Дневник разведчицы - Софья Аверичева

В грядозубовском лесу у нас установлен постоянный наблюдательный пункт. В какую бы сторону рота ни уходила на задание, здесь всегда остаются разведчики-наблюдатели. На сей раз несли службу под командованием Владимира Чистякова разведчики Бовин, Сотсков, Журавлев, Савченко и Гопкало. Вчера вечером Гопкало отпросился у Чистякова накопать картошки в котелок. Ушел с биноклем, карабином и больше не явился. Вокруг все было тихо. Никакой перестрелки, поэтому и хватились-то они Гопкало не сразу.

Докукин немедленно выслал группу на поиски Гопкало. Разведчики прочесали всю местность до самой обороны противника, но безрезультатно. Это был высокий, худощавый украинец с длинными усами, опущенными книзу. Ребята его звали «батяня». Вообще-то разведчики относились к нему с уважением, считали его положительным человеком. Правда, уж очень он надоедал нам своими нравоучениями.

Гопкало часто рассказывал о себе. Семья его осталась на оккупированной территории, он с тоской вспоминал о жене и о детях своих, о родной Украине. Ребята однажды увидели, как Гопкало взял дрожащими руками землю, помял ее, понюхал, растирая на ладони.

Мы решили, что Гопкало удрал к немцам, на свою Украину. Командование же роты сообщило в дивизию, что красноармеец Гопкало пропал без вести. Действительно неизвестно, что же с ним?

Работа у нас изнурительная: мы контролируем большой участок обороны противника, по существу одна наша рота держит весь правый фланг — от Старо-Овсянкина, Вишенок, Борков, Грядозубова, Бердяева, Постояликов, через Лосево, Алексеевку, село Рибшево до района Николы-Полоши и Демидовского большака, где действуют партизанские отряды. Не спим по нескольку суток. Обувь, одежда давно уж не просыхали. На базу приходим редко, только для того, чтобы поесть горячего, иногда удается просушиться, вздремнуть часок-другой. Докукин смеется: «В Пречистенском и Дохувщинском районах скоро не останется кусочка земли, где бы не елозили наши животы». И верно!

Мы ведем разведку под носом у немцев и полицаев. По оврагам, болотам, лесам заходим к ним в тыл. Докукин ориентирует нас на ежедневное столкновение с противником. Сегодня мы напоролись около Дурнева на засаду немцев. Небольшой группой вышли мы на опушку леса, и хорошо, что Докукин, прежде чем пройти открытую поляну, остановил дозор. На той стороне поляны лежали солдаты в желто-зеленых костюмах. Мы решили: свои. Пригляделись — немцы! Они, очевидно, тоже приняли нас за своих. Один из них встает, машет рукой, зовет к себе, а в это время другой ставит рядом пулемет, подтаскивает коробку с пулеметной лентой. Остальные лежат с автоматами.

Открываем огонь. Немцы отходят. Голубев и Круглов бьют им вслед из пулемета. Немцы не выдерживают и бегут. Мы за ними. Но немцы, получив подкрепление, двинулись на нас при поддержке минометной батареи. Пришлось отступить к болоту и до конца дня просидеть по пояс в воде. Ночью мы поползли к Дурневу. Немцы, приняв нас за наступающие части, открыли артиллерийский минометный и оружейно-пулеметный огонь. Это помогло нам установить количество огневых точек противника, их взаимодействие, а также расположение минометных и артиллерийских батарей.

Когда мы уходили из Грядозубова, Докукин оставил группу бойцов с пулеметами. Разведчики ночью засели на чердаках домов, замаскировались. Ни единая душа не знала об этом, не только жители, даже мы об этом узнали лишь сегодня, когда вернулись с задания. И вот что там произошло! Через несколько часов после нашего ухода бойцы с чердаков заметили, что полицейские расставляют на опушке леса огнеметы и идут на Грядозубово развернутым фронтом. Разведчики подпустили их поближе, а потом ударили с чердаков из пулеметов и автоматов. Полицаи удрали без оглядки, даже огнеметы свои оставили.

Докукин и Полешкин считают, что полицейские в Грядозубово больше не сунутся. Наверняка, кто-то наблюдает за нами и докладывает в Боярщину. Теперь этому предателю не поздоровится. Полицейские шли на Грядозубово уверенные, что рота ушла, и вдруг напоролись на засаду. Но кто он, этот предатель?

Каждый из нас становится настоящим Шерлоком Холмсом. Мы всматриваемся в каждого жителя. Может, это Григорий Иванович Иванов? Уж очень у него черная подозрительная борода. Но у него живут наши разведчики Миша Курин, Саша Семенов. Они уверяют, что он хороший человек. Мы подозреваем почти всех жителей. Некоторые доходят до того, что присматриваются даже к нашей дорогой тете Поле. Говорят: муж у нее дезертир. Где-то бродит. Правда, скрывается он от полицейских, но ведь и к нам, в нашу армию, не идет. Кто его знает, что за человек! Не знаю, не знаю. Одно только бесспорно, я в это верю: путаница эта — до поры до времени. Придет час, все станет на свои места. При ясном свете мирного дня будут хорошо видны свои и чужие, друзья и враги.

Каждому свое зачтется.

А мне больше всего не по душе одинокий старик, живущий на окраине села, около леса. Нелюдимый, никого к себе в дом не впускает, даже ни с кем не разговаривает. Всегда он дома, посматривает в окно или сидит на бревнах около калитки. Когда мы идем на задание, он провожает нас таким «напутствием»:

— И куда вы идете? И де ваши косточки ляжуть?

Мне захотелось присмотреться к старику поближе. Я подсела к нему на бревна. На мое приветствие он почти не отвечает. Стараясь быть с ним приветливой, пробую заговорить. Он смотрит вдаль остановившимся, тяжелым взглядом. От его взгляда становится не по себе.

19-е сентября.

Сегодня на Мишу Голубева что-то нашло. Он весь день читает нам стихи, показывая свою эрудицию. А поэзию он действительно знает. Особенно любит похвастать знаниями передо мной и Валей: дескать, смотрите, актриса и учительница, мы тоже не лыком шиты.

В деревне Лосево мы расположились на привал. Ребята разыскали старые, заброшенные пчелиные ульи. Марусин и Чухварин нашли самовар, наполнили его медом и несут этот самовар за ручки, отбиваясь от пчел. Миша декламирует, показывая на них:

Во Францию два гренадераИз русского плена брели…

— Кто написал эти строчки?

— По-моему, Гейне, — отвечаю я.

— Вы совершенно правы, леди! — подтверждает Голубев.

И в сердце моем, как в море,И ветер поет и волна,И много прекрасных жемчужинТаит его глубина.

Валя Лаврова кричит:

— Тоже Гейне!

— О! И вы, синьорита, правы!

Ложимся на голый пол избы. Надо отдохнуть перед заданием. Михаил подходит, встает в позу и, показывая на пол, произносит:

Всевластная привычка, господа,Суровости походного ночлегаМне превращает в мягкий пуховик,Мне по душе лишения…

— Откуда?