Российский колокол, 2015 № 1-2 - Журнал Российский колокол

Последовало еще одно откровение. Ощущение грусти и пустоты – тех самых, что гнали его по творческому пути, заставляя каждый раз создавать невообразимое, где ни пустоте, ни грусти не было бы места и повода, – ощущение вдруг покинуло его. Пространство завершилось, как будто собрались элементы мозаики, как будто с ее появлением все приобрело значимость.

Вдалеке за деревьями послышался цокот копыт: должно быть, карета везла очередных влюбленных к фонтану «Трех Надежд». Карлос улыбнулся сам себе: время, проведенное с женщиной наедине, заставляет биться сердце сильнее – в предвкушении, томительном и тягостном – задолго до поездки. Он отвлекся… Когда солнце снова выглянуло из-за туч, ему предстала пустая скамья.

Будто никого и не было вовсе. Будто ничто не случилось. Все было не так… Появилась женщина. Не привиделась ли? Возможно, воображение обмануло его снова? Только имя могло сделать иллюзию реальностью. И Карлос назвал ее Мичеллой.

Был один момент, не дававший покоя: ни белый шарф, оставленный ею на скамье, ни сорванные цветы, что успели засохнуть в широком блюде на его рабочем столе, – все эти мелочи лишь напоминали о ней. Они только подтверждали ее существование, пусть и три дня спустя после их встречи. Карлос не раз возвращался к скамье под аркой, особенно по утрам. Просил ее появиться вновь. Умолял о встрече. Но чаще слышал цокот лошадей, чем чьи-то мягкие шаги по дорожке из белых камней. В одно утро он рискнул оставить ей послание вместе с розой цвета ее платья. Но даже тогда не был уверен в том, кто получил письмо.

Утром, когда в очередной раз проехала карета, мужчина расслышал мелодию. Звучала скрипка. Последний раз в парке играл музыкант год назад – в день открытия. «Три Надежды» – фонтан;

гармония, которой не было в его жизни: найдя призвание и следуя своему пути, Карлос по-прежнему не ощущал поддержки женщины, ставшей ему женой. На открытии он провел ее к фонтану и единственное, что услышал, был вздох и тихое: «Холодная вода». Во всем был ветер виноват, который осмелился каплями приветствовать их. Одиноким, безответным осталось признание женщине на одной из плит. Слова любви стали неловкими и ненужными в тот момент. Они раскрыли переполнявшие мужчину чувства и увяли в один миг. Неспешно он достал платок и промокнул лоб, нос и щеки спутницы. Позволил ей уйти. Тем же вечером они распрощались. Его жена ушла лишь с одним чемоданом, в котором не было ни одной частицы его жизни. Целиком и только она, чужая и далекая. Признание у фонтана осталось без адресата, позволяя любой женщине надеяться и считать себя той самой музой.

Музыкант прервал игру, подмигнул Карлосу, будто знакомы они были несколько лет, затем направился к выходу, закинув скрипку на плечо. Были в его появлении те же самые ноты таинственности, что и во встрече с Мичеллой.

Если бы женщина захотела изменить мир, думал Карлос, она изменила бы самое незначительное, что в нем было. Это стало бы началом совершенной истории. Улыбка сошла с его лица, едва мужчина оказался за поворотом. Кусты, аккуратно постриженные в форму шара, изменились! Кто-то осмелился испортить их! Остричь!

И все же они – чтобы напоминать каждый раз о былом – сохранили прежнюю форму шара. Над серединой одного куста словно руки гончара постарались, сотворив подобие восьмерки. Карлос неохотно отметил мастерство садовника и оригинальность решений: рядом теперь рос куст с выстриженным насквозь центром в виде цилиндра. В отверстии лишь веточки виднелись. Он поразился, насколько разнообразными могли получиться формы, насколько твердым должно было быть намерение изменить все семьдесят шесть растений. В одиночестве, близком к помешательству, Карлос добрался почти до середины аллеи, когда увидел нетронутый куст. Внутри него запестрела зелеными красками любовь к растению, каждой хрупкой веточке и нежному листочку. Обойдя его, он не обнаружил ни единого изменения в форме – идеальное создание, не тронутое воображением неизвестного садовника. Сколько времени понадобилось кому-то, чтобы все изменить? Сутки? Двое? Или одной ночи хватило бы ради… А ради чего происходят все изменения?

Иной раз Карлос считал парк своей душой, огражденной железным забором. Ему хватало тех редких посетителей, что приходили сюда отдохнуть, что находили здесь тень для романтических встреч. Место не пользовалось особенной популярностью. Возможно, он никого не хотел пускать в свою душу с уходом жены, даже несмотря на то, что брак не принес ему счастья. И это место полностью соответствовало его внутреннему миру.

Послышался детский крик. На дорожку выкатился мяч. За ним с протянутыми руками бежал мальчишка с гвоздем в руке. Схватив мяч, он радостно его проткнул, и… мяч взорвался ярко-оранжевым, запачкав кусты, дорожку, архитектора, и в большей степени гадкого мальчишку. Мичелла, пронеслось у него в голове. Карлос снял очки – они защитили глаза от попадания краски – и уставился на хаос, образовавшийся в парке. Из-за кустов раздался еще чей-то смех. Это дело рук женщины, впустившей в парк детей с мячами, полными красок. На очках оставались разводы, как бы усердно он ни старался тереть их. Мичелла…

– Лови следующий!

Еще один! Мальчишка, весь в оранжевом, скрылся за кустами. Архитектор метнулся за ним.

– Вы испортили мой газон! – закричал он, едва его взгляд охватил картину приключений целиком. Дети замерли. Тот, что был в ярко-оранжевом, провел пальцами по волосам, размазав краску. Его друг довольствовался синим и желтым. Трава вокруг них приобрела те же цвета. С минуту они втроем переглядывались друг с другом, пока сине-желтый не набрался смелости проткнуть последний шар… фиолетовый, оказалось мгновение спустя.

– Бежим! – крикнул кто-то из них, пока Карлос вновь не принялся вытирать краску со стекол своих очков. На газоне остались следы ботинок, и мужчина, следуя необъяснимому порыву, побрел в их направлении. Именно побрел, потому что бежать не оставалось желания. Перед его глазами, в разводах оранжевого и фиолетового, тянулись липы. Любимые деревья, они встречали его нежным шепотом и ароматом. В какой-то момент ему попалась на глаза табличка: «Под этим деревом – лучший отдых». Карлос замер. Раскидистая крона липы образовывала уютную полутень. Рядом с деревом стоял шкафчик. Заглянув внутрь, архитектор обнаружил там книги. Он пробежался взглядом по корешкам: Гарсиа Маркес, Сервантес, Амаду… Пока он рассматривал корешки книг, к дереву приблизилась девушка лет двадцати на вид. Тонкая и изящная, она напоминала одну из танцующих фламенко, которыми Карлос всегда любовался.

– Здрассьте… – улыбнулась она. В руках у нее был плед и термос. Карлос почувствовал себя лишним в этой картине.

– Вы здесь часто бываете? – поинтересовался он. Незнакомка пожала плечами.

– Второй раз… Милое местечко…

Она улыбнулась, обнажив передние зубы со щелкой.

Карлос что-то пробормотал по поводу приятного отдыха и поспешил оставить девушку наедине со временем и деревом. Он все больше удивлялся изменениям, произошедшим в парке. Продолжая следовать разноцветным отпечаткам ботинок, он дошел до следующего дерева: «Место для первых поцелуев». Не обнаружив ни одной парочки поблизости, архитектор облегченно вздохнул. И снова вспомнил о Мичелле. Интересно, она ли вешала эту табличку? И что представляла при этом? Вполне вероятно, подумал Карлос, что за всеми изменениями стоит женщина. Никто иначе – кто-то, тонко чувствующий настроение весны, – подхватил ее дни, и теперь вдохновение движет этой женщиной… Мичелла. Незнакомка в кремовом платье поистине казалась самой весной.

«Здесь можно загадать желание!»– при первом взгляде на табличку Карлос не смог сдержать улыбки. Теперь он точно знал, что больше всего хочет встретиться с той вдохновительницей.

Он снова вышел на асфальтовую дорожку. Следы мальчишек внезапно прекратились – будто кто-то из них додумался снять обувь. Вздохнув, архитектор присел на ближайшую скамью. Бежать за хулиганами не было смысла. И в этой части парка больше не наблюдалось изменений… Карлос все еще не мог определить, нравится ему происходящее или лучше бы все оставалось как есть.

Щелк. Щелк. Щелк… Назойливый звук прервал его мысли. Сначала Карлос увидел объектив, и только затем фотоаппарат и человека. Находясь словно под прицелом, архитектор в первое мгновение испугался, что именно камере откроются его мысли и переживания. Щелк. Щелк. Ведь именно фотограф способен поймать самый трепетный момент, когда через эмоции открывается душа. Карлос вскочил. И все же не спешил убегать. Так и остался стоять, не зная, что делать.

– Кто вы?

Парень опустил камеру и усмехнулся.

– Считайте меня приглашенным зрителем.

– Что, простите?

– Я фотографирую. Вас, кого-то еще – не важно. Любого, кто здесь отдыхает.

– Приглашенный? Кем?

– Она не представилась.