В моей руке - гибель - Татьяна Степанова

Сильные, как медведи… Разили врагов направо и налево, молниям подобно…» Это походило на грозный гимн без музыки.

Она украдкой оглядела гостей. Валерий Кириллович, еле державшийся на ногах и опиравшийся на руку своей жены, что-то шепотом объяснял боснийским сербам. Те улыбались, одобрительно качали головой. Потом двое из них разделись до пояса и тоже встали в шеренгу. На груди их Катя заметила какую-то сложную татуировку. Мещерский тянул шею от любопытства, Лиза угрюмо смотрела на огонь. Среди молодежи не было только Ивана Базарова. Он опять отсутствовал.

Степан стоял сбоку от жертвенника: темная фигура на фоне леса. Затем он медленно приблизился к пню и… Наверное, в срезе его были выдолблены специальные углубления, потому что он вытащил финки, перевернул их и снова укрепил крест-накрест, только теперь остриями вверх.

— С богом, — сказал он и подал знак.

Посвящение оказалось весьма эффектным зрелищем, прямо языческим обрядом, как поначалу показалось Кате. Парни делали разбег, прыжок, сальто в воздухе, перемахивая через ножи. Все это было у них отработано подобно цирковому трюку. Затем они бежали к реке — всплески, гомон. Они переплывали Клязьму туда и обратно, возвращались мокрыми, запыхавшимися. Катя насчитала семь посвященных. Когда «крещение в воде» завершилось, Степан прошелся перед ними. Казалось, он с силой ударял каждого ученика ладонью в голую грудь; Катя вытянула шею, пригляделась получше, и по коже ее поползли мурашки: Базаров всаживал в каждого посвященного металлической значок с эмблемой школы.

Значок на длинной острой ножке-гвоздике, из тех, что крепятся на военные мундиры. Только у него эти гвоздики вдавливались прямо в кожу. Парни, однако, казалось, и не замечали ни боли, ни тонких струек крови, стекавших из ранок.

А потом полыхнула молния. Ударил гром, и хлынул сильнейший ливень. Костры потухли. Зрители побежали к машинам. В «Жигули» Мещерского сел Дмитрий. Вода текла с него ручьем.

— Ниагара прямо. С самого утра собиралась. Сереж, добрось меня до дачи, а то в дядькину колымагу эти югославы сели, хвалят взахлеб нашего русского медведя, — сказал он. — Я и не знал, что они приедут. Степка всегда что-нибудь отколет. Превратил поминки черт-те во что. Другого дня для своего балагана выбрать не мог! Катя, не отодвигайтесь от меня.

Видите, я и так делаю все возможное, чтобы не испачкать ваше красивое платье.

— Дим, как нам потом на шоссе выбраться? — спросил Мещерский, бросая в зеркальце мимолетный взгляд на него и Катю. — В темноте и по такой погоде я плохо ориентируюсь.

— Доедете до развилки, там будет указатель. Налево Половцево, а вам направо поворачивать. Проедете три километра и у поста ГАИ выскочите на магистраль.

— Половцево? — Катя вздрогнула. — Тут рядом Половцево?

Так вот почему ее весь день преследовало ощущение, что она видела места, что они проезжали!

— Можно через Раздольск проскочить, только это крюк надо делать, Дмитрий вылез из машины — они остановились у калитки. — До свидания. Спасибо, что приехали.

Катя… отец просил передать Андрею Константиновичу, что очень тронут. Он ему позвонит на днях.

Катя хотела было еще раз для вежливости осведомиться о самочувствии Владимира Кирилловича, так и не появившегося за столом, но Дмитрий уже захлопнул дверцу. И скрылся в пелене дождя.

— Ну и как впечатления дня? — На обратном пути Мещерский вел машину медленно и осторожно, видимо, утренний урок не прошел даром. — Устала?

— Хорошо, что дождь хлынул, разогнал всех, — Катя съежилась, втянула голову в плечи — сверкнула молния, бабахнул гром. — Ух ты, первая летняя гроза!

— А как тебе Посвящение?

— Знаешь, что они там декламировали себе под нос? — сказала она, медленно подбирая слова. — Сбросив с себя доспехи… и все такое. Это же Снорри Стурлуссон — «Круг Земной». Был такой скандинавский скальд, историограф. Это он о берсерках так. Мешанина у этого Степана какая-то странная получилась на этом Посвящении. Вроде бы «гей, славяне», сербы там, Караджич, кувырки через ножи и вдруг берсерки из саг… Берсерк — это ведь, кажется, «медвежья шкура» в одном из значений слова.

— Да ребятам просто хочется яркого, запоминающегося зрелища. Они действительно ничего ни от кого не скрывают.

Зрителей вон позвали, чтобы покрасоваться перед ними. Со значком в грудь — это, конечно, варварство. Кровавый жест.

Но Степка тут не оригинален. В элитных спецназах, говорят, именно так новичков крестят.

— Слыхала я, — Катя поморщилась. — Отчего мужчины так все это любят кровь, боль, драки? И вся эта странная обрядность… Берсерки оборотнями порой в сагах представлялись. Дрались как дикие звери, врагам в горло впивались, как…

Она внезапно умолкла. Смотрела на дождь, струившийся по стеклу. Мимо проплыл дорожный указатель: «Половцево — пять километров» — и белая стрела, указывавшая налево. Мещерский, как ему было сказано, повернул в противоположную сторону.

Глава 11

ОПЕРАЦИЯ «ЛЖЕДМИТРИЙ»

Оперативно-разыскная работа по делу об убийстве порой подобна плаванию по бурному морю. Волны накатывают одна за другой, не давая ни минуты передышки. Затем течение подхватывает утлый, кое-как сколоченный плот наших версий, предположений, случайностей, совпадений, удач и промахов, вздымает его на гребень самой высокой волны, и, когда уже кажется, что несется эта волна в нужном направлении, к долгожданному берегу, когда надеешься, что всем мытарствам вскоре наступит конец, на пути нежданно-негаданно вырастает риф. И об него сокрушается утлый плот наших надежд, и лишь жалкие обломки кораблекрушения плывут по воде.

За тринадцать лет работы в уголовном розыске Никита Колосов повидал и такие вот взлеты, и падения, и кораблекрушения, и накаты. В деле «брошенной пушки» с самого начала он готовился к тому, что работать будет сложно. И прогнозы его с лихвой оправдались. Не успела схлынуть волна коломенско-кавказских разборок, не успели подсчитать неутешительные результаты прощупывания Гусева-Крыши, как «убойный» отдел снова оказался на грани аврала. А дело заключалось вот в чем.

Версия причастности к убийству Антипова-Гранта михайловской ОПГ, с самого начала принятая прокуратурой и сыщиками за основной след по делу, проверялась с самых первых дней, тщательно, однако по началу без всякой спешки.

По этой версии работал Ренат Халилов и те, кто был у него на связи. Колосов в халиловские «разведки и контрразведки» не вмешивался. Знал: Ренат копит информацию. Когда пробьет урочный час, эта информация ляжет на стол сыщиков, отработанная и проверенная до мелочей.

Но сначала следовало принципиально решить один немаловажный вопрос. На последнем совещании оперативно-следственного штаба, созданного по делу Сладких, и прокуратура, и сыщики до хрипоты спорили о том, как же доказывать михайловцам их вину, если информация об участии в этом деле негласно подтвердится. Исполнитель заказа был мертв, в преступной цепочке зияла невосполнимая дыра.

В итоге напрашивался единственный приемлемый вариант доказывания: при задержании лидера ОПГ Михайлова и его сподвижников доказательственную базу следовало выстраивать подобно оперативному поиску — «от пушки». То есть брать за основу первоначальные данные о сделанном михайловцами заказе на оружие «кольт-спортер» и легализовать негласную оперативную информацию по этому факту.

Но все это, в свою очередь, привело бы к расшифровке тщательно законспирированного источника, внедренного в сеть подпольной торговли оружием. Строить доказательственную базу на показаниях конфидента негласного сотрудника — и тащить этого сотрудника в суд в качестве главного свидетеля по делу со стороны обвинения, многим, как в уголовном розыске, так и в прокуратуре, казалось ошибкой. Но выхода не было. Ставка была высока. Речь шла о раскрытии громкого дела, о котором вот уже несколько недель без устали трубили все средства массовой информации, упрекавшие правоохранительные органы в бессилии и неспособности поймать преступника.

В такой непростой ситуации само задержание лидера михайловской ОПГ не представлялось сыщикам таким уж сложным и невыполнимым делом. Ждали лишь подходящего случая, потому что…

Вот этот самый «случай» — из него надо было извлечь максимальную пользу по делу, — а так же другие вопросы Колосов не раз уже обсуждал с Халиловым. Он ценил его мнение.

Порой, правда, Ренат страдал излишним авантюризмом, но многие его советы и идеи стоили того, чтобы к ним прислушаться. Халилов, например, считал, что в сложившейся ситуации следовало на какой-то момент разделить дела Сладких и Гранта. Он настаивал на том, что лидер михайловцев Бриллиант Гоша должен любой ценой быть притянут к ответу хотя бы по первому эпизоду. Задерживать его Халилов предлагал на юбилее у Бэмса — вора в законе, только недавно вернувшегося из зоны. По данным Халилова, Бэмс собирал воровской бомонд в загородном ресторане «У дяди Сени», расположенном на Киевском шоссе неподалеку от Внукова.