Избранная - Вероника Рот

Я слышу чье-то приближение, гулкие шаги по каменному полу, и опускаю взгляд на свою обувь. Неделю назад я сменила серые кроссовки на черные, но серые ботинки все еще лежат в недрах одного из моих ящиков. Я не в силах их выбросить, хотя знаю, что глупо питать привязанность к кроссовкам, как будто они могут отнести меня домой.

– Трис?

Я поднимаю глаза. Передо мной останавливается Юрайя. Он машет неофитам-лихачам, с которыми шел. Они переглядываются, но идут дальше.

– Все в порядке? – спрашивает он.

– У меня была трудная ночь.

– Да, я слышал о том парне, Эдварде.

Юрайя смотрит вдоль коридора. Неофиты-лихачи исчезают за поворотом. Затем он чуть усмехается.

– Хочешь выбраться отсюда?

– Что? – переспрашиваю я. – Куда вы идете?

– На скромный ритуал инициации, – отвечает он. – Идем. Надо поторопиться.

Я быстро взвешиваю варианты. Можно остаться здесь. Или выбраться из лагеря Лихости.

Я рывком поднимаюсь и бегу рядом с Юрайей, чтобы догнать неофитов-лихачей.

– Обычно разрешают приходить только тем неофитам, у кого есть старшие братья и сестры среди лихачей, – добавляет он. – Но тебя могут не заметить. Просто веди себя непринужденно.

– Что именно мы делаем?

– Кое-что опасное.

В его глазах появляется блеск, который можно описать только как манию Лихости, но вместо того, чтобы в ужасе отшатнуться, как я могла бы поступить несколько недель назад, я перенимаю его, как будто это заразно. Свинцовая тяжесть в груди сменяется возбуждением. Догнав неофитов-лихачей, мы замедляем шаг.

– А Сухарь что здесь делает? – спрашивает парень с металлическим кольцом в носовой перегородке.

– Она только что видела, как тому парню выкололи глаз, Гэб, – отвечает Юрайя. – Полегче с ней, ладно?

Гэб пожимает плечами и отворачивается. Больше никто ничего не говорит, хотя я ловлю на себе несколько изучающих косых взглядов. Неофиты-лихачи – как будто стая собак. Если я поведу себя неправильно, мне не позволят бежать рядом с ними. Но пока что я в безопасности.

Мы снова заворачиваем за угол, и в конце следующего коридора стоит группа членов фракции. Их слишком много, чтобы все они были родственниками неофитов-лихачей, но в некоторых лицах я замечаю определенное сходство.

– Идем, – говорит один из лихачей.

Он поворачивается и ныряет в темный дверной проем. Остальные члены фракции следуют за ним, а мы – за ними. Я держусь за Юрайей, шагаю в темноту и ударяюсь ногой о ступеньку. Мне удается не упасть и приступить к подъему.

– Черная лестница, – почти бормочет Юрайя. – Обычно заперта.

Я киваю, хотя он меня не видит, и поднимаюсь по лестнице. Когда ступени заканчиваются, появляется открытая дверь, сквозь которую падает дневной свет. Мы выходим из-под земли в нескольких сотнях ярдов от стеклянного здания над Ямой, недалеко от железнодорожных рельсов.

Такое ощущение, будто я это делала уже тысячу раз. Я слышу гудок поезда. Чувствую, как дрожит земля. Вижу фонарь на переднем вагоне. Тяну себя за пальцы и подпрыгиваю на цыпочках.

Мы единой группой бежим рядом с вагоном, и члены фракции и неофиты наравне забираются волнами в вагон. Юрайя запрыгивает прежде меня, и люди сзади напирают. Я не могу позволить себе ошибиться; я бросаюсь в сторону, цепляюсь за ручку на стенке вагона и подтягиваюсь внутрь. Юрайя хватает меня за плечо, чтобы поддержать.

Поезд набирает скорость. Мы с Юрайей сидим у стены.

Я перекрикиваю ветер:

– Куда мы едем?

Юрайя пожимает плечами.

– Зик мне не сказал.

– Зик?

– Мой старший брат.

Он указывает через вагон на парня, который сидит в дверном проеме, свесив ноги. Он худенький и невысокий и совсем не похож на Юрайю, не считая цвета кожи.

– Вы не должны знать. Это испортит сюрприз! – кричит девушка слева и протягивает руку. – Меня зовут Шона.

Я встряхиваю ее руку, но держу недостаточно крепко и выпускаю слишком рано. Сомневаюсь, что мне когда-нибудь удастся улучшить свое рукопожатие. Кажется таким неестественным держаться за руки с незнакомцами!

– Меня… – начинаю я.

– Я знаю, кто ты, – перебивает она. – Ты – Сухарь. Четыре говорил о тебе.

Надеюсь, краска на моих щеках незаметна.

– Да? И что он сказал?

Она ухмыляется.

– Сказал, что ты была Сухарем. А почему ты спрашиваешь?

– Если мой инструктор говорит обо мне, – как можно тверже отвечаю я, – хотелось бы знать, что именно.

Надеюсь, мне удалось солгать убедительно.

– Кстати, он здесь будет?

– Нет. Он больше здесь не бывает, – отвечает она. – Наверное, ему неинтересно. Его трудно напугать, знаешь ли.

Его не будет. Воздушный шарик внутри меня сдувается. Я не обращаю внимания и киваю. Я знаю, что Четыре не трус. Но знаю и то, что он боится по крайней мере одного – высоты. Вероятно, нам предстоит что-то делать на верхотуре, если он увильнул. Очевидно, она об этом не знает, раз говорит о нем с такой почтительностью в голосе.

– Ты хорошо его знаешь? – спрашиваю я.

Я всегда была слишком любопытна.

– Все знают Четыре, – отвечает она. – Мы вместе были неофитами. Я плохо дралась, и он учил меня по ночам, когда все засыпали.

Она чешет в затылке, внезапно посерьезнев.

– Очень мило с его стороны.

Она поднимается и встает за членами фракции, сидящими в дверях. Через мгновение серьезное выражение исчезает с ее лица, но я все еще взволнована ее словами, наполовину смущенная мыслью о том, что Четыре может быть «милым», наполовину охваченная желанием ударить ее без малейшего повода.

– Пора! – кричит Шона.

Поезд не замедляет ход, но она выпрыгивает из вагона. Остальные члены фракции следуют за ней, поток одетых в черное, покрытых пирсингом людей немногим старше меня. Я стою в дверях рядом с Юрайей. Поезд мчится намного быстрее, чем мне когда-либо доводилось прыгать, но я не могу струсить сейчас, перед членами фракции. И я прыгаю, больно ударившись о землю и пробежав несколько шагов, прежде чем восстановить равновесие.

Мы с Юрайей догоняем членов фракции, как и остальные неофиты, которые почти не обращают на меня внимания.

По пути я осматриваюсь. «Втулка» за спиной, черный силуэт на фоне облаков, но здания вокруг темные и притихшие. Значит, мы на север от моста, в заброшенной части города.

Мы поворачиваем за угол и рассыпаемся по Мичиган-авеню. На юг от моста это оживленная улица, запруженная людьми, но здесь она пустынна.

Подняв глаза, чтобы изучить здания, я немедленно понимаю, куда мы направляемся: в небоскреб Джона Хэнкока, черную колонну с перекрещенными балками, самое высокое здание на север от моста.

Но что мы будем делать? Взбираться на него?

По мере приближения к зданию члены фракции пускаются бегом, и мы с Юрайей мчимся за ними. Толкая друг друга локтями, они протискиваются в двери у основания здания. Стекло в одной из дверей разбито, так что осталась только рама. Я прохожу сквозь нее, не открывая, и следую за членами фракции через зловещий темный вестибюль, хрустя битым стеклом под ногами.

Я думала, мы поднимемся по лестнице, но мы останавливаемся у ряда лифтов.

– Лифты работают? – как можно тише спрашиваю я у Юрайи.

– Ну конечно. – Зик закатывает глаза. – Думали, я совсем идиот и не пришел сюда пораньше, чтобы включить аварийный генератор?

– Ага, – отвечает Юрайя. – Есть немного.

Зик сердито смотрит на брата, зажимает его шею и втирает костяшки пальцев в макушку. Может, Зик и меньше Юрайи, зато, наверное, сильнее. Или, по крайней мере, быстрее. Юрайя пинает его в бок и высвобождается.

Я усмехаюсь при виде растрепанных волос Юрайи, и двери лифтов распахиваются. Мы грузимся внутрь: члены фракции в один лифт, неофиты – в другой. По дороге бритая наголо девушка наступает мне на ногу и не извиняется. Морщась, я хватаюсь за ногу и подумываю пнуть негодяйку по голени. Юрайя изучает свое отражение в двери лифта и приглаживает волосы.

– Какой этаж? – спрашивает бритая наголо девушка.

– Сотый, – отвечаю я.

– Ты-то откуда знаешь?

– Линн, успокойся, – говорит Юрайя. – Не кипятись.

– Мы в стоэтажном заброшенном здании с горсткой лихачей! – рявкаю я. – Почему ты этого не знаешь?

Она не отвечает. Просто вдавливает нужную кнопку.

Лифт несется наверх так быстро, что у меня сосет под ложечкой и закладывает уши. Я хватаюсь за поручень у стенки лифта, глядя, как растут номера этажей. Двадцатый, тридцатый, и волосы Юрайи наконец разглаживаются. Пятидесятый, шестидесятый, и мои пальцы перестают болеть. Девяносто восьмой, девяносто девятый, и лифт замирает на сотом этаже. Хорошо, что мы не пошли по лестнице.

– Интересно, как мы выберемся на крышу… – Юрайя умолкает.

Сильный порыв ветра ударяет меня, отбрасывая волосы за спину. В потолке сотого этажа – зияющая дыра. Зик прислоняет к ее краю алюминиевую лестницу и начинает взбираться. Лестница скрипит и шатается у него под ногами, но он спокойно поднимается, насвистывая. Выбравшись на крышу, он поворачивается и придерживает лестницу для следующего.