Королева Виктория - Кристофер Хибберт

Отношения между королевой и матерью в значительной мере осложнялись из-за постоянных жалоб герцогини на неудобства своего быта. Так, например, она считала, что выделенные ей и ее придворным апартаменты были слишком маленькими и неудобными, в особенности по сравнению с теми, которыми пользовалась королева. Особое раздражение герцогини вызывали слишком тесные, как ей казалось, взаимоотношения между Викторией и баронессой Лецен, ее «ангелом, дорогой Лецен... бесценным сокровищем из, всех, которыми она обладала сейчас и которыми будет обладать в будущем».

Однако самым значительным сокровищем юной королевы по-прежнему оставался несравненный лорд Мельбурн, без которого она и шагу ступить не могла. Он был ее главным утешителем и доверенным лицом в самых трудных делах. Именно он делал ее жизнь более иди менее сносной, в особенности на фоне конфликтных отношений с матерью. Поэтому когда в начале мая 1839 г. королева узнала от министра внутренних ел лорда Джона Рассела, что ее правительство потерпело поражение в дискуссии по колониальному вопросу в палате общин и что ее любимому премьер-министру, по всей видимости, придется подать в отставку, королева Виктория впала в отчаяние. Правда, такое развитие событий ей предсказывали задолго до парламентских дебатов, но она и мысли не допускала, что правительство Мельбурна может оказаться не у дел. «Я несчастная и совершенно беспомощная девушка, — отметила королева в своем дневнике, — которая всегда обращалась к нему за помощью и поддержкой, и вот сейчас сама мысль о том, что все мое счастье и се мои надежды поставлены на карту, так поразила меня, что я разрыдалась и долго не могла успокоиться».

Это событие доставило больше переживаний, чем даже неожиданная смерть леди Гастингс и происки ловкого придворного интригана Джона Конроя. «Состояние агонии, отчаяния и несчастья, в которое меня повергло поражение правительство Мельбурна, — писала королева, — просто невозможно передать. Это легче представить, чем найти подходящие слова выражения моего горя! Вся моя счастливая и спокойная жизнь в одночасье была разрушена до основания. Трудно смириться с тем, что мой дорогой и добрый лорд Мельбурн больше не будет моим премьер-министром... Я долго плакала и рыдала».

«Я действительно думала, что мое сердце разорвется от горя», — сообщила она лорду Мельбурну, который пришел к ней, чтобы самому объяснить сложившуюся ситуацию и хотя бы как-то успокоить королеву.

Она заплакала и попросила его по-прежнему оставаться верным другом и даже отцом во всех ее многотрудных делах. Мельбурн стоял у окна и напряженно молчал. Королева подошла к нему, взяла его за обе руки и еще больше разрыдалась. «Не бросайте меня», — взмолилась Виктория, прижимая его руки к себе. Лорд Мельбурн был тронут таким участием королевы и заверил, что ни при каких обстоятельствах не оставит ее на произвол судьбы. При этом он смотрел на нее с жалостью и отеческой заботой. После всего этого Виктория немного успокоилась и взяла себя в руки. «Вы должны собрать все свои силы, — продолжал лорд Мельбурн, — проявить твердость и действовать с предельной решительностью». А королева снова расплакалась и чувствовала себя «такой несчастной, какой только может быть обычное смертное существо».

А когда он ушел, она тут же написала ему письмо, в котором слезно умоляла вновь вернуться во дворец и провести с нею ужин. Однако лорд Мельбурн ответил, что не может явиться на ужин, так как процесс формирования нового правительства еще не завершился и у него много дел. Но он пообещал наведаться к ней позже вечером.

Между тем в королевский дворец приехал лорд Джон Рассел, но так и не смог поговорить с королевой, поскольку та снова принялась плакать и обливалась слезами до тех пор, пока в ее покоях не появился лорд Мельбурн. Он привез с собой бумагу, в которой рекомендовал королеве немедленно послать за герцогом Веллингтоном и вместе с ним решить вопрос о будущем премьер-министре. Если у Веллингтона не будет серьезных предложений, то новым главой правительства вполне может стать сэр Роберт Пиль, который уже был премьер-министром в правительстве тори в 1834—1835 гг. И если такая договоренность будет достигнута, то королеве придется находить общий язык с «упрямым, стеснительным и неловким» мистером Пилем. Конечно, Роберт Пиль был «грубоватым и простоватым парнем», несмотря на долгие годы, проведенные в Харроу и колледже Христа. Кроме того, он «не был приучен беседовать с королями и королевами», как Мельбурн, и все же считался достаточно «надежным и одаренным человеком».

«Я снова расплакалась и сказала: «Вы не знаете, как все это ужасно для меня, — продолжала королева издирать душу в дневнике. — Он был чрезвычайно добр ко мне и старался всячески подбодрить меня в такую минуту... я много плакала и держала его руку в своих ладонях... а он поцеловал мою руку».

Когда лорд Мельбурн ушел, королева написала ему письмо, в котором умоляла отправиться с ней на верховую прогулку в парк завтра утром, чтобы увидеть его «хоть одним глазком» и снова ощутить привычное тепло, комфорт и утешение. Конечно, леди Мельбурн сочла бы это детским капризом, но королеве действительно было трудно без лорда Мельбурна, и она, конечно, не смогла бы пройти через все испытания, если бы «не видела вокруг себя лица надежных и верных друзей».

В тот вечер она не прикоснулась к еде и провела бессонную ночь. На следующее утро ее навестил герцог Веллингтон и с порога сразу же заявил, что он слишком стар для поста премьер-министра, что в свои семьдесят лет не может быть полезным королеве, что плохо слышит и слишком давно не интересовался деятельностью палаты общин. Как и предполагал лорд Мельбурн, герцог Веллингтон рекомендовал королеве сэра Роберта Пиля в качестве нового премьер-министра.

Перспектива назначить Роберта Пиля главой правительства повергла королеву Викторию в уныние. Она знала, что с ним трудно иметь дело, сложно разговаривать и решать важные государственные дела, а его чрезмерная скромность и застенчивость могли оказать на нее самое негативное влияние. Еще ее дядя король Георг IV постоянно жаловался, что Роберт Пиль раздражает его своими дурными манерами и в особенности неуклюжей привычкой выбрасывать вперед руки во время разговора. А королева часто говорила, что такие манеры напоминают ей поведение какого-то провинциального учителя танцев. Еще более жесткую оценку дал ему Чарльз Гревилл, который сравнивал Роберта Пиля с «щегольски одетым лавочником, жадно поглощающим пищу за столом и разрезающим желе огромным ножом».

Несмотря на то что посетивший королеву в тот вечер Роберт Пиль показался ей «холодным и довольно странным человеком, в особенности по сравнению с «открытым, веселым, непосредственным и чрезвычайно добрым лордом Мельбурном, с его великолепными и аристократическими манерами», в целом их первая беседа прошла более «пристойно и доброжелательно, чем она предполагала». До начала встречи лорд Мельбурн посоветовал королеве выразить твердую надежду, что новый премьер-министр и все правительство не будут увольнять тех придворных, которые не занимаются непосредственно политикой. «Они не должны трогать ваших придворных дам», — напутствовал он королеву, но та решительно отвергла даже саму мысль о вмешательстве правительства в ее дворцовые дела. А когда Виктория затронула эту тему в беседе с Робертом Пилем, тот воздержался от немедленного ответа и заверил королеву, что новое правительство не предпримет никаких мер без одобрения королевы и уж тем более против ее воли.

На следующий день королева получила письмо от лорда Мельбурна, в котором тот настоятельно рекомендовал ей твердо стоять на своем в вопросе о ближайшем окружении, однако не слишком упорствовать, не отвергать все пожелания нового премьер-министра и ни в коем случае не прерывать переговоров на эту тему. Предупреждения лорда Мельбурна оказались весьма своевременными. Во время своего второго визита в королевский дворец Роберт Пиль затронул вопрос о придворных дамах и спросил, действительно ли королева желает оставить их всех при себе. Королева, прекрасно понимая, что именно имеет в виду Пиль, решительно заявила, что не откажется ни от одной из своих придворных дам. «Даже от тех, кто заведует гардеробом и королевскими покоями?» — осторожно уточнил Роберт Пиль. «Да», — последовал твердый ответ.

Обескураженный такой решительностью Пиль запротестовал, что эти дамы замужем за его вигскими оппонентами, но королева стояла на своем и добавила, что для нее совершенно не важно, чем занимаются их мужья, и что она никогда не обсуждает со своими придворными дамами политические проблемы. После минутных раздумий Пиль заявил, что ничего не имеет против юных придворных, однако он не хотел бы видеть при дворе некоторых из солидных дам. В ответ на это королева деликатно заметила, что имеет полное право самостоятельно подбирать себе придворных дам, и к тому же в прошлом не было прецедента, чтобы правительство вмешивалось во внутренние дела королевского двора. Но Пиль не уступал, продолжая доказывать, что в данном случае исторические прецеденты не имеют силы, поскольку все предыдущие королевы были всего лишь супругами-консортами правивших королей, а не правящими королевами. В этом-то, по его мнению, и заключается весьма существенная разница между королевой Викторией и предыдущими королевами. «Но только не в таких делах»,— резко прервала его королева, давая понять, что разговор на эту тему исчерпан.«Я никогда еще не видела такого испуганного человека, — с чувством триумфа сообщила она лорду Мельбурну. — Он был подавлен... а я была очень спокойной и решительно стояла на своем. Полагаю, вы остались бы очень довольны, увидев меня во время разговора... Королева Англии никогда не будет поддаваться на такие провокации/Будьте наготове, так как вскоре можете нам понадобиться».