О военном искусстве. Сочинения исторические и политические - Никколо Макиавелли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы же последуем и в этом примеру обоих народов так же, как уже сочетали греческий образец с римским, выбирая оружие войска При командующем должны быть трубачи, потому что звук трубы не только воспламеняет мужество солдат, но и лучше всякого другого инструмента будет слышен среди самого ужасного шума. При начальниках батальонов и бригад находятся барабанщики и флейтисты; они будут играть не так, как сейчас, а как обычно играют на пирах. Звуком трубы командующий укажет, должны ли войска стоять на месте, идти вперед или отступать, надо ли стрелять артиллерии или выбегать запасным велитам; разнообразие трубного звука ясно покажет солдатам все необходимые движения, а после труб ту же команду повторят барабаны.
Упражнение это очень важно и должно повторяться часто. В кавалерии должны быть трубы, но менее громкие и с иным звуком. Вот все, что я мог вам сказать о боевом порядке и обучении войска.
Луиджи. Я все же попрошу вас объяснить мне еще одну вещь: почему ваша легкая конница и велиты бросаются на врага с дикими криками, а остальное войско идет навстречу врагу в полном безмолвии? Я не понимаю этой разницы.
Фабрицио. Древние полководцы держались разных мнений насчет того, надо ли бежать на неприятеля с криком или медленно идти молча. В молчании лучше сохраняется порядок и яснее слышны приказания начальника, а крик возбуждает боевой пыл. Я считаю, что и то и другое одинаково важно, и потому приказываю одним частям с криком бросаться на врага, а другим велю идти молча.
Впрочем, я вовсе не считаю, что беспрестанный крик полезен: он заглушает команду, и в этом его большая опасность. Трудно предполагать, что римляне после первого столкновения продолжали кричать. В их истории постоянно говорится о том, как бегущие солдаты останавливались по слову и убеждениям полководца и как они в разгаре сражения перестраивались по его команде; это невозможно, если крики заглушают голос начальника.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
Луиджи. Под моим командованием одержана столь блистательная победа, что я предпочитаю больше не испытывать судьбу, зная ее изменчивость и непостоянство. Поэтому я слагаю диктатуру и передаю обязанности вопрошателя Заноби, следуя в этом нашему порядку начинать q самого младшего. Знаю, что от этой чести или, лучше сказать, от этого труда он не откажется как по дружбе ко мне, так и по врожденной смелости, которой у него больше, чем у меня. Его не устрашит дело, которое может одинаково принести победу и поражение.
Заноби. Я готов повиноваться, хотя предпочел бы участвовать в разговоре как простой слушатель. Ваши вопросы до сих пор удовлетворяли меня больше, чем мои собственные, приходившие мне на ум во время беседы. Однако вы теряете время, синьор Фабрицио, и мы должны просить у вас прощения за то, что утомляем вас этими любезностями.
Фабрицио. Наоборот, вы доставляете мне удовольствие, так как смена вопрошателей позволяет мне лучше узнать ваш образ мыслей и ваши склонности.
Надо ли мне еще что-нибудь добавить ко всему сказанному?
Заноби. Я хочу спросить вас о двух вещах, раньше чем идти дальше: первое — признаете ли вы возможность иного боевого порядка; второе — какие предосторожности должен предпринять полководец до того, как идти в бой, и что он может сделать, если во время битвы произойдут какие-либо неожиданности?
Фабрицио. Постараюсь вас удовлетворить и не буду отвечать на ваши вопросы отдельно, потому что ответ на первый вопрос во многом разъяснит вам и второй. Я уже говорил вам, что мною предложена известная форма боевого построения, дабы, исходя из нее, вы могли свободно менять ее в зависимости от условий местности и образа действий неприятеля. Ведь от местности и от противника зависят вообще все ваши действия.
Заметьте только одно: самая страшная опасность — это растягивать линию фронта, если только вы не располагаете войском, совершенно исключительным по силе и величине. Во всяком ином случае глубокий строй густыми рядами всегда лучше растянутого и тонкого. Ведь если твое войско меньше неприятельского, надо стараться как-нибудь уравновесить эту невыгоду, именно обеспечить фланги, прикрыв их рекой или болотом, чтобы не оказаться окруженным, или защищаться рвами, как это сделал Цезарь в Галлии.
Знайте общее правило — что фронт растягивается или сокращается в зависимости от численности ваших и неприятельских войск. Если противник слабее, а твои войска хорошо обучены, надо избирать для действия обширные равнины, потому что ты можешь тогда не только охватить врага, но и свободно развернуть свои силы. В местности обрывистой и трудной, в которой невозможен сомкнутый строй, это преимущество пропадает. Поэтому римляне почти всегда избегали неровных мест и предпочитали сражаться на открытой равнине.
Совершенно по-иному поступают, если войско невелико или плохо обучено: тогда надо постараться возместить малочисленность или неопытность людей выгодами местоположения. Хорошо располагаться на высотах, откуда легче обрушиться на противника. Во всяком случае, остерегайтесь размещать войско на скатах или где-нибудь близко от подножия горы, если в этой местности ожидается неприятель. Высота позиции будет тогда только вредна, потому что противник, занявший вершину, поставит на ней пушки и сможет непрерывно и спокойно тебя громить, не опасаясь отпора; ты же будешь стеснен собственными солдатами и потому не сможешь отвечать на его огонь.
Полководец, выстраивающий войско к бою, должен также позаботиться о том, чтобы ни солнце, ни ветер не были ему в лицо. И то и другое не позволяет разглядеть врага: солнце — своими лучами, а ветер — поднятой пылью. Ветер, кроме того, обессиливает удар метательного оружия, а относительно солнца надо еще иметь в виду следующее: мало позаботиться о том, чтобы оно не светило войскам в лицо при начале боя, это преимущество должно сохраниться и дальше, когда солнце поднимется выше.
Самое лучшее — это располагать войска так, чтобы они стояли к солнцу спиной, потому что тогда пройдет много времени, прежде чем оно окажется прямо над ними. Предосторожности эти соблюдались Ганнибалом при Каннах и Марием в
