«Афганистан, мой путь…» Воспоминания офицера пограничной разведки. Трагическое и смешное рядом - Юрий Николаевич Матроскин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прибыв на место, бойцы по команде «деда» Лобанова крюками лебедок двух впереди поставленных бронемашин зацепили нос «невезучего» БТРа. А затем по команде его водитель начал движение вперед, в то время как водители трех других БТР — соответственно стали отпускать-натягивать тросы лебедок, вытягивая «невезучего» на берег и не давая корме машины по ходу продвижения соскользнуть с моста в пропасть. Для меня те минуты ожидания казались вечностью. И только в миг, когда этот БТР наконец-то перевалился через бровку берега и полностью оказался на берегу, — я испытал огромное облегчение и такую радость, что она не шла ни в какое сравнение с радостью от успеха засады. Я был готов расцеловать Николая Лобанова (еще бы, от алиментов меня спас). Вопрос Володи Тупенко: «Ну что, поедем собирать оружие?» после таких нервных потрясений энтузиазма у меня не вызвал. Больше всего мне тогда хотелось поскорее оказаться на «точке», ибо после поднятого нами шума и задержки с прибытием на место боя, с каждой минутой росла вероятность нарваться самим на засаду противника. Поэтому непроизвольно у меня вырвалось: «На… на… — кричали пьяные пионеры. Поехали на «точку!» Ведь удача не отвернулась от нас: мы «положили» банду и без потерь и со своей «шерстью» вернулись на «точку». И хотя в доказательство нашей успешной засады мы не смогли захватить трофейное оружие — ничего доказывать нам не пришлось: к обеду о гибели банды «гудел» уже весь Ходжагар и вся его округа. К тому же «хадовцы» все же сумели собрать часть оружия, боеприпасы, документы и идентифицировать тела убитых: в нашу засаду попала бандгруппа Джабори Сабза из состава БФ Мавляви Джабора (ИОА), направлявшаяся в город для сбора «налогов» с местных жителей. В результате «рандеву» с нами душманы потеряли 12 (из 15) человек убитыми и 3 ранеными. Но главным результатом стало то, что «бандота» стала бояться ночью ходить по своей земле и почти на два месяца прекратили обстрелы Ходжагара. Тогда-то «духи» и дали мне кличку Маленький командон (Маленький командир), которой я по праву гордился.
Успех этой операции породил желание лично поучаствовать в очередной нашей операции в ночь на 27 декабря 1984 года у одного из наших «военачальников», которого условно назову «Антоныч» (фамилию по этическим соображениям называть не буду) — человека в целом не плохого, опытного, но шаблонно мыслящего и к тому же очень упертого. Не даром же в широко известной кинокомедии «Гусарская баллада» командир отряда «гусар летучих» говорил: «Штабной в отряде — скверная примета!» С началом этой операции стали сбываться наши самые худшие предчувствия: не слушая никаких доводов и советов уже опытных офицеров и не посвящая нас в свои планы, он стал единолично командовать нашей группой по своему разумению, изменив маршрут нашего движения. Однако мало знать карту местности, нужно ее исходить вдоль и поперек своими ногами. Посему получилось, как в том анекдоте про Му-му: «Герасим, куда мы плывем? Я спрашиваю, а ты все молчишь и молчишь. Ты что-то явно недоговариваешь». Естественно, «спецназера» из «Антоныча» не вышло, но Иваном Сусаниным он оказался просто чудным: всю ночь мы проплутали по сопкам, пытаясь выйти хотя бы куда-нибудь (я уже не говорю о засаде). В конечном счете мы забрели в абсолютно глухой район, где не то что «духа» — шакала не встретишь. И ладно бы «дурная голова покоя не давала» своим ногам, так она не давала покоя и нашим. Ребята все были «взмыленные» как мулы — ведь каждый нес на себе около 35–40 кг «полезной нагрузки». Особенно страдали от этого наши расчеты АГС-17, которые помимо прочего несли на себе еще и эти такие тяжелые и такие полезные «железки». Гранатометчик ефрейтор Станислав Чистяков сначала ворчал, потом в изнеможении ругался, но предложенную товарищами помощь отвергал словами: «Все свое ношу сам». В разгар нашего «путешествия по живописным ночным афганским просторам» роптать начали уже все и лишь наш «боевой Сусанин» упорно вел нас в никуда (к нашему счастью, Моисея из него тоже не получилось, ибо мы проплутали только одну ночь). Да и засадой это уже трудно было назвать — изнемогая от усталости, по сопкам еле плелось, безразлично гремя и звякая оружием и снаряжением, стадо «боевых изможденных слонов». Спасибо Всевышнему, что душманы в эту ночь оказались глухими и слепыми! Дошло до того, что шедший рядом со мною Станислав Чистяков, опытный и смелый боец, назвал нашего «предводителя» нехорошим матерным словом и неожиданно заявил: «Я его сейчас пристрелю!» Мы все, идущие рядом, стали его успокаивать, а у меня на душе возникло беспокойство: вдруг об этом высказывании узнает наш «молчи-молчи» («особист»)? Хана парню — сразу окажется в Союзе с лишением льгот. Конечно, никого Стас не застрелил и все мы в конечном счете к утру чуть живые доплутали до своих БТРов и вернулись на «точку». Ну, а опасения мои действительно частично сбылись: наш «особист» майор Владимир Двор-в, естественно, сразу же узнал об этом инциденте (судя по многочисленным признакам, его источники работали весьма эффективно). С точки зрения закона высказывание угрозы убийством начальнику в боевой обстановке является тяжким воинским преступлением. Но, как уже отмечалось ранее, наш военный контрразведчик был настоящим «опером» и порядочным человеком и за «галочками» не гонялся. Поэтому, тщательно разобравшись во всем, ограничился тем, что «выдрал» Стаса «как сидорову козу». Мне же, как «инженеру человеческих душ», только посоветовал: «Ты в следующий раз Чистякову «язык подрежь», когда он дурью начнет маяться». На этом инцидент был исчерпан. Ну а у нашего военачальника, глубоко разочарованного неудачным «походом за славой», к большой нашей радости, желания пойти в засаду уже не возникало.
Кстати, наши дальнейшие засадные действия успеха нам тоже не принесли — мятежники стали пугливыми и передвигались по ночам с особыми предосторожностями, зачастую отправляя впереди себя безоружных людей в качестве разведчиков, а в январе 1985-го практика выставления «плановых» засад была вообще прекращена.
