Операция Хаос - Пол Андерсон

— В моей стране такие загадки загадывают друг другу дети, — сказал он.

Вот это была чистая правда. Но уязвленное «эго» Беламорга позволило Хольгеру выиграть еще несколько минут — пока великан ворчал и ругался. Но вскоре он, гневно урча, с головой погрузился в размышления.

Хольгер сидел, не шелохнувшись. Алианора и Гуги лежали словно каменные, даже Папиллон замер. Все взоры были обращены на восток.

Небо поголубело.

Минула частица Вечности, прежде чем великан грохнул кулаком оземь и уставился на них.

— Сдаюсь, — проворчал он. — Солнце меня жжет. Пора искать убежище. Какова отгадка?

Хольгер встал:

— А почему я должен тебе ее выдавать?

— Потому что я так хочу! — колосс тоже встал, топнул ножищей и ощерил зубы: — Говори, иначе я эту девчонку в лепешку растопчу!

Хольгер изготовил меч.

— Ну хорошо, — сказал он. — Ответ — трава.

— Но у травы нет колес!

— Вот насчет колес я немножко приврал, — сказал Хольгер..

Гнев рванулся из Беламорга оглушительным рыком. Великан бросился на рыцаря. Хольгер отскочил подальше от Алианоры. Если удастся удержать гиганта в помрачении от гнева еще минут пять, а самому уцелеть, то…

— Цып-цып-цып, а вот и не поймаешь!

Беламорг пытался сграбастать его ручищами. Хольгер что есть силы взмахнул мечом и отрубил ему кончик пальца. Потом он прыгал, уворачивался, приседал, колол мечом, ругался, разжигая ярость великана, жадно хватал полной грудью воздух в редкие мгновенья передышки.

Когда первые солнечные лучи коснулись великана, Беламорг взвыл. Такого вопля муки и ужаса Хольгер в жизни не слышал. И побежал прочь от корчившейся туши, устрашенный страданиями, в которых сам же был повинен. Великан так грянул оземь, что подпрыгнули ближайшие валуны, завыл, с ним происходили чудовищные превращения. Потом все стихло. Лучи восходящего солнца озарили длинную глыбу гранита, сохранившую отдаленное сходство с человеческой фигурой, покрытую кое-как сметанными шкурами.

Хольгер рухнул на колени. В ушах у него стоял этот вопль.

Когда он пришел в себя, голова его лежала на коленях Алианоры. Ее волосы, ее слезы ласкали его лицо, словно потоки солнечного света.

Гуги выплясывал вокруг гранитной глыбы:

— Золото, золото, золото! Каждый великан носит суму с золотом! Парень, отвяжи ее, станем богаче короля!

Хольгер с трудом поднялся и подошел к нему.

— Я бы тебе не советовала, — сказала Алианора. — Правда, деньги нам в пути не помешают, и если уж ты намерен их забрать — позволь, их понесу я, чтобы проклятье пало на меня одну. Ох, любимый мой!

Хольгер жестом приказал Гуги отойти и склонился над сумой из плохо выделанной кожи, завязанной ремнем. Несколько монет выпали из нее и блестели на земле, как крохотные солнца. Быть может, проклятье на них не падет, если употребить часть денег на благие цели, например, возвести часовню в честь Святого Георгия?.

Что это за запах? Не вонь шкур, другой запах, приятный. Так пахнет воздух после грозы, когда небо прояснится… Озон? Несомненно. Но откуда…

— Боже мой! — вскрикнул он. Подхватил Алианору на руки и побежал прочь, — Гуги! Беги! Скорей отсюда! Ничего не трогай, если жизнь дорога!

За несколько минут они собрали вещи, вскочили на Папиллона и помчались вниз по западному склону горы. Лишь проскакав несколько миль, Хольгер остановил коня. Гуги и Алианора тут же потребовали объяснений. Пришлось сходу выдумать побасенку, будто святые вдруг предупредили его о смертельной опасности. К счастью, его авторитет в группе был достаточно высок, и они поверили.

Но как он растолковал бы нм правду? Он сам плохо разбирался в ядерной физике, но помнил, как на лекциях в университете им рассказывали об экспериментах Лоренца и Резерфорда по превращению элементов, и о лучевой болезни.

Россказни о проклятье, лежащем на золоте, которое забирали у превращенных солнечными лучами в камни великанов, оказались чистейшей правдой. Во время превращения углерода в кремний возникали радиоактивные изотопы, и счет исходного продукта шел на тонны.

13

Минул полдень, а они все еще спускались в долину. Но на душе стало спокойнее. Лес вокруг, буковый с редкими соснами, нес явные следы присутствия человека; пни порубок, грядки на росчистях, выщипанный скотом подлесок, и, наконец, что-то похожее на торную дорогу — по словам Алианоры, она вела в городок, куда попасть можно еще засветло. Хольгер, утомленный состязанием с Беламоргом, подремывал в седле — езда шагом и птичье щебетание убаюкивали. Они миновали одинокую ферму. Основательный, крытый соломой дом из ошкуренных бревен, солидный хлев свидетельствовали, что хозяин — человек зажиточный. Но из трубы не поднимался дым, а на подворье было тихо и пусто — только ворон скакал, насмешливо каркая.

Гуги показал на дорогу:

— По следам видно — хозяин пару дней назад всю скотину в город погнал. Но отчего бы вдруг?

Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь зеленые кроны, вдруг показались Хольгеру холодными.

К вечеру выехали на открытое пространство. Перед ними раскинулись поля созревающей пшеницы, явно принадлежавшие жителям близкой деревни. Солнце уже скрылось за лесом, черной полосой выделявшимся на алом фоне гаснущего заката. На востоке заблестели над горами первые звезды. Было еще довольно светло, и Хольгер рассмотрел примерно в миле впереди облако пыли на дороге. Он причмокнул, и Папиллон пустился рысью. Алианора, забавы ради гонявшаяся за прилетевшими с заходом солнца нетопырями, тут же опустилась на седло позади Хольгера и приняла человеческий облик.

— Не нужно беспокоить этих людей нашими бедами, — сказала она. — У них наверняка свои хлопоты и свои страхи.

Большой нос Гуги втянул воздух:

— Скотину и овец загоняют за стены. Ну и запашок! Только есть тут что-то такое… Когда человек боится, пот пахнет острее. И еще чего-то, диковинный след, нелюдской… — он теснее прижался к груди Хольгера.

Стадо было огромное, дорога оказалась ему тесна. То тут, то там коровы и овцы выбегали на поля. Сновавшие вокруг мальчишки и псы загоняли ошалевшую скотину обратно в стадо, вытаптывая в пшенице настоящие тропинки. Что-то случилось, подумал Хольгер, оттого-то они так и спешат. Он натянул поводья — дорогу загородили несколько крестьян с копьями. Это были кряжистые, светлокожие люди, бородатые и длинноволосые, в длинных кафтанах из грубой шерсти и штанах, перевитых ремнями постолов. Они выглядели спокойными по натуре, но в голосах их, когда они спросили Хольгера о его имени, звучали беспокойство и страх.