Государство и революции - Валерий Шамбаров

После провала путча, столь явно согласованного с неприятелем, большевики очутились в политической изоляции, на них обрушилось негодование общественного мнения. Спохватившиеся следственные органы собрали огромное "Дело по обвинению Ленина, Зиновьева и других в государственной измене". Любопытно, что сами большевики считали данное разоблачение очень опасным для своих дальнейших планов и немедленно начали прятать концы в воду, свернув все контакты, способные лечь в струю компромата. Так, когда 16. 7 Радек сообщил Ленину о получении от Моора очередного "транша" и запросил о его распределении, Ильич с нарочитым удивлением ответил, будто он такого человека (с которым тесно общался в Швейцарии) и знать не знает. "Но что за человек Моор? Вполне ли и абсолютно ли доказано, что он честный человек? Что у него не было и нет ни прямого, ни косвенного снюхивания с немецкими социал-империалистами?... Тут нет, т. е. не должно быть, места ни для тени подозрений, нареканий, слухов и т. п." (ПСС, т. 49, с. 447). Видимо, намек поняли не все, и 24. 9 секретарь Заграничного Бюро ЦК Семашко вновь доложил, что Моор готов передать большевикам "полученное им крупное наследство". На что ЦК РСДРП(б) ответило уже открытым текстом: "Всякие дальнейшие переговоры по этому поводу считать недопустимыми".

Характерно и то, что придя к власти, большевики сразу поспешили уничтожить улики против себя. Материалы, собранные по делу об их связях с немцами, исчезли почти все. Не оставили в живых и следователей, занимавшихся данным делом. Но... усиленно избавляясь от доказательств своих контактов с вражеской разведкой, коммунисты то ли по недомыслию, то ли по оплошности сами оставили доказательство этих контактов и германского финансирования. В архиве сохранился доклад уполномоченных Наркомата по иностранным делам от 16. 11. 1917 г.: "Совершенно секретно.

Председателю Совета Народных Комиссаров.

Согласно резолюции, принятой на совещании народных комиссаров тов. Ленина, Троцкого, Подвойского, Дыбенко и Володарского мы произвели следующее:

1. В архиве министерства юстиции из дела об "измене" тов. Ленина, Зиновьева, Козловского, Коллонтай и др. мы изъяли приказ германского имперского банка No 7433 от второго марта 1917 г. с разрешением платить деньги тт. Ленину, Зиновьеву, Каменеву, Троцкому, Суменсон, Козловскому и др. за пропаганду мира в России.

2. Были пересмотрены все книги банка Ниа в Стокгольме, заключающие счета тт. Ленина, Троцкого, Зиновьева и др., открытые по приказу германского имперского банка No 2754. Книги эти переданы Мюллеру, командированному из Берлина.

Уполномоченные народного комиссара по иностранным делам Е. Поливанов, Г. Залкинд".

(ЦПА ИМЛ, ф. 2, оп. 2, д. 226).

Как видим, все указанные в докладе данные четко соответствуют другим документам, приведенным выше. Номера распоряжений имперского банка Германии совпадают с опубликованными в США. Об участии в перекачке денег шведского банка Ниа пишет в своих мемуарах и Керенский. А упомянутый Мюллер известен и впоследствии - в 1918 г. он работал в составе германского посольства в Москве в качестве атташе, одновременно возглавляя и его охрану. То есть, судя по всему, был сотрудником разведки.

Ну а что касается западных держав, то они и по поводу Октябрьского переворота проявили полную слепоту и беспринципность. Немедленно признали Центральную Раду, после падения Временного Правительства провозгласившую самостийность Украины. Выражали полную готовность признать в качестве законного правительства и самих большевиков - лишь бы те сохранили Восточный фронт и продолжили войну. Обещали им и офицеров-инструкторов для подготовки новой армии, и снабжение, и деньги. До последнего момента набавляли цену, стараясь перетянуть на свою сторону, и лишь Брестский мир отрезвил бывших союзников и открыл им глаза на истинное положение дел.

А связи большевиков с германскими спецслужбами после Октябрьского переворота отнюдь не прервались. Скорее, наоборот - ведь теперь победители могли действовать без оглядки на контрразведку и органы юстиции. По-видимому, вынужденные с июля ограничивать компрометирующие их контакты, они для подготовки революции понаделали долгов в каких-то других местах. И 4. 11. 17 г. Воровский направил в Берн телеграмму на имя Моора: "Выполните, пожалуйста, немедленно Ваше обещание. Основываясь на нем, мы связали себя обязательствами, потому что к нам предъявляются большие требования". Моор тотчас доложил о телеграмме германскому посланнику Ромбергу, и тот передал ее в Берлин, указывая: "Байер дал мне знать, что это сообщение делает его поездку на север еще более необходимой".

Но операция чуть не сорвалась. 1. 12. 1917 г. в интервью газете "Фрайе Прессе" по поводу предложения большевиков о перемирии генерал Людендорф хвастливо проговорился: "Если кто-нибудь сказал бы мне, что русская революция для нас - случайная удача, я бы возражал: революция в России - не случайность, а естественный и неизбежный результат нашего ведения войны... Это - плод нашей победы". Такое признание вызвало крупный скандал и в международных, и во внутриполитических кругах, и МИД Германии некоторое время колебался насчет целесообразности продолжения игры. Наконец, шум начал стихать, и сомнения были преодолены. Моор был направлен в Петроград для передачи в Берлин информации непосредственно из окружения Ленина. А большевистскому правительству были перечислены новые миллионы марок.

5. Ленинизм в натуральном виде

Вопрос о целях, которые ставили перед собой большевики в 1917 г., до сих пор остается в истории размытым и искажен многочисленными и противоречивыми наслоениями. Да и не мудрено - ведь и Сталин был "Ленин сегодня", и Хрущев с Брежневым действовали под флагом "восстановления ленинских норм", якобы нарушенных предшественниками, наконец, и Горбачев, опираясь на несколько фраз "политического завещания" сделал свою попытку реставрировать "настоящий ленинизм". По-своему воспринимали учение Ильича и на Западе, породив соответствующие исторические штампы, которые затем возвращались и к нам в качестве "авторитетных" или даже "общепризнанных" мнений.

Но чтобы представить себе настоящий путь, пройденный страной, таких представлений, конечно, недостаточно. Нужно разобраться, что же на самом деле хотел сделать с Россией Ленин, и для этого обратиться к трудам и политике самого Ленина, а не их последующим комментариям. Правда, вождь действительно особой последовательностью никогда не отличался, и порой удивительно быстро умел менять взгляды на противоположные, что и позволяло впоследствии трактовать его наследие в столь разнообразных вариациях. Но можно отметить, что всегда подобная "гибкость" проявлялась лишь в вопросах тактики, выбора путей достижения цели, иногда представляла чисто пропагандистские приемы, но никогда она не распространялась на некие основные догмы, в которых и видна "чистая" суть ленинизма.