Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941-1945 - Сергей Михеенков

К 29 февраля войска 3-го Украинского фронта правым крылом и центром выдвинулись к реке Ингулец. Захватив с ходу плацдармы на его западном берегу, войска фронта заняли выгодные позиции для последующих ударов в направлении Николаева и Одессы. Ликвидировав Никопольский плацдарм и отбросив врага из запорожской излучины Днепра, советские войска лишили германское командование последней надежды на восстановление связи по суше с блокированной в Крыму 17-й армией. Значительное сокращение линии фронта позволило советскому командованию высвободить силы для овладения Крымским полуостровом».

Так пишут историки. Немец, американец, русский… Теперь, вчитываясь в их комментарии более или менее объективно изложенных событий зимы–весны 1944 года в районе Кривого Рога, и я имею возможность взглянуть на сражение на нижнем Днепре масштабно. Тогда же, в сорок четвертом, из окопа я видел значительно меньше. Хотя как сказать…

Первый бой. Это произошло 17 февраля 1944 года. Я вел кое-какие записи, и поэтому многое могу воспроизвести более или менее точно.

Наш 2-й стрелковый батальон с рассветом начал марш в направлении на Кривой Рог. Внезапно подул резкий ветер и пошел снег с дождем. Артиллерия поддержки увязла на раскисших дорогах, отстала. Бойцы и офицеры, побывавшие в боях, смотрели на завязшие по ступицу орудия и снарядные передки с мрачной тоской. Они-то хорошо знали, что значит вступать в бой без артиллерии. Вся нагрузка ложится на матушку-пехоту.

К вечеру и вовсе похолодало, снег повалил хлопьями. Дождь прекратился. Мокрые шинели на наших спинах набухли, покрылись ледяной коркой. Смерзшиеся, негнущиеся, они стали еще тяжелее. Сказывалась усталость. Шли все утро, весь день и весь вечер и ни разу не становились на привал.

Уже к ночи вышли в поле. Ветер пробирал до костей. Правда, смерзшиеся шинели более или менее спасали от ледяных порывов. Так что нет худа без добра.

Я остановил свой взвод у скирды соломы. Увидели в темноте стог и, как голодные кони, побрели к нему. Стоим, ждем приказа, куда выдвигаться дальше. Об усталости на какое-то время позабыли. Чувствовалось, что подошли к передовой. Хотя вокруг стояла тишина. Выстрелов не слышно. И нам приказано соблюдать тишину, не курить, кашлять только в шапки. Весь наш переход проходил в некой секретно-таинственной атмосфере. Командиры и замполиты тоже молчат. Я сбегал к ротному, спросил его, что делать? Он выслушал меня и тихо и коротко сказал:

– Идите к своему взводу.

Бывалые солдаты уже надергали из скирды соломы, вязали небольшие снопы, которые можно было унести под мышкой. Не раз потом я буду убеждаться в том, что солдат все наперед чувствует и понимает.

Снег продолжал лепить и лепить. Ветер стал вроде утихать. Послышались, наконец, хлопки одиночных выстрелов. Солдаты сразу оживились, задвигались: так и есть, вышли к передовой. Слышу, полушепотом переговариваются:

– Скорее бы в окопы.

– Покурить, погреться…

Где ж там, думаю, греться? В продутом ледяным ветром поле… В окопе… Промокшая, промозглая, обледенелая земля… Тогда, в те минуты в поле у скирды соломы, я еще не был солдатом, хотя имел лейтенантское звание, и многое не понимал или ошибочно понимал по-своему. Но война уже стояла рядом, уже обнимала меня, манила непонятной прелестью окопа.

Прибежал связной:

– Командира взвода – к командиру роты.

Ротный был краток. Мой третий стрелковый взвод получил боевую задачу: выдвинуться на левый фланг первого взвода и занять оборону фронтом на северо-запад.

Вел свой взвод, всматривался в непроницаемое черное небо, откуда по-прежнему густо валил снег, и думал: фронтом на северо-запад… на северо-запад… где тут северо-запад?..

Первый взвод занял готовую траншею на склоне невысокого пологого кургана на свекловичном поле. До нас тут занимало позицию небольшое подразделение, как мне помнится, 105-го стрелкового полка. Солдаты, которых мы меняли, быстро покинули свои окопы и мгновенно, как призраки, исчезли в темноте в тылу. Их было совсем немного, может, всего взвод. Командовал ими лейтенант. Я слышал его разговор с нашим ротным. Лейтенант представился как командир роты. И мы сразу подумали: вот и от нашей роты, может, столько же останется через несколько дней, и тогда настанет время нас менять, усталых, выбившихся из сил и уже ненадежных.

Первому взводу, как всегда, везло. Готовая траншея – это не одиночные окопы в поле. Они и на марше устроились лучше остальных: пулеметы и станки, коробки с патронами не волокли на плечах, как мы, а погрузили на повозки и шли налегке. Правда, дело было вовсе не в везении. С первым взводом всегда был командир роты.

Я разыскал командира первого взвода лейтенанта Галустяна, спросил, где заканчивается его левый фланг. Он уже сидел в землянке, покуривал. Связной прилаживал к потолку карбидный фонарь. Он даже не взглянул в мою сторону и довольно грубо бросил:

– Сам найдешь.

При формировании наших взводов ротный лучших солдат зачислял в первый взвод. Хороший солдат сразу виден: он и в строю стоит с достоинством, и форма на нем сидит ладно, и снаряжение в порядке, и оружие в чистоте и полной боевой готовности. В первый взвод шло все самое лучшее: новое оружие, снаряжение, обмундирование. Иногда это правило, заведенное ротным, касалось даже продовольствия. Солдаты первого взвода держались особняком, сторонились нас. Чувствовали свою избранность. Хотя некоторые стыдились своего особого положения. Но к хорошему, как говорят, привыкаешь быстро.

Услышав такой ответ от лейтенанта Галустяна, я внутренне усмехнулся. Не бить же ему в морду. Молча повернулся и, взяв с собой своих сержантов, командиров отделений, пошел определять позиции для взвода.

Когда мы шли от стога к кургану на свекловичном поле, немцы неожиданно прекратили стрельбу. Умолкли даже дежурные пулеметы. На какое-то время установилась полная тишина. Точно такая же, какая стояла, когда мы вышли из леса в поле. Немцы, вероятно, услышали наше передвижение и старались понять, что же у нас происходит. Слушали.

Мы прошли шагов двадцать. Наткнулись на пустой пулеметный окоп. Видимо, эта позиция прикрывала левый фланг траншеи, контролировала разрыв между подразделениями. Остановились. Спрыгнули в окоп. Он был наполовину заметен снегом. Прислушались. Противник по-прежнему молчал. Здесь, именно здесь, нам предстояло обживаться, несмотря на всю бесприютность местности. Я приказал очистить от снега и привести в порядок пулеметный окоп и занять его расчету РПД. Двоих человек оставил здесь. С третьим пошел дальше. Прошли еще шагов двадцать, присели, прислушались. Никаких окопов больше не обнаружили. И тут немцы начали постреливать одиночными. Видимо, стреляли на шорохи, на звуки, на голоса. Не дай бог, если кто закурил над бруствером. На огонек папиросы обычно стреляют без промаха. Мастера стрельбы по таким целям всегда находятся и с той и с другой стороны.