Атаман Семенов - Валерий Поволяев

— Они что, очумели?

— Видать, да. Иначе я бы к вам не пришел.

Семенов машинально порылся в накладном кармане френча — он сшил себе новый френч, по последней моде, роскошный, из тонкого мышастого сукна, — извлек оттуда золотую десятирублевку, звонко хлопнул ею о стол, потом достал вторую и также звонко хлопнул о поверхность стола. Замкин ловко смахнул монеты в руку. Очень большой мастак оказался по части продать какой-нибудь секретик. Или купить, а потом перепродать.

— Как же это они собираются сделать? — спросил Семенов. — Я ведь просто так не дамся...

— Соберут пленарное заседание Совдепа, проголосуют «за», потом пригласят на заседание вас и арестуют.

— Эх как простенько все получается, без затей, — Семенов не удержался, мотнул головой, — и хитренько в ту же пору. Хмы! Когда же состоится заседание?

— Завтра в четыре часа дня.

— Что и требовалось доказать. — Семенов возбужденно потер руки, глянул на часы — времени у него более чем достаточно.

К десяти часам вечера Семенов уже знал, кто из казаков будет делегирован на эту совдеповскую толкучку, и каждого из них поименно пригласил завтра к себе на обед. Следом каждому из них было сообщено, якобы от имени Совдепа — занимался этим младший урядник Бурдуковский, — что заседание Совета депутатов переносится на послезавтра, на утро. Семенову очень важно было отделить казаков от Совдепа...

На следующий дань Семенов заказал большой обед в кавказской шашлычной, расположенной неподалеку, отправил туда казаков, а сам вместе с верным Бурдуковским поспешил в атаманский дом, где шло заседание. Председательствовал на нем человек, воспоминания о котором вызвали у Семенова изжогу, — Пумпянский.

Войдя в зал, Семенов весело потер руки:

— Ба-ба-ба, сколько знакомых лиц! — И рявкнул так, что на окнах колыхнулись занавески: — Вы арестованы! Бее до единого!

Зал замер — многие знали, что шутки с Семеновым плохи, мужик он крутой: и шашкой рубануть может, и из револьвера пульнуть прямо в физиономию... Из фронтовиков. А фронтовики — они все «нервенные».

— Командира конвойной сотни — ко мне! Пусть принимает арестованных! — повернувшись к Бурдуковскому, прорявкал Семенов прежним громовым голосом, затем перевел острый секущий взгляд на председателя и укоризненно покачал головой: — Ай-ай-ай, господин Пупянский...

— Не господин, а гражданин, и не Пупянский, а Пумпянский, — мрачно поправил тот.

— Все равно. Вы знаете, господин Пупянский, казаки возмущены вашими действиями против меня и не прислали на заседание ни одного своего делегата. Вам это о чем-нибудь говорит?

Пумпянский обеспокоенно закрутил головой.

— Вы — интриган! — с пафосом воскликнул Семенов и угрожающе ткнул в Пумпянского пальцем.

— Да я... — вскинулся он в председательском кресле.

— Сидеть! — рявкнул Семенов. — Объясняться будете потом, когда приговор станут приводить в исполнение! — Повернулся к людям, сидящим в зале: — Если кто-нибудь вздумает покинуть свое место без моего разрешения, казаки, стоящие у входа, будут стрелять без предупреждения. Ясно?

Пумпянский снова вскинулся в своем кресле.

— Сидеть! — вторично рявкнул на него Семенов. Прошел к столу председателя, положил кулаки на сукно рядом со стеклянным графином — непременным атрибутом всех говорливых заседаний — и глянул Пумпянскому в глаза: — Ну и что вы хотите со мной сделать? Рассказывайте!

У Пумпянского дрожали губы, он прикладывал к ним ладонь, пытаясь унять дрожь, но это не помогало. Пумпянский не ответил — он не мог говорить.

Значит так, мое условие такое. — Семенов повернулся к залу. — Арестовывать вас я пока повременю. Сейчас — немедленно расходитесь по домам. Через два дня соберемся на заседание снова. При моем участии... — Он рассмеялся. — На нем мы и решим, что со мною делать. Понятно?

Из зала, сразу из нескольких мест, донеслось робкое: «Понятно».

—А теперь по домам — разойдись! — скомандовал Семенов.

Подобные штуки Григорий Михайлович Семенов потом проделывал не раз — он оказался великим мастером по этой части. И почти всегда — за редким исключением — выигрывал схватки.

Пока собравшиеся, опасливо косясь на крутого есаула, покидали атаманский дом, Семенов подозвал к себе Бурдуковского и приказал ему:

— Срочно собирай вещи! Через два часа мы должны покинуть Читу.

Бурдуковскнй помчался выполнять приказание, а Семенов, поигрывая плеткой, пошел в шашлычную к казакам: уж коли пригласил их на обед, то надо угостить станичников так, чтобы обед этот остался у них в памяти до конца дней...

Напоил Семенов земляков знатно, половина из них не могла держаться на ногах, ползала по шашлычной на четвереньках — всех напоил и накормил, сам же прыгнул в пролетку, подогнанную Бурдуковскнм, и понесся на станцию — надо было успеть к маньчжурскому экспрессу.

Вместе с Семеновым и Бурдуковским Читу покинул и Замкин — совдеповец боялся, что его раскроют и тогда ему не поздоровится.

Вышел Семенов из поезда в Даурии — на небольшой, неожиданно оказавшейся шумной станции. Здесь была власть казаков и никакими солдатскими комитетами да советами не пахло. Хотя Совдеп все-таки имелся, но он влачил жалкое существование.

На следующий день в Даурии появился войсковой старшина барон Уигерн[39]. За ним — хорунжий Мадиевский, подхорунжий Швалов и другие. Семеновцы стали собираться в кулак. Есаул не замедлил выступить перед ним с речью.

— Все, игры кончились, — сказал он. — Мы вступаем на путь вооруженной борьбы с большевиками. Они нас предали — заключили с немцами договор, которой унижает нас. Брест-Литовским называется... Как комиссар Временного правительства я отказываюсь подчиняться этой власти. У меня все!

Собравшиеся поддержали Семенова, ни один не выступил против. А младший урядник Бурдуковский, покраснев — горячая кровь у него была размешена холодом, — вскочил с места и взметнул над головой кулаки:

— Все на борьбу с большевиками!

В Даурии нашелся свой Замкин. По фамилии Березовский. Член Совдепа не только местного, но и Совдепа Читинского. Кроме того, в Даурии он занимал довольно приметную должность коменданта станции. Семенов пригласил его к себе на чай с баранками и кедровой настойкой и после десяти минут сидения за столом понял, что гость — «человек никудышный, крайне вздорный и бестолковый, но с повышенным самомнением...». Это болезненное самолюбие в свое время сослужило Березовскому плохую службу — он попал под суд, угодил в дисциплинарный батальон; после революции, изобразив из себя рьяного борца с царизмом, благополучно избавился от всех ярлыков и дисциплинарных «хвостов»...

— Я предлагаю вам перейти ко мне на службу, — сказал ему Семенов после второй стопки великолепного горького напитка, пахнущего сухими орехами и давленой тонкокожей скорлупой, глянул на Березовского в упор. У того, бедного, на лбу выступил мелкий блесткий пот.

Березовский молчал. Только кадык у него на шее дернулся вверх, потом шлепнулся вниз. Семенов, услышав влажный звук, понимающе улыбнулся.

— Как военный комиссар Временного правительства[40] я через несколько дней произведу вас в прапорщики, — произнес Семенов торжественно, — иначе что же такое получается: вы занимаете такую приметную должность, командуете людьми, а на погонах у вас не то чтобы звездочек — даже лычек нет... Непорядок.

По неожиданно повлажневшим и потеплевшим глазам Бeрезовского Семенов видел — тот клюет.

— Чем я могу вас отблагодарить? — сглотнув слюну, спросил гость хриплым шепотом.

— Чита вам доверяет?

— Вполне.

— Будете передавать в Читу, в Совдеп только ту информацию, которой буду снабжать вас я. Все остальное — задерживать и класть мне на стол. Больше ничего не надо.

«Пользуясь полным довернем Читинского Совдепа, он своей тенденциозной информацией спутал все расчеты Читы, — написал впоследствии Семенов об этом человеке, — и удержал ее от активных действий против меня в такой момент, когда мою деятельность можно было легко пресечь без всяких усилий».

Ставку Семенов решил сделать на генерал-лейтенанта Дмитрия Леонидовича Хорвата[41] — управляющего КВЖД. Денег у Хорвата было много, а вот собственных боеспособных частей — ни одной. Хотя времена наступали смутные и железную дорогу надо было защищать. Поэтому Семенов собрался поехать к Хорвату с предложением сформировать отдельную казачью бригаду. Для совместных нужд, как говорится.

Для начала Семенов отправил к нему поручика Жевченко с письмами, и тот вскоре по железнодорожной связи сообщил неутешительное:

— Генерал Хорват не собирается бороться с большевиками. Собственные воинские части ему не нужны.

— Как же он в таком разе собирается защищать железную дорогу?

— Хорват ведет переговоры с китайскими властями. Предлагает нм ввести свои войска в полосу отчуждения КВЖД.

Это было неприятное известие.