После полуночи становится жарче - Синтия Иден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Что? – ручка, которую она на автомате взяла со стола, выпала из руки. Не сложилось побеседовать по душам? Прозвучало так, словно другие оборотни для него такие же незнакомцы, как, например, вампиры. – Но твои родители…
- Умерли, когда мне было несколько месяцев, – Колин пожал плечами, словно это один из эпизодов, случившийся очень давно, и это ничего для него не значит. – С тех пор я жил по приемным семьям.
Эмили резко выдохнула:
- Что ты подумал, когда первый раз обернулся? – впервые, без кого-нибудь, кто мог бы объяснить и рассказать… Боже, должно быть, это был настоящий кошмар.
Колин отвернулся. Уставился в окно.
-Что умираю.
Эмили ничего не сказала. Просто ждала продолжения.
- Мои кости ломались, выворачивались, – он сжал зубы. – Знаешь, каково это, слышать треск собственных костей?
Нет, она не знала.
- Н-но, мне казалось, что оборачиваться – процесс безболезненный. – Ей говорили, что иногда ощущения похожи на зуд от солнечного ожога.
- В первый раз очень больно. Чертовски больно. Как будто взрываются твои внутренности. Все меняет форму, очертания. Первыми изменились ногти – превратились в когти. Потом зубы – стали длиннее и острее. Потом появился мех. – Колин замолк, покачал головой и снова посмотрел на Эмили. Девушка увидела боль воспоминаний в глубине его глаз. – Я пытался позвать на помощь, но в тот момент уже потерял человеческий голос.
- А что ты почувствовал, когда изменения завершились?
- Что я урод.
Эмили схватила блокнот и стала быстро делать заметки на память. «Травма после первого обращения. Не знал о собственном виде».
- Я был животным, – на скулах Гита заиграли желваки. – Я не понимал, что, черт возьми, со мной произошло, и как, будь оно проклято, мне вернуться в человеческую форму. Какое-то время я думал…
Ее ручка не отрывался от блокнота:
- Что ты думал?
Нахмурившись, Колин посмотрел на ручку и блокнот:
- Док, я не один из твоих пациентов. Мне не нужен психоанализ.
Пальцы Эмили крепче обхватили прохладный металлический корпус шариковой ручки.
- Я подумала, ты захочешь поговорить о…
- О чем? О моем загубленном к чертям детстве? О десяти приемных семьях, в которых я жил? О моем первом обращении в зверя, когда я решил, что схожу с ума?
На самом деле, да. Ручка заскользила по бумаге: «Боялся за собственный рассудок. Очень враждебно настроен».
- Эмили.
Она застыла. Подняла голову и посмотрела на Колина.
Гит встал, подошел и облокотился о ее стол, широко расставив руки.
- Мне не надо, чтобы ты копалась в моем прошлом, чтобы понять почему… – он взглянул в блокнот девушки, и процедил сквозь зубы, – … я враждебно настроен.
Эмили решила, что лучше прямо в этот момент не ставить его в известность о том, что именно враждебность он и проявляет. Вместо этого, она попыталась быть тактичной:
- Некоторые считают, что секрет успешного будущего в том, чтобы не отворачиваться от несчастного прошлого.
- Тогда эти некоторые – чертовы идиоты. Несчастное прошлое должно покоиться в холодной, темной могиле. До полного разложения.
Ну, это один вариант развития событий. Очень аккуратно Эмили положила ручку:
- Я не должна была начинать… – не закончив фразу, она откашлялась, осознав, что сама поставила себя в неудобное положение.
Быть психоаналитиком – ее призвание. А боль Колина просто взывала к ней. Девушка облизала губы и начала фразу сначала:
- Я не должна была…
- Не должна была начинать трахать мне мозги?
Она нахмурилась:
- Я не трахала тебе мозги, как ты это мило назвал.
- Детка, ты этим на жизнь зарабатываешь, – Колин наклонился чуть ближе.
Эмили совсем не нравилось, как он над ней навис. Показывая свое превосходство. Показывая своим видом, что он – большой, сильный детектив, а она – психоаналитик, которая должна заниматься своими делами.
Тут проснулся ее собственный темперамент, девушка вскочила на ноги:
- Я пыталась помочь тебе, Гит. Если ты не заметил, у тебя до хрена проблем. – И ярость. Очень много ярости.
Эмили поставила руки на стол и наклонилась к Колину. Достаточно близко, чтобы поцеловать. Или ударить. И ей очень хотелось сделать и то, и другое.
Колин пристально посмотрел в глаза девушки, ярко-голубые глаза Гита переполняли эмоции:
- Я рассказал тебе о своем прошлом, потому что говорил с Эмили Дрейк. А не с Доктором Монстром.
Наконец, она поняла.
- Мне тяжело перестать быть Доктором Монстром, – голос девушки стал нежнее. Она так долго работала с Иными, пытаясь излечить их душевные проблемы, что почти забыла, как отключать в себе доктора.
- Мы отклонились от темы, – проворчал Колин, отступая и распрямляя плечи. – Я сюда пришел не за тем, чтобы вспоминать мое дерьмовое детство.
Эмили облизнулась, поняв, что только что чуть не испортила их с Колином отношения. Рядом с ним надо больше думать как женщина, а не как доктор:
- Да, мне жаль. – И это было правдой. Ей было жаль, что она надавила на него, попытавшись превратить его в пациента.
- Просто больше так не делай, док.
Этого Эмили не могла обещать.
- Слушай, Колин, мне немного трудно вот так просто отключаться, понимаешь? – Гит сидел на кушетке в ее кабинете, поэтому она и стала так к нему относиться, когда он завел разговор о прошлом.
- Попытайся.
Девушка нахмурилась:
- Я сделаю все, что смогу. А как насчет того, чтобы ты не вел себя как урод?
Колин моргнул, явно застигнутый врасплох оскорблением, которое она нанесла спокойным я-профессиональный-психолог тоном.
Потом закинул голову и громко рассмеялся.
Эмили попыталась спрятать улыбку. Хорошо. Похоже, их пошатнувшиеся отношения снова обрели устойчивость.
- Согласен. – Колин прошелся по кабинету, рассматривая книжные шкафы и пятна Роршаха в рамках на стенах (прим.переводчика: Тест Роршаха — психодиагностический тест для исследования личности, созданный в 1921 году швейцарским психиатром и психологом Германом Роршахом (нем. Hermann Rorschach). Известен также под названием «Пятна Роршаха». Испытуемому предлагается дать интерпретацию десяти симметричных относительно вертикальной оси чернильных клякс. Каждая такая фигура служит стимулом для свободных ассоциаций — испытуемый должен назвать любые возникающие у него слово, образ или идею.).
