Оркестр меньшинств - Чигози Обиома
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он подождал несколько мгновений, потом сказал:
– Да.
Он предполагал, что она добавит еще что-то, но она отправилась на кухню мыть посуду и забрала с собой единственную керосиновую лампу в доме. Ему пришло в голову включить аккумуляторный фонарь, но он остался сидеть и обдумывал все ее слова, когда она вернулась в гостиную.
– Нонсо, я еще раз спрашиваю: ты меня любишь?
В почти полной темноте он, хотя и не смотрел на нее, мог сказать, что она закрыла глаза и ждет его ответа. Она часто закрывала глаза, когда ждала ответа на свой вопрос, словно боялась услышать какие-то обидные слова. Потом, выслушав его ответ, она попыталась осмыслить его слова.
– Ты говоришь «да», Нонсо, но правда ли это?
– Оно так, мамочка.
Она вернулась в комнату с лампой, поставила ее на табуретку рядом с собой, уменьшила фитилек, отчего их тени, обозначенные наступающей темнотой, стали огромными.
– Ты вправду любишь меня?
– Оно так, мамочка.
– Чинонсо, ты всегда говоришь, что любишь меня. Но знаешь ли ты, что, прежде чем связывать свою жизнь с человеком, его нужно по-настоящему полюбить? Ты знаешь, что такое любовь? – Он начал было отвечать. – Нет, скажи мне сначала, ты знаешь, что такое любовь?
– Знаю, мамочка.
– Это правда? Нет, на самом деле, это правда?
– Оно так, мамочка.
– Тогда, Нонсо, скажи, что такое любовь.
– Я знаю. Я ее чувствую, – сказал он. Он открыл рот, собираясь продолжить, но произнес только: – Мммм, – а потом снова замолчал, так как боялся ответить неправильно.
– Нонсо? Ты меня слышишь?
– Да. Я чувствую любовь, но не могу лгать, будто знаю все о ней, во всех подробностях.
– Нет, Нонсо. Нет. Ты сказал, что любишь меня, значит, ты должен знать, что такое любовь. Ты должен это знать. – Она вздохнула и цокнула языком. – Ты должен знать, Нонсо.
Гаганаогву, эти ее слова встревожили моего хозяина. Хотя я, как и всякий хороший чи, позволяю моему хозяину пользоваться талантом, который я выбрал для него из зала талантов, сведя свое вмешательство в его принятие решений к минимуму, тут мне захотелось вмешаться. Но меня остановил его выбор, а выбрал он эффективный инструмент молчания. Потому что мне уже было известно: когда спокойствие человеческой души оказывается под угрозой, она часто поначалу отвечает кротким молчанием, словно оглушенная губительным ударом, последствиям которого нужно дать рассеяться. А когда это рассеяние завершилось, он пробормотал:
– О'кей.
Он откинулся на спинку стула и вспомнил, что она говорила ему об одной из своих подружек, посмеявшейся над человеком, который после первой встречи сказал, что любит ее. Он тогда задумался, почему она и Лидия, ее подруга, сочли это совершенно нелепым, заслуживающим осмеяния. Это напомнило ему о том случае, когда мисс Джей смеялась над ним в ответ на его признание в любви. Тогда, как и сейчас, его это удивило. Он посмотрел на ее силуэт, и ему впервые пришло в голову, что он толком не дал себе труда задуматься о том, что повлечет за собой женитьба. Ей придется переехать к нему в компаунд. Она будет ездить с ним в фургоне – развозить яйца в пекарню на Финбарр-стрит и мясо по ресторанам, куда он время от времени поставляет птицу. Всё, что когда-то перешло в его собственность, теперь станет и ее собственностью, – всё. Правильно ли он услышал себя? Всё! А если со временем она понесет его семя, то ребенок, который родится, – даже этот ребенок будет принадлежать им обоим! Ее собственность, ее машина – он извлечет выгоду из ее учебы в университете, из ее семьи, из ее сердца, и всё, что было ее, что принадлежало ей, всё, что будет принадлежать, будет и его собственностью. Вот что подразумевает брак.
В свете этого нового понимания он проговорил:
– Вообще-то я не знаю, я не могу сказать…
Она, вероятно, произнесла «О'кей», открыв глаза.
– Но ты… – начала было она, но замолчала.
– Что? Что? – спросил он в отчаянной попытке не дать ей утаить то, что она хотела сказать, потому что она часто так поступала: замолкала на полуслове, потом возвращала все сказанное в кувшин мыслей и запечатывала там, чтобы выпустить позднее, а иногда и не выпускать вовсе.
– Не волнуйся, – ответила она чуть ли не шепотом. – Значит, ты будешь у меня в доме в следующее воскресенье. И познакомишься с моей семьей.
Осебурува, ты знаешь, что чи – это сосуд памяти, пополняющееся знание многих циклов существования. Каждое событие, каждая деталь стоит, как дерево, выставленное в яркой тьме вечности. И в то же время чи не помнит всех событий, а только те, которые заметно повлияли на хозяина. Должен сказать тебе, что решение моего хозяина в тот вечер я запомню навсегда. Поначалу он ждал, что она скажет те слова, которых он боялся: «ничего хорошего из этого не получится». Но она молчала. И тогда он, запинаясь, проговорил:
– Так оно, мамочка. Я познакомлюсь с твоей семьей в следующее воскресенье.
6. «Благородный гость»
Обасидинелу, ты отправлял меня жить на земле с людьми на много циклов бытия, и я видел много всего, и я знаю обычаи человеческие. Но человеческого сердца я так полностью и не знаю. Каждый человек живет, словно разрываясь между двумя царствами, не в состоянии закрепиться ни в одном. Это странно. Возьмем, например, связь между страхом и тревогой. Страх существует из-за присутствия тревоги, а тревога появляется из-за того, что люди не видят будущего. Но если бы только человек мог видеть будущее, он бы в большей мере был спокоен. Потому что тот, кто собирается в путь на другой день, может сказать своему компаньону: «Если мы отправимся в Абу завтра, то встретим грабителей на шоссе и нас ограбят, отнимут машину и все, что у нас есть». Другой на это может сказать: «Мы, конечно, не поедем завтра в Абу».
Или, предположим, молодая женщина собирается замуж. Если бы она видела будущее, она могла бы сказать отцу накануне свадьбы: «Отец мой, я не хочу разочаровать весь наш клан и замарать наше имя. Но мне стало известно, что, если я выйду за этого человека, он будет бить меня каждый день и относиться ко мне хуже, чем к собаке». Ты можешь себе представить, какой страх это вызвало бы у ее любимого отца, если бы он верил, что ее видение истинно? Отец щелкнул бы пальцами над головой
