Человек из Высокого Замка - Филип Дик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пфердхуф кивнул:
— Отправлю немедленно. Дату и время отправления зафиксирую. — Дверь за секретарем закрылась.
«Приходится быть начеку, — подумал Райс. — Не то через пару дней можно очутиться консулом на каком-нибудь Богом забытом островке у побережья Южной Африки, в обществе своры черномазых. А там, — не успеешь оглянуться, как у тебя уже и черная любовница, и десяток негритят бегают вокруг с воплями „папа“».
Он вернулся к столику и закурил египетскую сигару.
Похоже, его все же оставили в покое. Он извлек из портфеля книгу, которую читал в последнее время. Поудобнее устроился в кресле и принялся читать с того места, на котором остановился в прошлый раз.
«…неужели и впрямь бродил он когда-то по этим тихим улочкам? Как далеки сегодня Тиргартен и беспечное спокойствие того летнего утра. Все это осталось в какой-то другой жизни. И этот давно позабытый вкус мороженого… Теперь им приходилось питаться одной травой, да и то не всегда досыта! «Боже! — взмолился он. — Да кончится ли это когда-нибудь?» Громадные английские танки без устали шли один за другим. Рухнул еще один дом — не разобрать, какой: жилой или магазин, а может быть, школа, — его стены распались и осыпались потоком обломков. Под руинами осталась горстка погребенных заживо, не успевших издать даже предсмертного вопля. Смерть неспешно и методично простирала свои крылья над живыми и искалеченными, над горами трупов, уже начавших разлагаться. Гниющий и распадающийся труп Берлина еще тянул к небу слепые остовы своих башен, но и они. скоро исчезнут бесследно, как эта безвестная постройка…
Юноша увидел, что его руки покрылись черной копотью — смесь сажи пожарищ и сгоревшей человеческой плоти — конечный продукт распада жизненного цикла. «Тут все смешалось», — подумал он, отряхиваясь. Он — больше не пытался рассуждать, им прочно овладело единственное ощущение, если в этом хаосе воплей и взрывов человеческие проявления возможны вообще. Ощущение голода. Шесть дней они питались одной травой, но теперь исчезла и она. Газоны превратились в сплошную воронку. Перед ним возникли нечеткие контуры каких-то жалких человеческих фигурок, они замерли в безмолвной неподвижности и так же безмолвно исчезли: седая старуха в платке и с пустой корзинкой, надетой на руку… однорукий мужчина с глазами, пустыми, как ее корзинка. Девушка. Все они исчезли в хаосе искромсанных деревьев…
А кошмар продолжался.
«Да кончится ли это когда-нибудь? — снова спросил себя юноша. — А если да, то что же дальше? Разве эти станут теперь кормить нас?..»
— Freiherr, — услышал Райс голос Пфердхуфа. — Прошу прощения, что отвлекаю вас. Всего пару слов.
Райс подхватился и захлопнул книгу:
— Разумеется.
«Как оо пишет, — думал он. — Поистине нечто захватывающее. Описание штурма Берлина англичанами настолько выразительно, будто это происходило на самом деле. Бррр…» — его даже передернуло.
«Поразительное свойство литературы, даже самой низкопробной, рассчитанной на массового читателя, так воздействовать на воображение. Не удивительно, что эта книга запрещена в пределах Рейха. Я сделал бы то же». Теперь он уже пожалел, что принялся за чтение, но, увы, — поздно. Придется дочитывать.
Секретарь доложил:
— Здесь какие-то моряки с немецкого судна.
— Ладно. — Райс энергично поднялся и вышел в приемную. Все трое — светловолосые, с простыми взволнованными лицами.
— Хайль Гитлер! — Райс вскинул правую руку в приветствии и одарил их скупой улыбкой.
— Хайль! — выкрикнули они в ответ и принялись совать ему документы.
Заверив бумаги, консул тотчас вернулся в кабинет.
И вновь раскрыл «Тучнеет саранча».
Взгляд случайно задержался на странице, где речь шла о Гитлере. Он не смог оторваться и принялся читать прямо с этого места. Уши его пылали.
«Послевоенный суд над Гитлером, — сообразил Райс. — Боже милостивый! Гитлер — в руках Союзников. Вместе с Геббельсом, Герингом и остальными. И все это происходит в Мюнхене. Гитлер отвечает на вопросы представителя обвинения от США».
«… мгновение спустя всем показалось, будто воскрес из небытия древний, неистово злобный дух. Трясущееся дряблое тело выпрямилось, голова запрокинулась. Сочащиеся слюной губы шевельнулись, исторгая лязгающий полушепот:
— Deutche, hier stehe ich[17]. — Зал заседания зашумел. Повсюду напряженные лица: русские, американцы, англичане, немцы. «Да, — подумал Карл. — Вот оно… Кое-что становится очевидным… они не просто победили, самое главное, они разоблачили этого сверхчеловека, показали, чего он стоит на самом деле. Только…»
— Freiherr…
Райс увидел, что секретарь снова находится в кабинете.
— Я занят, — рассерженно бросил он и захлопнул книгу. — Господи, дадут мне дочитать книгу или нет!
«Это безнадежно», — подумал он.
— Из Берлина поступила новая шифрограмма, — сообщил Пфердхуф. — Я взглянул на то, что уже дешифровано. Это касается политической ситуации.
— Что там? — пробормотал Райс, массируя виски.
— По радио с неожиданной речью выступил доктор Геббельс, — взволнованно сообщил секретарь. — Мы должны подготовить текст выступления и обеспечить его публикацию в местных газетах.
— Ну хорошо, хорошо, — согласился Райс.
Как только секретарь удалился, Райс вновь раскрыл книгу. «Загляну-ка я еще раз, будь что будет…» — он быстро пролистал прочитанное.
«…Карл мрачно размышлял, созерцая покрытый государственным флагом гроб: «Он лежит здесь и теперь-то уж мертв по-настоящему. И никаким адским силам не воскресить этого человека (а может, недочеловека?), которому он слепо верил, которого обожествлял… до самой смерти. Адольф Гитлер скончался, но он-то, Карл, жив. Что-то подсказывало ему: он не отправится следом, — будет жить. И восстанавливать. Нам всем предстоит восстановление. Мы обязаны совершить это.
Как далеко, как жутко далеко завела его магия Вождя. Что это было на самом деле? Как понимать все теперь, когда проставлена последняя точка невероятного жизненного пути, этого странствия из австрийского захолустья и затхлой нищеты, из кошмарного окопного существования, сквозь политические интриги, — к созданию партии и посту канцлера, к чему-то, что почти уже было мировым господством?»
Теперь-то Карл знал: это Блеф. Адольф Гитлер их дурачил. Водил за нос при помощи пустых фраз.
Однако не все потеряно. Мы все же раскусили твой блеф, Адольф. И ты предстал, наконец, в своем подлинном облике. Как и твоя нацистская партия, и эта жуткая эпоха истребления и маниакальных бредней, — теперь-то уже видно, что это было на самом деле.
Карл повернулся и пошел прочь от гроба…»
Райс закрыл книгу и минуту сидел неподвижно. Вопреки обыкновению, он почувствовал, что возмущен. «Надо как следует нажать на японцев, — подумал он. — Чтобы они запретили эту проклятую книжонку. В сущности, с их стороны это вполне осознанное действие. Иначе давным-давно арестовали бы этого… как его там… Абендсена. Они обладают достаточным влиянием на Среднем Западе.
Однако, чем он так возмущен? Тем, что Гитлер якобы низложен и мертв, что, по этой фантазии Абендсена, партия и Германия пали?.. Нет. Во всем этом каким-то непостижимым образом оказалось больше достоверности и глубинного смысла, чем в самой действительности, — во всем этом мире германской гегемонии».
«Как такое возможно вообще? — задался вопросом Райс. — И все ли дело только в писательском таланте этого человека?
У этих романистов всегда полно выдумок и всяких штучек. Взять хотя бы доктора Геббельса. Он ведь тоже начинал с сочинения романов. Они все взывают к самым низменным инстинктам, таящимся в каждом из нас, даже под самой благопристойной внешностью. О да, настоящий писатель, он отлично изучил людей, ему известны их самые потаенные мысли, он знает, какие они трусливые и как легко предают из простой корысти. Стоит такому подуть в свою дуду, — и успех гарантирован».
«А как он сыграл на моих чувствах, — продолжал рассуждать Райс. — Он и не пытался взывать к моему разуму. Наверняка все это щедро оплачено: за ним стоит кто-то с большими деньгами. Несомненно, этот «кто-то» подговорил, как следует научил, о чем написать. За большие деньги они вам состряпают еще и не такую дрянь, вывалят на вас содержимое выгребной ямы, и, будьте уверены, публика серьезно воспримет эту вонючую мешанину».
Райс посмотрел на обложку. Омаха, штат Небраска. Последний оплот плутократического книгоиздания США, в былые времена сосредоточенного в самом центре Нью-Йорка и финансируемого еврейским капиталом или находящегося на содержании у коммунистов…
А может, этот Абендсен еврей? Они не сдались и все еще пытаются отравить нас своей стряпней. — Он с силой захлопнул книжку. — Настоящая его фамилия наверняка Абендштейн. Недаром СД уже занялась этим делом.
