Пламя грядущего - Джей Уильямс

Однако его можно было назвать кем угодно, но только не скучным человеком. Его истории часто вызывали смех и всегда носили скандальный оттенок. Вместе с Уильямом Маршалом и Бодуэном Бетюнским, другим матерым головорезом, которого он называл «Бобо», он странствовал по турнирам, дворам высокородных особ и военным бивакам в течение двадцати лет. В отличие от двух своих приятелей он ничего не добился за эти годы, ибо был страстным игроком и с готовностью бился об заклад по любому поводу: на какой цветок перелетит бабочка или сколько раз священник споткнется на слове во время мессы.

Кроме того, он каждый день добросовестно давал Дени уроки обращения с мечом и копьем. Эти уроки помогали им коротать время и позволяли Дени вволю поупражняться на свежем воздухе. Когда они находились в Геддингтоне, Хью велел установить на поле столб и обернуть его дерюгой, и они использовали это сооружение для упражнений с мечом. На другом краю поля были врыты в землю столбы с перекладинами, по виду походившие на небольшие виселицы, с которых на веревках свисали кольца. Это были снаряды для метания копья в цель. Хью, по-видимому, не уставал никогда. С нечленораздельными возгласами и проклятиями он наносил удары по столбу, а потом заставлял Дени повторить, мрачно наблюдал за его выпадами, покусывая усы, и говорил: «Подними щит при этом ударе! Убери плечо назад, прикрой его мечом!» Летели щепы, и Дени вскоре начинало казаться, что его руки тоже сейчас легко могут отскочить от тела. Или, сев на коней, они легким галопом скакали к мишени, стараясь поймать кольцо острием пики. После пары часов напряжения, потный и совершенно обессиленный, Дени забывал о своих неприятностях, наслаждаясь горячей ванной и бокалом вина. Охваченный вялым оцепенением, он садился вместе с Хью на скамейку, слушал истории о его подвигах и какое-то время чувствовал себя счастливым. Именно так они и сидели однажды, греясь на солнышке. Хью умолк. У горизонта застыла белая громада клубящихся облаков – небо в Англии почти никогда не бывало чистым, – мирно жужжали пчелы, а где-то неподалеку кто-то точил клинок с равномерным звуком «взжиг-взжиг», монотонным, успокаивающим, словно птичья трель.

– Я раздумывал об искусстве владения мечом, – лениво проговорил Дени. – У меня появилась одна мысль, Хью.

– Какая?

– Э, понимаешь, а что, если употребить клинок меча вместо щита, чтобы помешать противнику ударить? Он делает выпад и ждет, что ты отразишь удар щитом, а вместо этого ты принимаешь его мечом.

Хью надул щеки.

– Что? Заменить щит клинком меча?

– Именно.

– А потом? Если ты примешь его удар клинком, чем же ты ответишь? Своим щитом?

– Совершенно верно. Надо подступить поближе и нанести сильный удар углом щита.

– Невозможно, – сказал Хью. Дени вскинул голову.

– Почему нет?

– Почему нет? Да не получится, дружище, вот почему.

– Я все-таки не понимаю, что ты имеешь против.

Хью прищелкнул языком.

– Послушай-ка, приятель, так никогда не пытались сделать, верно?

– Нет, насколько мне известно.

– Ну вот и все.

– Что все?

– Все совершенно ясно. Не выйдет.

– Но откуда ты знаешь?

– Ох, неужели не понятно. Если бы это было возможно, кто-нибудь уже проделал бы этот трюк. – Он с добродушной укоризной покачал головой. – Вы, молодые, все одинаковы. Чертовски неугомонные. Вечно высматриваете что-то новенькое, ищете новые способы делать то, что сотни раз делали до вас. Например, взять хотя бы новую причуду Ричарда.

– Какую причуду?

– Ты не слышал? Арбалеты. Англичане прозвали их самострелами. Итальянцы не так давно ввели их в употребление, усовершенствовав обычные осадные баллисты. Ричард в восторге от них. Клянется, что может выделить из своей пехоты сильный отряд поддержки, укрепив с тыла копьеносцев арбалетчиками, или как там их называют.

– А тебе не кажется, что это хорошая мысль?

– Хорошая? Хорошая? – Хью залпом осушил бокал вина, едва не поперхнувшись от волнения. – Дорогой мой, она нелепа! Ведь это просто опасно! Во-первых, кому нужны пехотинцы как отряд поддержки?

Сбродом они всегда были, сбродом и останутся. Головорезы. При первых же признаках опасности они бегут. Как же, я помню турнир, на котором мы побывали – Бобо, Маршал и я! Я рассказывал тебе о том случае, нет? Тогда Симон Неапольский явился с тремя сотнями пеших воинов, в основном копьеносцев. Маршал и юный Гарри опередили нас всех, и Симон попытался преградить им путь. Гарри хотел повернуть назад. Боже мой, Маршал погнал коня прямо в гущу этих собак, и они поджали хвосты и удрали. А он еще и захватил в плен Симона. Какая, к черту, польза тогда от этой пехоты?

– Но почему же это опасно?

– Почему? Мой милый, ты когда-нибудь видел, что делает с кольчугой стрела, пущенная из арбалета с близкого расстояния? Я видел. Даже нечего сравнивать ни с пращой, ни с обычными стрелами, уж поверь мне. Как ты думаешь, добрался бы до них Маршал, если бы войско Симона де Нофле было вооружено самострелами? Такие игрушки, попав в руки крестьян, сделают их равными конному рыцарю. Это будет бедствием, страшным бедствием. Сотни две арбалетов – еще куда ни шло. Но Ричард толкует о тысячах. Полагаю, он собирается купить их в Италии, а потом научить наших вилланов стрелять из них. Если он это сделает, он даст им удила, уздечку и седло для своих хозяев, вот так-то.

– Стало быть, ты не слишком высоко ценишь Ричарда как военачальника, да? – лукаво спросил Дени.

– Эй, нет, постой-ка. Я пока еще не зашел так далеко, – ответил Хью, скрестив руки на груди. – Невысоко ценю его? Нет-нет, ничего подобного я не говорил. Понятно, он молод, но чертовски хороший воин. Разумеется, ты слышал о взятии Тайебура?

– Неприступной крепости?

– Точно. Стоит на высокой скале; никто не верил, что ее вообще можно взять штурмом или измором. Он промаршировал с войском наверх, сжег и опустошил окрестности, атаковал главные ворота, ворвался внутрь и овладел крепостью. Меньше чем за неделю. Невероятно! Он унаследовал отцовский талант полководца и даже превзошел его. Правда, не знаю, досталось ли ему все то, что его отец имел здесь, – Хью постучал пальцем по лбу.

– Он не очень-то любил своего отца, не так ли?

– Любил его? – Хью взглянул на Дени и, ткнув его в бок, грубо захохотал. – Он ненавидел старика со всеми его потрохами, дружище. И знаешь, боюсь, чувство было взаимным. Вначале все было по-другому. Старый Генрих питал глубокую привязанность к Ричарду. Это была ее вина. – Он коротко кивнул головой приблизительно в ту сторону, где находился Лондон и где жила ныне королева Алиенор. – Ричард был ее любимцем. Поскольку юный Гарри должен был получить Англию, она отдала Ричарду Аквитанию и Пуату. Ну что же, согласись, в этом не было ничего плохого, только Генрих не собирался допускать, чтобы его сыновья стали более могущественными, чем он сам. Прежде всего он думал о семье. Он хотел, чтобы юнцы на опыте познали, какое наследство их ждет, но подразумевалось, что бразды правления он будет держать в своих руках. И это также было разумно. Три или четыре монарха сразу не могут занимать один трон. Наконец, не такой он был человек, чтобы отречься от короны в расцвете лет. Но она вошла в сговор с принцами, убедив их, будто их отец намерен обманом выманить у них полагающееся им наследство. С этого-то и начались раздоры. Генрих подавил бунт. Пятнадцать лет в темнице, но теперь настал ее черед верховодить в курятнике, а? – Он ткнул Дени указательным пальцем, толстым, точно древко копья.

Дени деликатно отстранился.

– Следовательно, ты не считаешь, что король Генрих на самом деле лгал Ричарду? Думаешь, он серьезно собирался отдать ему Пуату и Аквитанию?

– Короли не лгут, дружок, – отозвался Хью. – Они уклоняются от ответа, скрывают правду, ходят вокруг да около, но они не лгут. Именно в этом и заключается искусство управления государством. Генрих им владел мастерски. Честное слово, если он говорил: «Доброе утро», – ты начинал трястись от страха и гадать, какое коварство он замыслил, – добавил Хью, с восхищением покачав головой. – Возьми историю с французской принцессой Алисией. Ее просватали за Ричарда в возрасте девяти лет. Предполагалось, что такой брак укрепит союз Англии и Франции. Генрих увез ее и вырастил – и держал заложницей, понимаешь? И что же дальше? Всякий раз, когда король Франции требовал, чтобы она и Ричард поженились, Генрих под каким-нибудь предлогом откладывал свадьбу. Она была для него слишком ценным залогом. Он потрясал этим браком над головой короля Людовика, а потом и Филиппа, когда мальчик взошел на французский престол. Но дело в том, что, когда девочка подросла, он сам ее соблазнил, сделал своей любовницей и даже, говорят, имел от нее ребенка. Старик был сущим дьяволом. – Он тяжело вздохнул. – А все равно я был ему верен. И Маршал тоже. И несмотря на то, что он очень скверно обращался с ним, Маршал скорее отрубил бы себе руку, чем восстал бы против него. И я отдаю должное Ричарду – он сделал все, что мог, дабы не нарушить клятву верности. Но беда в том, что Генрих поставил его в затруднительное положение. С самого начала он поставил всех в затруднительное положение.