Общество сознания Ч - Александр Сегень

- Шепчи-шепчи, - отвечал Сергей Михайлович, млея. - Твой милый шепот в моем ухе. Меня это так возбуждает!

- Дурачок! - хихикнула Евдокия. - Так вот, великий чемпион считает, что на этом мальчике особенная благодать Ч, поскольку...

- Кто это - великий чемпион?

- Один из главных титулов Святослава Зиновьевича.

- Красиво. Ну и?

- Да ты все равно не слушаешь.

- Слушаю, Евушка, слушаю. Шепчи, пожалуйста, дальше.

- Так вот, поскольку этот малыш был зачат четвертого октября девяносто третьего, в него вселились души нескольких убитых в тот вечер. Особое сочетание душ - и холерик, и меланхолик, и сангвиник, и флегматик одновременно. Такой коктейль темпераментов сходится в одном человеке раз в одно столетие.

- Бедный мальчик!

- Нисколько он не бедный. Это будет великий человек и очень богатый, а не бедный. Святослав Зиновьевич рассчитывает, что с помощью этого мальчика ему удастся открыть одну из важнейших чакр земли, находящуюся здесь, вон под тем ковром.

- Зачем?

- Чтобы получить великую энергетику этой чакры.

- Здурово! И нам достанется что-нибудь от этой энергетики?

- Само собой, глупый, нам тоже перепадет.

- Вот прямо сейчас, в полночь? - Сергей Михайлович глянул на часы. Через двадцать минут?

- Будем надеяться, - со вздохом, означающим многое, отвечала Евдокия. - Главное, это нам всем сейчас как следует сосредоточить свое внимание на центр ковра, где ярко-красное Ч. И молиться великому Ч, чтобы открылась его чакра.

Поскольку после этих слов Евдокия отодвинулась от Сергея Михайловича и принялась сосредоточиваться, Тетерин решил, что ему тоже хочется "пистолет", поскольку потребность назревала, а наполняться энергетикой великой чакры с переполненным мо-Ч-евым пузырем не хотелось. Он допил свой бокал, шепнул Евдокии, что сейчас возвратится, и отправился на поиски туалета. Он оказался в темном и безлюдном коридоре, в конце которого тосковала унылая фигура охранника. Сунулся в одну дверь - закрыто. Сунулся в другую - тоже закрыто. Спросил у охранника.

- Вон в ту дверь, - сказал он. - Там лестница, спуститесь немного вниз и увидите.

- Спасибо, - сказал Тетерин и последовал указаниям любезного питекантропа.

Спустившись по лестнице в некий закуток, он и впрямь услышал журчание, свидетельствующее о наличии удобства цивилизации. Надо было только подождать: туалет был занят. Кто-то там довольно немолодо кряхтел. От скуки Сергей Михайлович сунулся еще в одну дверь - вдруг там тоже? Но там он увидел тех, кого менее всего ожидал здесь увидеть.

- Ой, простите, - извинился он и тотчас захлопнул дверь.

Увиденное каким-то щемящим жалом запало вдруг в душу палеоантрополога Тетерина. Что-то жалобное и тревожное было в малыше, самостоятельно снимающем с себя штанишки, будто он торопился, в опаске, что его ударят. При этом он с благоговейным ужасом взирал на великого чемпиона, который, по-видимому, не собирался совершать над мальчиком никакого насилия, ибо терпеливо ждал, держа в руках какой-то красивый шелковый балахончик, украшенный серебряными пятиконечными и шестиконечными звездами. И все же смутная тревога за судьбу этого трогательного малыша вселилась в душу Сергея Михайловича.

Щелкнул замок, дверь туалета распахнулась, оттуда вышел высокий пожилой мужчина с весьма неприятным лицом, которое показалось Сергею Михайловичу на удивление знакомым. Даже, как бы сказать, отвратительно знакомым. Где же он мог его видеть?

- Да ну, пустое, - улыбнулся Тетерин, входя в туалет и изготавливаясь.

И тут-то его передернуло! Это был Чикатилло. Тот самый, фотографию которого Сергей Михайлович видел сегодня в газете "Бестия". Под заголовком "Герой нашего времени". Сергей Михайлович, чувствуя, как от ужаса его прошибает ледяным потом, прислонился плечом к стене. К горлу подступала тошнота. Некий из глубины сознания воззвал: "Очнись! Ты так до сих пор и не понял, где оказался? Восстань!" Проклятая струя наконец-то иссякла. Сергей Михайлович застегнул брюки, достал сигареты и зажигалку, закурил, приблизился к зеркалу, откуда на него глянуло знакомое лицо, ухоженное, человеческое, хотя и покрытое модной нынче щетиной. Мохнорылое, как сказала бы мама Сергея Михайловича.

- Бред собачий! - ответил Тетерин восставшему из глубин его души себе бывшему.

Ну действительно, чего только не примерещится! Какой такой Чикатилло? Его ведь давным-давно расстреляли. Откуда ему здесь взяться?

А если не расстреляли? Смотрел фильм "Ее звали Никита"? То-то же! Если и Чикатилло так же? Объявлено, мол, расстрелян, а он под другим именем живет себе и творит дела, только уже не по собственному разумению, а подконтрольно.

Бред! Бред! Просто Сергей Михайлович невыспавшийся, голова как налитой арбуз, вот-вот лопнет, мерещится Ч знает что. Фотография из газеты совместилась в полумраке со стариком из туалета, вот и получился Чикатилло...

Стоп! Ч! Чикатилло! Который Ч катит. На нас Ч катят, а мы даже не встрепенемся. Проснись же хоть ты, черепослов несчастный! При каких таких ты чакрах очутился? Показать бы этого проповедника религии Ч твоей маме, хотя бы на минутку. Она бы в ужас пришла, с ума бы сошла, что ее сын спокойно все выносит и не шарахнет Святослава Зиновьевича чем-нибудь по черепу. А если бы покойник генерал-майор воздушно-десантных войск Тетерин увидел своего сына Сережу в обществе сознания Ч? Да он бы, не мешкая, схватил его за шкирку, приволок домой и выстегал бы генеральским ремнем так, что талантливый палеоантрополог месяц не смог бы сидеть.

А что, если и впрямь взять да шарахнуть Чернолюбова по черепу? Вот был бы поступок! Генерал-майор Тетерин в могиле бы возвеселился. А хотя бы вот этой фаянсовой полочкой, которая висит под зеркалом. В ней нет никакого Ч? Кажется, нет. Хотя - поло-Ч-ка. Да нет, это не полочка, а увесистая полка.

Сергей Михайлович попробовал ее снять, и она довольно легко снялась с шурупов, ввинченных в стену. Хорошая полка. Тетерин сбросил с нее мыло и взвесил в руках - килограмма два, не меньше. Шарахнуть, малыша под мышку и - деру! Будет вам тогда чакра.

Он посмотрел на часы. Без десяти. Десять минут до полуночи, до открытия великой чакры. "Восстань!" - взывал озорно прежний Тетерин, совок, русопят, противник прогрессивного Ч-еловечества.

Сергей Михайлович усмехнулся, намереваясь повесить полку на место. Ну даже если и Чикатилло? Неужто мать самолично отдаст на съедение свою крошку? Своего малышонка, мальчонка. Чтоб ненасытное чучело бедную крошку замучило? Мучикатилло... Конечно, ничего страшного не намечается. Конечно, ничего опасного для малыша. Да это и не Чикатилло никакой.

Сергей Михайлович еще раз глянул на себя в зеркало и сказал самому себе:

- Мохнорылый!

Больше он себе возможностей на раздумья не предоставлял. Выйдя из туалета с фаянсовой полкой в руках, толкнулся в ту дверь, боясь уже не застать там ни Чернолюбова, ни мальчика.

- Не надо хихикать, тебе не так уж и щекотно, - бормотал великий чемпион, потно пыхтя. Он стоял на корточках перед мальчиком и завязывал у него под подбородком шнурки колпачка.

Малыш извивался и хихикал от щекотки, ему было весело. Он уже был облачен в лиловый шелковый балахончик, спускающийся до пят. Островерхий колпачок тоже был из лилового шелка, с серебряной Ч во лбу.

- Не отвлекайте меня сейчас! - сердито бросил Святослав Зиновьевич через плечо, услышав вошедшего Тетерина. - Да стой же ты, чумовой! - еще более сердито молвил он мальчику.

Тут Сергей Михайлович размахнулся и шарахнул Чернолюбова по черепу. Фаянсовая полка взорвалась и рассыпалась крупными осколками. Святослав Зиновьевич мешком повалился на пол и затих. Мальчик в восторге воскликнул:

- О-о-о! Бу-у-ух!

Он нисколько не испугался, видимо, уверенный, что дяди весело забавляются. Не теряя времени, Сергей Михайлович подхватил его, цапнул со стула его одежки, поверх которых лежал нательный крестик на широкой ленте, и выскочил по лесенке в коридор.

- Велено его на улицу вынести, - сказал он равнодушному охраннику, который, кажется, был уверен, что ничего экстренного не должно произойти. Где выход на улицу?

- Вон в ту дверь, наверх, направо, потом налево.

Чудодейственный мальчик очухался только на улице. Захныкал:

- Ма-а-ама!

Но дерзкий похититель уже открывал свою "мыльницу" и бросал его на переднее сиденье, захлопывал дверцу, спешил за руль, заводил мотор, выруливал из темного двора, выскакивал на проезжую улицу и мчался прочь от черкви великого Ч. Выскочив на Серпуховской вал, Сергей Михайлович быстро промчался до поворота на Тульскую, свернул, помчался к Автозаводскому мосту, мельком глянул на большие часы, светящиеся возле станции метро. Ровно полно-Чь.

- Черта вам лысого, а не чакру! - захохотал Тетерин, пуще прежнего напугав мальчика этим жутковатым хохотом.

- Ма-а-а-а-а... ма-а-а-а-а! - ревел бедный.

- Ничего, маленький, ничего, они нас не догонят, не поймают, постарался успокоить его ласковым голосом Сергей Михайлович. - Ему почему-то вспомнился тот Слава, который вчера доблестно ушел, бросив своей девушке: "Эх ты! Дурочка!" Жалко стало Евдокию. Но, как ни жалей ее, она непроходимая дура. Ему никогда не удалось бы убедить ее в том, что от таких, как Святослав Зиновьевич, надо бежать сломя голову. - Зато, Слава, ты просто ушел, а я - подвиг совершил! - воскликнул Сергей Михайлович весело. - Малышонок, не реви, прошу тебя. Тезка! Ты же тезка мой! Сережа? Как тебя зовут?