Журавленок и молнии - Владислав Крапивин

И потом сердито и коротко рассказал, как увидел пропажу.

– А почему он ко мне не пришел? – нервно спросил Журка.

– Объяснить? Или сам догадаешься?

Журка понял, что краснеет. И проговорил с досадой:

– А ты тоже… Не могла сразу сказать?

– Чтобы ты все уроки как на иголках сидел? Будто я тебя не знаю…

– А вдруг ее уже кто-то купил?

– Да ну, так сразу! Это же не "Граф Монте-Кристо".

– Надо скорее в магазин!

– Надо сначала к нам, за папой. Я договорилась, что он тоже пойдет. С нами с одними кто станет разговаривать?

Но и с Игорем Дмитриевичем сначала разговаривали не очень любезно. Когда он попросил достать из-под стекла книгу, насупленная пожилая продавщица буркнула:

– Тридцать пять рублей.

– Меня интересует не цена, а книга, – сдержанно сказал Игорь Дмитриевич. Продавщица нехотя полезла под стекло. Журка осторожно и ласково, как вернувшегося домой голубя, взял книгу в ладони. Но теперь это была не его книга. Хотя вот и дедушкина печать и знакомо каждое пятнышко на титульном листе, а все равно… Кто же сделал эту книгу чужой? Игорь Дмитриевич спросил у продавщицы:

– Можно поинтересоваться, от кого она попала к вам в магазин?

– Таких сведений покупателям не даем. Игорь Дмитриевич посмотрел на Журку, на Иринку, потом опять на продавщицу. И сказал тихо, но слегка затвердевшим голосом:

– Придется дать. Если не сейчас, то чуть позже. Книга недавно исчезла из библиотеки этого мальчика.

Несколько покупателей с интересом прислушивались. Продавщица тяжело задышала, округлила глаза и, похоже, собралась выпалить в Игоря Дмитриевича заряд самых неприятных слов. Но, видимо, вспомнила, что она работает в книжном магазине, а не на рынке. Глотнула и громко позвала:

– Виолетта Ремовна!

"Вот это имечко", – мельком подумал Журка.

Появилась Виолетта Ремовна – молодая дама с высокой прической бронзового цвета. В лице ее тоже ощущалась твердокаменность. Но все же Виолетта Ремовна была повоспитаннее продавщицы.

– Что произошло, Ида Николаевна? – осведомилась она.

– Вот у гражданина претензия, – обиженно сообщила продавщица и отвернулась к полкам.

Виолетта Ремовна сдержанно сказала Игорю Дмитриевичу:

– Я директор магазина. В чем дело?

– У меня не претензия, а вопрос. Хотелось бы знать: кто сдал вам эту книгу?

– Она ваша?

– Она моя. Моего дедушки, – взвинченно сказал Журка. – Вот печать.

– Тогда, возможно, дедушка и сдал.

– Дедушка у него умер, – сказала Иринка.

Кругом стояли любопытные. Виолетта Ремовна еле заметно поморщилась и предложила:

– Пройдем в кабинет.

Кабинет оказался комнатушкой с бетонным полом и зарешеченным оконцем. На полу зеленел, как листик, втертый подошвами, фантик жевательной резинки "Весенняя". Прическа директорши при свете лампочки блестела, как медный колокол. В углу у столика щелкала счетами девушка в синем халатике. Костяшки стучали очень отчетливо. Журкино сердце тоже застучало. Неужели сейчас разгадается эта проклятая загадка? Виолетта Ремовна громко сказала:

– Галя, дай, пожалуйста, книгу регистрации.

Девушка торопливо протянула книгу, похожую на классный журнал. Виолетта Ремовна взяла у Журки "Сочинение об описи берегов" и отошла к широкому письменному столу. Зашуршала там листами. Потом подняла голову и недовольно сказала Игорю Дмитриевичу:

– Вообще-то мы не обязаны давать сведения по первому требованию…

– Разве это военная тайна?

– Не тайна, а нарушение порядка… Впрочем, ладно. Вот, пожалуйста. Номер триста тринадцать. Журавин Александр Евгеньевич. Улица Парковая, дом три, квартира одиннадцать… Вам знаком этот человек?

…Журка не видел, но почувствовал, что Иринка и ее отец смотрят на него досадливыми и жалеющими глазами. Им было неловко – за него и за себя. Сам он смотрел вниз. И видел свои забрызганные грязью ботинки, затертый подошвами пол, а на нем зеленый фантик.

"Зачем же это случилось? – ахнула в нем полная отчаяния мысль. Ударила, как тугой взрыв, вышибла остальные мысли и начала повторяться с равномерностью плотных колокольных ударов:

– Зачем?.. Зачем?.. Зачем?.."

Он мотнул головой, потому что заболело в ушах. И, запинаясь, сказал:

– Тогда… ладно. Извините… Тогда я пойду…

– Ну что? Больше нет претензий? – громко спросила заведующая и встала – башенной прической под низкий потолок. – Можно выкладывать книгу на продажу?

– Выкладывайте, – отозвался Игорь Дмитриевич. – Хотя подождите… Журка…

Но Журка уже не слышал. Он выскользнул из кабинета, проскочил через магазин и, поматывая головой, побрел по улице.

"Зачем?.. Зачем?.. Зачем?.."

Почему ударила эта беда? Почему именно в него, в Журку? Так нежданно-негаданно…

Молния. Тихая и страшная…

Он сейчас отдал бы все-все книги, только чтобы не было этого жуткого случая, этой записи в серой конторской книге.

"Журавин Александр Евгеньевич…" Значит, Капрал правду говорил: все воруют, и все врут…

Нет, не все! Иринка и ее отец не такие! Как они смотрели на Журку – с таким стыдом и беспомощным сочувствием… А как он сам будет смотреть на отца? И вместе со слезами поднялась у Журки к горлу едкая злость…

Крушение

Дома Журка, не снимая грязных ботинок, прошел в свою комнату и бухнулся на диван. Лежал минут пятнадцать. Потом сжал зубы и заставил себя сесть за уроки. Открыл тетради и учебники. Даже начал писать упражнение по русскому. Но не смог. Лег на стол головой, охватил затылок и стал думать, что скажет отцу.

А может быть, ничего не говорить?

Нет, Журка знал, что не выдержит. Сколько горя накипело в душе за последние два часа. Жить дальше, будто ничего не случилось? Тут надо, чтобы нервы были, как стальные ванты на клиперах… Да и зачем притворяться?..

Только надо сказать спокойно: "Я думал, ты мне всегда правду говоришь, а ты…"

Или сразу? "Эх ты! Значит, родному отцу верить нельзя, да?" Нет, тогда сразу сорвешься на слезы. Они и так у самого горла… А в общем-то не все ли равно? Исправить ничего уже нельзя…

Отец пришел, когда за окнами темнело. Открыл дверь своим ключом. Щелкнул в большой комнате выключателем. Громко спросил:

– Ты дома?

– Дома, – полушепотом отозвался Журка.

– А чего сидишь, как мышь?

– Уроки учу…

– В темноте-то? В очкарики захотел?

Журка молча включил настольную лампу и стал ждать, когда отец войдет. Но тот не вошел. Шумно завозился в прихожей, расшнуровывая ботинки и натягивая тапочки. Потом сказал:

– У мамы опять был. К субботе точно выпишут.

"Это хорошо", – подумал Журка. Но это никак не спасало от беды, и он промолчал. Не дождавшись ответа, отец спросил:

– Из еды что имеется?

– То, что днем. На кухне…

Журка услышал, как отец загремел крышками кастрюль. Кажется, рассердился:

– Холодное же все! Разогреть не мог?

Журка поднялся. У него замерло в душе оттого, что близился неизбежный разговор. Холодно стало. Он дернул лопатками, коротко вздохнул и пошел к кухонной двери. Встал у косяка. Отец зажигал газ.

– Я не успел разогреть, – отчетливо сказал Журка.

– Ты что же, сам-то ничего не ел? – с хмурым удивлением спросил отец. Поставил на горелку сковородку и начал крошить на ней холодную вареную картошку.

– Нет, – отозвался Журка. – Мне было некогда.

Не оборачиваясь, отец спросил с добродушной насмешкой:

– Чем же это ты был занят? Небось, оставили после уроков двойку исправлять?

– Нет, – сказал Журка негромко, но с нажимом. – После уроков я был в том магазине… куда ты сдал книгу.

Равномерный стук ножа о сковородку на секунду прервался, и только. Застучав опять, отец небрежно спросил:

– В каком это магазине? Чего ты плетешь?

Но Журка уловил и сбой в стуке ножа, и неуверенность в отцовском голосе. На миг он пожалел отца. Но эта жалость тоже не могла ничего изменить. Журка помолчал и сказал устало:

– Не надо, папа. Там же фамилия записана в журнале…

Отец оставил в сковородке нож и повернулся. Выпрямился. Посмотрел на Журку – видно, что с усилием, – но через секунду сказал совсем легко, с усмешкой:

– Ну и что теперь?

Журка отвел глаза и горько проговорил:

– А я не знаю… Сам не понимаю, что теперь делать.

И подумал: "Вот и весь разговор. А что толку?"

Но разговор был не весь. Отец вдруг шагнул на Журку:

– Ну-ка, пойдем! Пойдем-пойдем…

Журка, вздрогнув, отступил, и они оказались в большой комнате.

– Смотри! – Отец показал на стоячее зеркало. – Оно было в магазине последнее! Я вытряхнул на него все до копейки! Нечем было заплатить грузчикам! Эти ребята поверили в долг до вечера… Где я должен был взять деньги?.. У тебя этих книг сотня, я выбрал самую ненужную, там одни чертежи да цифры! Ты же в ней все равно ни черта не смыслишь!

– Смыслю, – тихо отозвался Журка и не стал смотреть на зеркало. Вовсе там не одни цифры. И не в этом дело…