Мари - Генри Хаггард

Затем я добавил некоторые указания в отношении ружей, седельных сумок, одежды, одеял и других деталей и приказал ему немедленно начать подготовку.

Ханс никогда не колебался. Он прошел со мной недавнюю кампанию и привык к неожиданным приказам. Если бы я сказал ему, что собираюсь скакать на Луну, я думаю, что он издал бы свое обычное «Всемогущий!» и не возражал бы, чтобы сопровождать меня туда.

Следующие полчаса были заполнены делами. Достать из сейфа и уложить в пояс из оленьей кожи деньги Анри Марэ. Отцу — написать письмо управляющему банком в Порт-Элизабет, подтверждающее мое право на вложенную туда на мое имя сумму. Необходимо поесть и заготовить еду нам на ближайшее время. Осмотреть подковы у лошадей и уложить в седельные сумки кое-что из одежды. Были также и другие заботы, о которых я теперь уже забыл. Однако, через двадцать пять минут длинная, тощая кобыла уже стояла перед дверью. За нею, с пышными журавлиными перьями на шляпе, сидел на чалом жеребце Ханс, держа на поводу чалую лошадь, четырехлетку, купленную мною еще жеребенком вместе с кобылой. С детства откормленная зерном, она выросла весьма крепкой и рослой лошадью, хотя и уступала в скорости своей матери. В передней находился мой бедный старый отец, который был совершенно выбит из колеи быстротой и неотложностью этого предприятия. Он обнял меня.

— Да благословит тебя Бог, мой дорогой мальчик, — сказал он. — У меня было мало времени, чтобы подумать, как следует, но я молюсь, чтобы все вышло как можно лучше и мы смогли снова встретиться в этом мире… Но, если это не удастся, помни, чему я учил тебя, а если же я переживу тебя, то со своей стороны я буду помнить, что ты умер, стараясь исполнить честно свой долг. О, что за горе принесло всем нам слепое безумие Анри Марэ! Я ведь предостерегал его, что все получится именно так. До свидания, мой дорогой мальчик, до свидания, мои молитвы будут сопровождать тебя, а остальное… Да, ладно, я стар и какое имеет значение, если мои седые волосы со скорбью пойдут в могилу?

В ответ я поцеловал его и со щемящим сердцем прыгнул в седло. Через пять минут здание миссии исчезло из поля нашего зрения…

Через тринадцать с половиною часов после этого я натянул поводья на набережной Порт-Элизабет именно в тот момент, чтобы захватить капитана Ричардсона, когда он садился в шлюпку, чтобы отплыть к кораблю «Семь звезд», на котором уже поднимали паруса. Я, как только смог в моем измученном состоянии, объяснил ему суть дела и уговорил подождать с отплытием до следующего отлива. Затем, благодаря Бога за скорость кобылы (чалый остался с воспаленным копытом за тридцать миль отсюда, а Ханс следовал на четырехлетке, но еще не догнал меня), я потащил ее и поставил в гостинице. Там она, бедняга, упала и издохла. Что ж, она сделала свое дело и в стране не было другой лошади, которая смогла бы помочь захватить вовремя это судно…

Примерно через час прибыл Ханс, подстегивая чалую, и здесь я могу добавить, что и она, так и чалый жеребец, оба поправились. И потом я ездил верхом на них на протяжении многих лет, пока они совсем не состарились…

Когда я поел, или, вернее, заставил себя съесть что-нибудь, и немного отдохнул, я направился в банк, где добился успеха в объяснении управляющему всей ситуации, и после некоторых затруднений, ибо золотом Порт-Элизабет не особенно изобиловал, достал три сотни фунтов в виде соверенов. На остальные две сотни управляющий банком дал мне вексель на имя одного агента в Делагоа Бей вместе с рекомендательным письмом к нему и к португальскому губернатору, который, оказывается, был в долгу перед их учреждением. Правда, поразмыслив, я возвратил банку этот вексель и истратил двести фунтов на покупку разнообразных товаров, которые я не буду перечислять здесь, но которые, я знал это, могли быть полезными для торговых целей среди кафров Восточного побережья. По сути я практически очистил магазины Порт-Элизабет и мне едва хватило времени, чтобы с помощью Ханса и владельцев магазинов упаковать и погрузить на корабль товары, прежде чем он вышел в море.

И вот, через двадцать четыре часа после того, как я покинул миссию, мы с Хансом увидели за собой удаляющийся Порт-Элизабет, а впереди — пустынные бурные воды Индийского океана.

ГЛАВА VIII

Лагерь смерти

Все складывалось удачно в этом путешествии, если не считать мое состояние. Не бывая в океане с детства, я чувствовал себя совершенно больным, когда мы день за днем бороздили воды, делавшиеся все более и более бурными. Так что, хоть я и был крепким, ужасная качка одолела меня. К физическим страданиям добавлялось психическое возбуждение, царившее во мне от создаваемых воображением картин. По правде говоря, бывали минуты, когда я желал, чтобы корабль внезапно пошел ко дну и этим положил бы конец моим страданиям. Однако, значительно сильнее страдал мой оруженосец Ханс, который до этого ногой не ступал на какое-нибудь судно. Может быть, это было и к счастью, ибо знай он, какие ужасы сулит океан, как бы сильно он ни любил меня, я уверен, что под любым предлогом он оставил бы меня здесь одного. А теперь он лежал на полу моей маленькой каюты, в ужасе перекатываясь в ритме качки туда-сюда. Он был уверен, что мы утонем и в перерывах морской болезни разражался жалобными причитаниями на голландском, английском и различных местных диалектах, перемешанных с проклятиями весьма реалистического характера.

После первых двадцати четырех часов он сообщил мне со многими стенаниями, что последний кусочек его внутренностей уже вылетел из него и теперь он подобен пустой тыкве. Также он заявил, что все эти бедствия обрушились на него потому, что он настолько глуп, что отказался от религии своего народа и позволил себе быть «вымытым белым», то есть крещенным моим отцом.

На следующее утро Ханса подкрепили бренди, от которого он сильно опьянел и стал смотреть на все в радужном свете. Особенно это проявлялось при очередном приеме «лекарства» — бренди. Подобно другим готтентотам, Ханс очень любил спиртные напитки и поглощал их в огромном количестве, вызывая негодование отца.

Думаю, что это произошло на четвертый день, когда, наконец, мы почувствовали килевую качку, перекатились через отмель порта Наталь и оказались в тихом месте под прикрытием горы Пойнт, в чудесной бухте, на берегу которой теперь стоит город Дурбан. Тогда это было убогое селение из нескольких жалких хибарок, которые впоследствии были сожжены зулусами, и множества кафрских хижин. Встретили нас несколько белых и множество туземцев.

Мы провели два дня в этом поселке, где у капитана Ричардсона была разгрузка товаров для английских поселенцев. Те дни я провел на берегу океана. Хансу я не разрешил покидать меня, занимая все время сбором сведений об общей ситуации на этой земле, в особенности о зулусах, народе, с которым мне предстояло вскоре завести близкое знакомство. Безусловно, я выяснил и у туземцев и у белых все, что возможно, о судьбе группы Марэ, но никто даже не слышал о них. Единственное, что я узнал, это то, что знакомый мне Питер Ретиф с большим отрядом пересек горный хребет Кватламба, известный сейчас как Драконовые горы, и вступил на территорию Наталя. Здесь они предполагали поселиться, если смогут получить разрешение короля зулусов Дингаана, дикого властелина, перед которым, казалось, все жили в страхе.