко мне, но я не потворствую спекуляциям о моей личной жизни. В последнее время, по очевидным причинам, эту политику стало труднее проводить. Я позволила новостям сообщить моим сотрудникам о моей поспешной помолвке и свадьбе.

Рассказывая кому-то что-то, вы приглашаете высказать свое мнение по этому поводу.

Я прощаюсь с Лией и направляюсь к лифтам, написав своему водителю сообщение, что я уезжаю. Двадцать минут спустя я выхожу из машины и захожу в свой дом, чтобы подняться на другом лифте на верхний этаж.

Когда двери открываются, усталость наваливается на меня так быстро, что у меня кружится голова. Этот пентхаус всегда был для меня безопасным местом, где я могла быть Скарлетт. Не уравновешенной, не подготовленной, не профессиональной, здесь ничего подобного от меня никто не ожидает. Я обижена на Крю за то, что он отнял у меня это убежище.

Рядом с ним я чувствую непреодолимое желание быть совершенной, больше, чем когда-либо чувствовала с кем-либо другим. Меня волнует, что он думает обо мне. Я не могу искренне сказать этого ни о ком другом, даже о своих родителях. Это проблема, о которой у меня сейчас нет сил думать. Тем более, что его, похоже, здесь нет. Нет ничего, что указывало бы на то, что он когда-либо был здесь.

Я не знаю, почему я ожидала, что мой дом будет выглядеть по-другому. Я думала, что найдется какое-нибудь очевидное доказательство того, что здесь сейчас живет мужчина. Может быть, боксеры на полу, или галстук, брошенный на диван, или упаковка презервативов на кофейном столике. Здесь ничего нет. Даже пятен от воды на кофейном столике из тикового дерева, который я выбрала. Чистота — все, что я вижу, прежде чем плюхнуться лицом на белый диван. Неудобно, когда мое лицо прижимается к подушкам. Строительная бригада, долбящая мой череп, тоже не так уж расслабляет. Мне слишком неудобно засыпать и слишком неудобно подниматься наверх.

Но мне нужно заснуть, потому что, когда я открываю глаза, я уже не одна. Сначала я думаю, что темная фигура, должно быть, Филипп или Марта. Затем понимаю, что она слишком широкая и высокая, чтобы быть моим поваром или горничной. Узнаю по тому, как мое предательское сердце начинает биться быстрее без всякой на то причины. Я лежу, никакого напряжения не видно.

— Тяжелая поездка? — спрашивает Крю. Низкий, грубый тембр его голоса окутывает меня, временно снимая головную боль. Адреналин стирает усталость. Я и забыла, какое у него глупо симметричное лицо.

Я стону в ответ. У меня все еще болит голова. У меня пересохло в горле, а мышцы затекли.

— Я чувствую себя дерьмово.

— Я так и понял, — в его голосе слышится сухая нотка, которая заставляет меня думать, что я, должно быть, выгляжу так же ужасно, как и чувствую себя. Мне должно быть все равно. Крю Кенсингтон — последний человек, перед которым я хотела бы проявить какую-либо слабость.

Он нерешительно приближается ко мне, как будто я бешеное животное, готовое напасть. Если бы я могла пошевелить головой, я бы так и сделала. Я бы встала и ушла далеко-далеко. Куда-то, где я не смогу чувствовать его запах, его тело и видеть его. Я закрываю глаза, как будто сон поможет.

— Мне просто нужна минутка, прежде чем пойти наверх. Выпей чего-нибудь в библиотеке, как обычно.

— Откуда ты знаешь, что я обычно делаю?

Дерьмо. Черт. Блядь. Я держу глаза закрытыми и надеюсь, что на моем лице не написано, что я просматривала записи с камер наблюдения вместо того, чтобы смотреть Нетфликс, пока была в Париже.

— Думаю, ты просто предсказуем.

Крю фыркает. Это бесящий звук, который не дает никакого представления о том, верит он мне или нет. Я подумываю открыть глаза и решаю, что предпочла бы не знать, о чем он думает. Теплая рука прижимается к моему лбу. Я вздрагиваю. Физический контакт является неожиданным. Как и то, как нежно его рука убирает волосы с моего лица. Моя кожа покалывает, реагируя на его прикосновения даже после того, как они исчезают.

— Как долго ты в таком состоянии?

— Я не знаю. У меня похмелье, или усталость, или акклиматизация, или все вместе. Диван был ближе, чем моя кровать. Я никогда не уходила из офиса раньше пяти... никогда.

В последнем предложении нет необходимости. Я чувствую какое-то странное побуждение оправдать тот факт, что я раскинулась на подушках, как морская звезда, пока еще светло. Чтобы доказать, что я не сижу сложа руки и не получаю зарплату. Еще раз повторяю, мне должно быть все равно. Однако меня волнует, что моя тушь, должна быть, размазана, волосы спутаны, а моя трудовая этика кажется сомнительной.

Крю не отвечает. А потом, внезапно, я уже не лежу горизонтально на диване. Я невесома, по крайней мере, так кажется поначалу. Через несколько секунд я уже раскачиваюсь. Я сосредотачиваюсь на твердом прессе и руках. Моя голова не одобряет это движение. Остальная часть моего тела наслаждается ощущением Крю, несущего меня. Но я все равно протестую.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

— Насколько ты не в себе? Мне кажется, это очевидно.

Мне не хочется выходить из этого состояния. Все ощущения, которые я испытываю прямо сейчас, — те, ради которых стоит быть в сознании. Хуже того, я смогу вспомнить это позже. То, как он хорошо пахнет. Прикосновение