Оружие Возмездия - Дивов Игоревич

По телевизору шел молдавский фильм с непроизносимым названием "Лачафаруэл". Или "Лачафэрул". Кино о нелегкой судьбе человека искусства в кастовом обществе — ну прямо про меня. Под него я и заснул.

Утром после подъема, когда молодые суетились, а заслуженные дрыхли — на зарядку батарея почему-то не пошла, — от дверей раздался дикий вопль:

— Дежурный по батарее — на выход!!!

Старшие призывы как метлой вымело из постелей. Мы с Косяком на всякий случай сели в кроватях, чтобы было видно, кто чужой на этом празднике жизни.

В расположение вошел немолодой подполковник. И сразу уставился на нас.

— А это что за ребята такие… Полосатые? — удивился он.

Ему объяснили. Подполковник моментально потерял к нам интерес и повернулся спиной.

— А вы, негодяи — бегом на зарядку.

Негодяи убежали. Мы с Косяком снова легли, но спать уже не хотелось. Тогда мы пошли умываться, чтобы потом не мешать.

— Смешно тут, — сказал Косяк.

— Вчера прапорщик ударил деда за курение в туалете. Фанеру ему пробил. Едва в очко не вколотил. Я чуть не помер.

— Не смешно, — передумал Косяк. — Ну и порядочки.

— А может, просто мы у себя расслабились?

— Так у нас же ББМ! — отрезал Косяк так уверенно, будто это все объясняло.

Это действительно все объясняло.

Вернулась батарея, взмокшая и несчастная. Быстро умылась-почистилась, пересчиталась и двинулась на завтрак. Мы пристроились в хвосте.

Наша белоцерковская столовая давно перешла на раздачу с подносами, а тут все оказалось по старинке — во главе стола бачок, чайник, кружки, стопка тарелок. Нахлынули воспоминания о том, как было голодно, холодно, одиноко и страшно первые дни в армии. Я огляделся в поисках "пушечного мяса". Точно, вот оно! На столе красовалась глубокая миска, заполненая жидкостью цвета разбавленного солидола. В жидкости плавал кусок мертвенно-бледного сала с синюшной волосатой корочкой.

Не хватало еще сморщенных зеленых помидоров, а то была бы точь-в-точь моя Мулинская учебка.

Косяк тоже заметил "пушечное мясо" и переменился в лице. Я не думал, что он примет это так близко к сердцу. А ведь самое ужасное ждало впереди.

Мы сидели, как положено, рядом с дедами. Самый плечистый встал на раздачу. И начал полными черпаками выковыривать из бачка темно-зеленую еду устрашающего вида.

Нервно-паралитического вида еду, я бы сказал.

— Сначала гостям, — заявил он. — Лопайте, ребята! Чем богаты, тем и рады.

Это выглядело чистым издевательством. На миг я испугался — думал, Косяк сейчас запустит едой деду в морду. И тогда сожрут нас, прямо в одежде, потому что сапоги с мясом и куртки с требухой на порядок вкуснее того, чем обычно кормят здесь.

Но у Косяка хватило выдержки. Он принял тарелку, в которой грудилась отвратительно комковатая жуть, и глубоко задумался над ней.

И правильно сделал.

Дед продолжал раздачу. Такие же мощные порции возникли перед каждым старослужащим, и бойцы стремительно вгрызлись в это месиво — с неподдельным аппетитом.

Я не без труда отделил немного зеленой гадости от общей массы и осторожно пожевал. Да, в тарелке была очень плохая гороховая каша. Феноменально невкусная. Чтобы не огорчать местных, уплетающих за обе щеки, я кое-как затолкал в себя несколько ложек.

Косяк даже пробовать кашу не стал. Казалось, его сейчас вырвет.

Я не был гурманом никогда, с детства ел всё, студенческая жизнь усугубила эту способность, а армия закрепила опыт. Но в Белой Церкви готовили очень прилично. Нам надоели макароны по-флотски. Мы брезговали перловкой. Не поражались наличию мяса в супе. Когда дивизион заступал в наряд по столовой, двоих бойцов выделяли в солдатскую чайную — они там швырялись котлетами. Те прыгали, как резиновые мячики, но все равно это были котлеты. А перловкой мы кормили собак, живущих в парке техники. Собаки ели ее неохотно.

Моя учебка была в России, под Горьким, и там я принял скудость рациона как неизбежное зло. Чего ждать от страны, где деревенские просят москвичей привезти им колбасы, и даже в Москве нормальное повседневное блюдо — жареная картошка с той самой колбасой. Но Украина, жители которой не стеснялись ругать клятых москалей, сожравших всю еду, была на мой взгляд сказочно богатым краем. Мягко говоря, заевшимся. Если бы москали отрыгнули ей обратно что сожрали, Украина бы вообще лопнула. Армейская кормежка в Белой Церкви подтверждала эту версию стопроцентно. И вдруг под Чериговом — такая, извините за выражение… Гибель.

…Чай оказался того же качества, что и каша. Мы с Косяком забрали свои "пайки" — хлеб с маслом и сахаром, — тепло простились с увлеченно жующими дедами и поспешно убрались в парк.

Косяк шел молча. Ему было худо.

Я пытался вслух осмыслить увиденное — как жалко местных, которые выгнуждены такое есть, и вообще.

Косяк попросил меня заткнуться. Ему было не жалко местных, он жалел себя.

Тут нам навстречу попался толстый прапорщик, толкающий перед собой решетчатую тележку, из тех, на которых возят аккумуляторы. Косяк слегка повеселел.

— Прямо как в анекдоте, — сказал он. — Не знаешь? Ну, короче, идет прапор на выход из части, везет тележку с говном. Ему навстречу полкан. Говорит, эй, прапор, чего везешь? Да говно, товарищ полковник. Не может быть, говорит полковник, я ж тебя знаю, ворюгу страшного, ты в говне что-то спрятал, иначе зачем оно тебе. Зовет солдата, приказывает говно разгрести. Но ничего в говне нет, только солдат весь измазался. Полковник говорит: может, это какое-то особенное говно — иначе зачем оно тебе, не верю! Прапор ему: обычное говно, можете попробовать. Полковник взял, пожевал, действительно обыкновенное говно. Он и так, и этак прапорщика пытает, тот ни в какую: говно вывожу с территории, и точка. Ну, полкан отпустил прапора, сам ушел, плюясь. А прапор выходит за КПП, тележку переворачивает, говно — в канаву. И говорит: "Да на хрена мне ваше говно, мне тележка нужна!"

Смеясь, мы забрались в кунг, вскрыли коробки с сухпаем, взяли по банке консервов, достали из карманов ложки… И замерли, глядя друг на друга.

— Ну? — спросил Косяк.

Я похолодел.

— Ну, давай открывалку, — сказал Косяк, уже предчувствуя ответ.

— Да я консервов с прошлого полигона не видел! Откуда у меня консервный нож? Я думал, у тебя в машине есть.

— У меня в машине все есть. Даже стакан. Но это не моя машина!

Косяк затравленно оглядел кунг. Я помотал головой.

— Здесь я сразу все обшарил. Ты в бардачок заглядывал?