Жена, любовница, подруга... - Галина Врублевская

Не успела Ника переступить порог квартиры, как мать объявила ей:

– Никуля, доченька! Я разучила новый этюд Шопена! Специально для тебя! Мои олухи все равно не оценят.

– Мамочка! Разве у тебя оставался еще неразученный Шопен? Мне кажется, что в твоем репертуаре имеется шопеновских вещей больше, чем он написал!

– Ладно, ладно, насмешница. Пошли быстрей к инструменту, пока мужчины не вернулись.

– А где они? – спросила Ника, присаживаясь сбоку у светлого, орехового цвета пианино.

– Тимка, как всегда, на мотоцикле гоняет, у меня сердце не на месте, когда его дома нет. Григорий отправился на митинг протеста против уплотнительной застройки.

– У вас во дворе что-то строить собираются?

– Слава богу, не у нас! Гриша теперь по всему городу кочует, стал записным выразителем народного гнева. Политики платят участникам за каждый час стояния в пикете.

– Эти пикетчики и нам работать не дают, – подхватила Ника. – Только пройдем все инстанции, утвердим проект, как появляются митингующие, всюду одни и те же лица. А город ведь обновления требует! В центре дома ветшают, а на окраинах заброшенные цеха ржавеют.

– С другой стороны, и вам, строителям, нельзя волю давать. Не успеешь оглянуться – полПитера снесете и стеклянными громадами застроите. Ладно, у всякого своя правда, – оборвала себя Эльвира Викторовна. – Лучше послушай, Никуля, музыку.

Эльвира Викторовна открыла ноты, пальцы ее забегали по клавишам, и летящие звуки волнующего этюда наполнили комнату. Ника смотрела на осунувшееся, но вдохновленное лицо матери и жалела ее. Какой талант пропал! Конечно, мама молодец: и деньги уроками зарабатывает, и собственное мастерство продолжает шлифовать. Но все же, все же: как убого ее существование! Только в музыке и находит отдохновение от жизни. Неужели все творческие люди так страдают?

И Ника вспомнила, как сама недавно пыталась успокоить свою душу творчеством. Ей вдруг захотелось, как в детстве, помять пластилин. Правда, в доме его не оказалось, так она намочила муку – иногда добавляла ее в омлет. И, покатав между ладонями податливую субстанцию, вылепила занятную фигурку ребенка с мячиком в руках. Не ужели так велико ее желание родить малыша?

Звуки музыки наполняли комнату, а Ника уже представляла своего карапуза, не вылепленного, а живого. Музыка всегда навевала ей диковинные образы.

Эльвира Викторовна закончила игру, ни разу не сбившись.

– Ну что скажешь, Никуля? Уровень держу еще?

– Мамочка! Ты молодчина! И музыка замечательная!

Исполнительница захлопнула крышку пианино и внимательно посмотрела на дочь. Затем с робостью спросила:

– А у тебя как дела, Никуля? По-прежнему одна. Дождусь ли я внуков?

– Зачем тебе внуки, мамочка? Ты у нас творческий человек! Выучишь еще какую-нибудь симфонию и про все земное забудешь! – отшутилась Ника.

– Ох, зря мы тебя с Николашей Никой нарекли! – неожиданно заявила Эльвира Викторовна. – Мы с твоим отцом мечтали о каких-то невероятных победах для тебя. Думали, вырастешь, станешь лауреатом музыкального конкурса, а ты совсем музыку забросила, да и рисование тоже. Утверждаешься в каких-то непонятных вещах, работаешь этим, все название забываю…

– Менеджер-девелопер.

– Вот, вот. Язык сломать можно. И как только тебя в эти дебри занесло. А все имя виновато. Назвала бы я тебя Настенькой или Машей, ты давно бы уже и мужа имела, и пара-тройка детишек рядом бы вертелась.

– А я в командировку, в Сочи, улетаю.

– Прямо сейчас? Там сейчас такое пекло! Хотя, если у моря будешь… Погоди, погоди… Сочи! Так ведь город объявлен столицей зимней Олимпиады. Я слышала по радио. Не иначе как ваша корпорация будет строить олимпийские объекты? Значит, ты в горы поедешь! Будь осторожна, девочка. Там ведь и оползни всякие, и камнепады!

– Ну к чему такие разговоры, мам. Я же не альпинистка, по отвесным скалам не полезу.

– Значит, так: теплую одежду все равно с собой бери. Шапочку шерстяную, перчатки!

– Мама!

– Ой, что я все разговорами тебя потчую! Ты, наверно, голодна? У меня котлеты замороженные есть, лежат в холодильнике. Могу поджарить!

– Не суетись, мамуля!

– Тогда пошли чайку попьем, пока мужчины не явились.

Но попить чай вдвоем матери и дочке не удалось. В скважине замка заворочался ключ, и открылась входная дверь. Это вернулся Григорий Носик. Увидев падчерицу, накинулся на нее:

– А, госпожа захватчица явилась. Давненько вас не было, давненько. Все уплотняете коренных горожан, каждый сквер в стройплощадку превращаете?

– Дядя Гриша, ты не по адресу свой яд расточаешь. Мы осваиваем свободные массивы за городской чертой.

– Знаю-знаю, как вы осваиваете! Все на народе экономите. Эльвира! Ставь борщ на плиту, ужас как проголодался.

Обычно покладистая Эльвира Викторовна, как наседка, кинулась защищать свою дочь, названную мужем захватчицей:

– А мясцо-то в борще на деньги Никули куплено. Много ли я своими уроками зарабатываю! Ты бы, Гриша, лучше статью нормальную написал, чем манекеном с плакатом на митинге маячить. Вывел бы на чистую воду тех, кто своих великанов-уродцев рядом с Ростральными колоннами воздвигает! Глядишь, и городу польза, и гонорар какой-никакой заплатят.

– На чистую воду, говоришь, вывести? А если в парадном потом подстрелят? Ты только и мечтаешь от меня избавиться!

Глава семьи прошел в ванную, вымыл руки и вскоре сидел за столом, с голодной яростью заглатывая борщ. Хозяйка поспешно жарила покупные котлеты.

Общего разговора за столом не получилось, поскольку Григорий Носик продолжал выстреливать обвинениями теперь уже и в жену, и в падчерицу. Ника уклонялась от спора, ела молча, а Эльвира Викторовна пыталась обломать заполненные ядом кончики стрел и перевести обвинения мужа в гипотезы.

А Тим так и не появился дома в этот вечер. Он позвонил родным и сказал, что ночует у новой подруги Ларисы, а сестре передал привет.

Питерские строители вылетали в Сочи чартерным авиарейсом. Компания оплатила бизнес-класс – в пути рассчитывали поработать.

Лайнер взмыл над взлетной полосой – стремительно уходила вниз и мельчала рассеченная лучами проспектов панорама города. Замелькали крохотные речушки и поля, но скоро их затянуло дымчатой пеленой. Но вот воздушный корабль пробился к солнцу, завис над белоснежными облаками.

Пассажиры салона ощущали себя космонавтами, вышедшими на орбиту, – тревога, сопутствующая взлету, отступила. Дизайнеры постарались создать здесь атмосферу уюта: кресла стояли не унылыми рядами, а были попарно обращены друг к другу и разделены столиками. Имелись и диванчики вдоль стены, и ноутбуки для оперативной работы. А когда бортпроводница принесла обед – окорочка подали на фарфоровых тарелках, а не в пластмассовых контейнерах, – настроение у пассажиров поднялось еще на градус. Желающие выпили по рюмке, все находились в легком возбуждении; думать о делах никому не хотелось.