Полное собрание сочинений. Том 3. Повести и драмы - Август Стриндберг

Кристина. Вениамин что-то нейдет! Что, по-твоему, он делает успехи в письменных работах?

Элис. В этом я твердо убежден, а в латыни так с отличием!

Кристина. Славный он мальчуган, Вениамин.

Элис. Необыкновенно, разве вот немного фантазирует. А ты знаешь, почему он живет у нас в доме?

Кристина. Не потому ли, что…

Элис. Потому… что мой отец растратил его сиротские деньги, как и средства многих других! Видишь ли, Кристина, в том-то весь ужас, что в школе мне приходится видеть этих обокраденных сирот, которые теперь должны переносить унижение быть бесплатными учениками. Тебе легко понять, какими глазами они смотрят на меня. И я должен беспрерывно думать об их несчастий, чтобы иметь возможность прощать им их жестокость.

Кристина. Мне думается, что твой отец в сущности относится к этому проще, чем ты!

Элис. В сущности, да!

Кристина. Элис, мы должны думать о лете, а не о том, что прошло!

Элис. Да, о лете! Знаешь, сегодня ночью я проснулся при звуках студенческой песни; вот что пели: «Да, я приду, передайте привет мой, веселые ветры, полям и птицам, что я их люблю, расскажите березам и липам, горам и озерам — я увижу их снова, увижу их такими, как в дни моего детства…» Встает взволнованный. Но удастся ли мне взглянуть на них снова, вырвусь ли я из этого ужасного города, из Гевали, горы проклятия, и увижу ли снова Гарлеим? Садится у двери.

Кристина. Да, да! Разумеется!

Элис. Но ты убеждена, что я увижу свои березы и свои липы такими, какими я видел их прежде; ты не думаешь, что та же черная пелена должна лежать на них, как и на здешней природе; с того самого дня, как… Указывая на кресло, которое теперь в тени. Видимо, солнышко уже ушло!

Кристина. И опять придет, и тогда уже останется надолго!

Элис. Правда; дни прибывают, и тени становятся короче.

Кристина. Мы идем навстречу свету, Элис, поверь мне.

Элис. Иногда и я так думаю, и когда я думаю о прошедшем и сравниваю его с настоящим, я бываю так счастлив. Взять хоть прошлый год, ведь тогда ты не сидела здесь, тогда ты ушла от меня, и наша помолвка расстроилась. Знаешь, это было самое мрачное. Я в буквальном смысле слова умирал по частям; но когда ты вернулась — я ожил. Ты помнишь, почему ты ушла?

Кристина. Нет, не помню, и теперь мне кажется, что никакой причины и не было. Просто почувствовала какую-то потребность уйти и ушла, как во сне; когда я снова увидела тебя, я проснулась и была счастлива!

Элис. И теперь мы не будем разлучаться никогда, потому что, уйди ты теперь, я бы на самом деле умер!.. А вот и мать! Не говори ничего, оставь ее в этом мечтательном мире, в котором она живет и думает, что отец — мученик, а все его жертвы — мошенники.

Фру Гейст выходит из кухни, в кухонном переднике, чистит яблоко; говорит приветливо, с простоватым оттенком. Здравствуйте, детки! Какой вам яблочный суп, холодный или горячий?

Элис. Холодный, мамочка.

Гейст. Вот и прекрасно, мой мальчик! ты всегда знаешь, чего хочешь, и прямо говоришь, а Кристина вот не может. А научился этому Элис у своего отца; тот всегда знал, чего хочет и что делает, а этого-то люди и не терпят, вот ему и пришлось поплатиться. Но придет же раз и его денек, и тогда ему воздастся по справедливости, а остальным — по несправедливости их!.. Постой-ка, что это я хотела сказать? Ах, да! Знаете, Линдквист перебрался сюда в город! Линдквист, этот величайший из всех мошенников!

Элис встает, взволнованный. Он вернулся сюда?

Гейст. Ну, да, и живет наискосок!

Элис. Значит, каждый день придется видеть, как он будет таскаться мимо. Только этого не доставало!

Гейст. Позволь мне переговорить с ним один только раз, так он никогда не вернется назад и носу больше не покажет, я уж знаю его маленькие причуды! Ну, Элис, как сошло у Петра?

Элис. Ах, да, отлично!

Гейст. Я в этом уверена. А когда же ты думаешь, наконец, защищать диссертацию?

Элис. Когда соберусь, мама!

Гейст. Когда соберусь! Это совсем не ответ!.. А Вениамин? Он справился с письменными работами?

Элис. А этого мы еще не знаем; да он скоро будет здесь сам!

Гейст. Да-а, я не особенно — то люблю Вениамина, потому что он всё делает вид, будто у него право… Но мы его отучим от этого!.. А все-таки он — расторопный мальчуган… Ах, да, тут тебе посылка, Элис. Уходит в кухню и тотчас же возвращается назад со свертком.

Элис. Представь себе, как мать во всём разбирается и следит за всем; я иногда думаю, что она вовсе не так уж глупа, как представляется.

Гейст. Вот посылка! Ее Лина получала!

Элис. Подарок! После того, как я однажды получил ящик с булыжником, я боюсь подарков. Кладет сверток на стол.

Гейст. Ну-с, я пойду опять на кухню! — А не будет ли холодно, что дверь открыта?

Элис. Нисколько, мамочка.

Гейст. Элис, не вешай ты свое пальто здесь, а то, посмотришь, такой беспорядок!.. Ну, Кристина, ты скоро кончишь мои занавески?

Кристина. Через несколько минут, мама!

Гейст. Да, а вот этого самого Петра я люблю; это мой любимец… Элис, ты не будешь на обеде?

Элис. Конечно, буду.

Гейст. Ну вот, почему же ты заказал себе холодный яблочный суп, раз ты уходишь! Какой ты бестолковый, Элис. Впрочем, и Петр тоже. Закройте двери, когда будет холодно, а то как бы вам насморка не схватить! Уходит направо.

Элис. Добрая старушка!.. И вечно с Петром… уж не собралась ли она дразнить тебя Петром?

Кристина. Меня?

Элис. Ты же знаешь, что у старух всего-то и забот, что о затеях да интригах!

Кристина. А что за подарок ты получил?

Элис, разворачивая сверток. Верба!..

Кристина. От кого?

Элис. Неизвестно!.. Ну, на этот раз безобидно, вот я посажу ее в воду, она зазеленеет, как посох Аарона! «Береза… как в детстве…» И Линдквист появился здесь.

Кристина. Что же ему нужно?

Элис. Ему — то именно мы должны больше всего денег.

Кристина. Но ты же ему ничего не должен!

Элис. Да, но мы — один за всех и все за одного; пока тяготеет долг, имя нашей семьи обесчещено.

Кристина. Перемени имя!

Элис. Кристина!

Кристина, откладывая уже оконченную работу в сторону. Спасибо, Элис! Я хотела только испытать тебя!

Элис. Но тебе не следует искушать меня!.. Линдквист бедный человек и требует своего… Где прошел мой отец, там поле битвы — с убитыми и ранеными… а мать уверена, что он, жертва! Хочешь пройтись?

Кристина. И поискать солнца? С удовольствием.

Элис. Пойми, ведь Спаситель страдал и за наши грехи, и все-таки мы должны продолжать расплачиваться. За меня никто не заплатит!

Кристина. Но если бы кто-нибудь заплатил за тебя, ты тогда понял бы…

Элис. Да, тогда я понял бы!.. Тише! Вон идет Вениамин. Посмотри, он весел?

Кристина смотрит в дверь в глубине. Он идет так медленно… А теперь вот остановился у фонтана… и моет глаза.

Элис. Только этого не доставало.

Кристина. Да ты подожди…

Элис. Слезы, слезы!

Кристина. Терпение!

Вениамин приветлив, почтителен, но грустен, в руках у него несколько книг и папка.

Элис. Ну, как у тебя с латынью?

Вениамин. Да плохо!

Элис. Дай-ка, я посмотрю твое сочинение! Что ты там наделал?

Вениамин. Я поставил ut с изъявительным наклонением, хотя и знал, что тут должно быть сослагательное.

Элис. Ну, тогда ты пропал! И как это с тобой случилось?

Вениамин с покорностью судьбе. Вот уж не могу объяснить; я отлично знал, как нужно было, хотел написать правильно, а вышло неправильно! Убитый, садится к обеденному столу.

Элис, нагнувшись над письменным столом и читая в тетради Вениамина. Так и есть, изъявительное! Ах ты, Господи!

Кристина с усилием. Ну, авось в следующий раз посчастливится: жизнь долга — так ужасно долга!

Вениамин. Да, конечно!

Элис печально, но без горечи. И нужно же было всему сойтись клином. А ведь ты был моим лучшим учеником; чего же мне тогда ожидать от других! — Моя репутация, как учителя, пошла прахом, я больше не получу ни одного урока, И, стало быть… всё рушится! Вениамину. Не принимай этого близко к сердцу… тут вовсе не твоя вина…

Кристина с крайним напряжением. Элис! Крепись! Мужество, ради Бога!

Элис. Где же мне его взять?

Кристина. Там же, где брал.

Элис. Теперь уже не то, что прежде! по-видимому, я впал в немилость!

Кристина. Страдать безвинно — знак милости… Не давай только нетерпению овладеть тобой… Пусть это испытание, — потому что это только испытание, я это чувствую…

Элис. Да разве для Вениамина в году останутся не те же 365 дней?

Кристина. Нет, радостное состояние духа сокращает время!

Элис улыбается. Подуй на рану, заживет, говорят детям!

Кристина. Будь же ребенком, я так и буду говорить… Вспомни о матери… как она всё переносит!

Элис. Дай мне руку; утопаю!

Кристина протягивает ему руку.

Элис. Рука у тебя дрожит.