Живые и мертвые - Неле Нойхаус

– И преступник не ограничится этими тремя жертвами, – предрекла Ким. – Он жаждет внимания к себе!

– Тогда он должен его получить! – сказала Пия. – Давайте выложим все детали прессе! В этом случае мы немного успокоим людей, если они поймут, что непосредственной опасности нет.

– Этим мы не можем рисковать. – Боденштайн покачал головой и включил зажигание. – Может возникнуть косвенный ущерб, за который мы должны нести ответственность.

– Нести ответственность… – повторила Ким. – Хоть бы и убийца ее понес.

* * *

Она открыла морозильную камеру, и у нее тут же снова на глаза навернулись слезы, когда она увидела множество пластиковых баночек. Мама всегда была такой экономной! Она редко что-либо выбрасывала. Банки из-под джема или огурцов она тщательно мыла, чтобы потом консервировать в них овощи. Коробки из-под мороженого уже десятки лет в доме Рудольф использовались для заморозки продуктов и всегда старательно надписывались. «Сегединский гуляш »[20], – прочитала Каролина аккуратную надпись, сделанную матерью на банке, – 12.09.2012.

– Ах, мама, – прошептала она и вытерла слезы, – ты ведь знаешь, какая скверная я хозяйка.

Она взяла гуляш, закрыла дверцу морозилки и поднялась вверх по крутой лестнице подвала. Папа после разговора с полицейскими не выходил из своего кабинета, и она была этому рада, потому что его присутствие мешало ее молчаливому общению с мамой. Он был бы здесь просто лишним. По крайней мере днем. Насколько Каролина помнила, ее отец утром уходил из дома в семь часов, а вечером редко возвращался раньше десяти. Мама никогда на это не жаловалась, а однажды призналась Каролине, что боится того времени, когда он выйдет на пенсию и целыми днями будет находиться дома. Отец никогда не разделял ее упорядоченную жизнь с активной общественной деятельностью и множеством интересов. У него в голове была только его работа, и больше ничего.

«Как и у меня», – подумала Каролина, борясь со слезами. Она не могла понять, почему в последние годы работала как сумасшедшая вместо того, чтобы больше времени проводить с семьей и друзьями. Все то, что всегда было для нее важным, неожиданно показалось невероятно банальным. Она рассказывала топ-менеджерам по всему миру о ценностях, об устранении собственных недостатков, об организации рабочего времени и стратегиях повышения культуры предприятия и личности и при этом сама растаптывала все ценности, которые в свое время для нее что-то значили. В погоне за успехом и признанием пострадали не только ее честь, но и все ее социальное окружение. «У вас нет подруги, которая могла бы сейчас помочь?» – спросил полицейский. Нет, у нее нет подруги. И это – правда, прискорбная правда. Единственным близким ей человеком была мать, и вот ее не стало. Со смертью матери у Каролины внутри открылась дверь в вакуум, в сферу, которая у других людей была наполнена прекрасными воспоминаниями и событиями, любовью, счастьем, партнерами и друзьями, людьми, которые для них что-то значили. В ее жизни мало что заслуживало воспоминаний. К печали присоединилось обескураживающее осознание того, какую поверхностную, лишенную смысла и направленную на внешний эффект жизнь она до сих пор вела!

Каролина заставила себя войти на кухню. Раньше она любила это место, которое всегда было сердцем дома. Мамина империя, где постоянно что-то готовилось на плите или доносился соблазнительный аромат из духовки. На широких подоконниках росли травы в горшках, на деревянной полке покоились чеснок и лук. Теперь кухня утратила свое очарование и превратилась в обиталище ужаса. Окно, через которое вошла пуля, было временно закрыто листом картона. Кроме этого, ничто уже не напоминало о том вечере четверга. Служба обработки места преступления основательно поработала. Каролина достала из шкафа кастрюлю, положила в нее замороженный гуляш и поставила кастрюлю на плиту. Потом она открыла упаковку шпецле [21] и поставила на плиту другую кастрюлю с подсоленной водой. Лишь бегство в повседневные дела спасало ее от того, чтобы не сложиться, как карточный домик, и не погрузиться в черную пучину страха. Успокоительные таблетки, которые ей прописал врач, Каролина не принимала, но чувствовала себя окутанной каким-то дурманом. Она также вежливо, но решительно отказалась от приглашения на беседу к психологу из отдела реабилитации кризисных психологических состояний. Она не хотела ни о чем говорить, потому что говорить было не о чем. Она должна самостоятельно пережить этот шок. Все, в чем она сейчас нуждалась, – это время. Она должна осознать и принять то, что случилось, и подумать над тем, как жить дальше.

Каролина посмотрела через стрельчатое окно на заснеженный сад. Там за безлиственной живой изгородью из грабов притаилась смерть. Полицейские сказали, что снайпер лежал на трансформаторной будке и оттуда стрелял. Но… почему? Пресса утверждала, что снайпер стрелял в людей без разбора. Его первой жертвой была женщина, гулявшая с собакой. Сегодня утром он опять совершил убийство. На сей раз был убит мужчина, который шел через палисадник. Это были случайные жертвы, люди, которые просто оказались в неподходящее время в неподходящем месте. Но ее мать была на кухне, в собственном доме, который незаметно располагался за живой изгородью и деревьями в конце тупиковой улицы! Сюда никто не приходил случайно! Убийца, должно быть, все тщательно спланировал.

Вода, которую она поставила для шпецле, выкипела, и теперь из кастрюли, шипя, шел пар. Каролина очнулась от своего оцепенения, подошла к плите и убавила температуру.

Совершенно неожиданно рассеялся размытый туман из печали и отчаяния, который окутывал и парализовывал ее в последние дни: ее мать была застрелена не случайно! Но почему она должна была умереть? Может быть, существовало что-то, о чем мама умалчивала? Возможно, она скрывала какую-то тайну, например старый долг, о котором Каролина ничего не знала? Она должна это выяснить. Непременно. Иначе она никогда больше не обретет покой.

* * *

Коллеги-криминалисты тщательно обследовали квартиру Максимилиана Герке и принесли несколько картонных коробок, в которых находились дневники, письма и прочие памятные вещи. Боденштайн еще раз отправился к Фрицу Герке, а Пия, Ким и Остерманн занялись изучением содержимого коробок. Максимилиан необычайно усердно для молодого человека писал свой дневник, но это было легко понять. Из-за своего тяжелого заболевания он провел детство и юность в золотой клетке, а когда ему было десять лет, умерла мать. Нелегкая жизнь для молодого человека, но Максимилиан от этого не ожесточился. Его страстью были музыка и книги. Он играл на рояле и органе и очень любил читать. В своих дневниках он писал рецензии на книги и критические заметки на музыкальные произведения.

«Я знаю, что не доживу до старости, – читала Пия в его дневнике за 2000 год. – Поэтому я наслаждаюсь жизнью, насколько я могу и имею право наслаждаться. Папа надеется, что однажды мне найдут подходящее донорское сердце, а до этого времени мне нужно поддерживать здоровье, чтобы вынести трансплантацию. Я не знаю, следует ли мне надеяться на такой случай, потому что это ведь означает, что должен умереть другой человек, молодой человек, так как сердца пожилых людей не пересаживают».

– Очень умные рассуждения для пятнадцатилетнего юноши, – прокомментировал Кай.

– Это неудивительно, – ответила Ким. – Он всю свою жизнь занимался этим вопросом. Тем трагичнее, что он все-таки не дожил до старости.

При каждом преступлении против жизни возникала задача установить логическую связь между явлениями, которые на первый взгляд не имели ничего общего. Приходилось заниматься жертвой, изучать ее биографию и жизнь, чтобы понять мотив преступления и установить личность убийцы. К концу расследования Пия часто знала о жертве больше, чем о своих лучших друзьях и ближайших родственниках, но тем не менее она старалась не принимать судьбу жертвы слишком близко к сердцу. Такие эмоции, как сочувствие жертве и озлобление на преступника, могли повлиять на объективность ситуации. Благодаря бесчисленным часам, проведенным в институте судебной медицины, ей всегда удавалось рассматривать жертву не только как человека, но и прежде всего как объект криминалистического поиска следов. На сей раз все было не совсем обычно. С каждой прочитанной страницей дневника это становилось все более очевидно. Максимилиан Герке, правда, точно такая же жертва, как Ингеборг Роледер и Маргарет Рудольф, и все трое – не непосредственная цель убийцы. Они должны были умереть, потому что действия родственников пробудили в нем жажду возмездия.

– Вот! – воскликнула вдруг взволнованно Ким. – Я кое-что нашла! 16 сентября 2002 года Максимилиан пишет, что есть подходящее донорское сердце, и уже вечером он должен быть в клинике!