Космоглупости - Фреш Бриз

Не смешно? Мне тоже. В этот раз моё чувство юмора мне с кем-то изменило. Найду – убью обоих! Ладно, вот, в Инете откопала: если вы не смеётесь над своей жизнью – значит, вы просто не поняли шутку.

Эмма

Когда я открыла глаза, то увидела вокруг много белого цвета. Этот цвет был мне точно знаком. Только… где же я его видела? И ещё в нём было что-то неправильное. Что-то, что не вязалось с происходящим. Глаза болели, но только от этого освещения, словно лезвием проходившемся по ним. Я несколько раз моргнула, и это далось мне тяжело. Попробовала посмотреть по сторонам. Шея затекла, и малейшее движение тоже давалось с трудом, вызывая боль в мышцах. Но я вспомнила о Тиме, которого в последний раз видела пронзённым клинком отца, и именно мысль о нём придала мне сил. Мне нужно к нему, мне нужно его увидеть. Ивриганз говорила, это я помнила точно, что он жив, и она видела, что он смог подняться на ноги. Он должен быть где-то здесь, в этом дворце, мне срочно нужно к нему. Надеюсь, я не слишком долго была без чувств, и ещё больше я надеюсь, что Шиа не довёл начатое до конца. Ведь, он всё же его отец… Не мог же он добить Тима!?

Моё волнение за любимого придало мне сил, и я постаралась сесть. Но тело совсем не хотело слушаться меня, к тому же я почувствовала, что к моему телу что-то прикреплено, какие-то нити, мешавшие нормально двигаться. Странные нити, больше похожие на провода. Я смотрела на свои руки и ничего не могла понять. Подняла голову и увидела рядом со своей белоснежной постелью кресло, в котором в сидячем положении спала… моя мама.

Глаза и мозг отказывались верить этой картинке. Я огляделась. Белые стены, белый потолок, окно со стеклом, за окном голубое небо и облака, которых не было там… А на стене, противоположной окну – ещё одно, тоже со стеклом, только вид за ним… и люди ходят в белых халатах.

Краем глаза уловила движение в кресле – мама проснулась.

– Эмма! Эмма, солнышко! Ты пришла в себя, деточка моя! Родная! О, Боже, как же я надеялась, как ждала этого!

– Мама? – мой голос был тихим и слабым, а ещё таким хриплым, будто я целую вечность им не пользовалась.

– Да, родная моя, это я. Папа скоро тоже придёт, – он сейчас домой поехал, поспать, переодеться. О, Эмма, – мама заплакала, размазывая по щекам влажные дорожки слёз, – деточка моя.

– Где я?

– Ты в больнице. Не волнуйся, всё хорошо.

– В какой больнице?

– Эмма, не волнуйся так, не дёргайся. Я сейчас позову доктора… А вот и он сам.

В палату вошёл мужчина в белом халате. Немолодой, с самыми обычными глазами. Я закрыла свои – не хочу! Ничего больше ни видеть, ни знать не хочу! Доктор и мама начали о чём-то говорить, но я не слушала. Я не хотела ничего слышать. Ни о том, что я молодец, что выкарабкалась, ни о том, что у меня сейчас возьмут какие-то анализы. Мужчина пощупал меня, приоткрыл мои веки, чтобы проверить зрачки. Спрашивал… я не отвечала.

Мама позвонила отцу. Я слышала, как, всё ещё плача, она рассказывала ему, что я пришла в себя. Что со мной всё хорошо и врачи сейчас повезут меня на обследования. Я не знаю, что он ей отвечал, я только услышала, как она сказала:

– Солнышко, папа уже едет.

А потом меня, и правда, куда-то повезли, переложив на специальную тележку. Со мной что-то делали, брали кровь, мне что-то говорили, но мне было всё равно. Я начала понимать. Что не было Тима. Но я не хотела так! Я не хотела в это верить! Я же так сильно его люблю! Как он там, без меня?

Я пыталась забыться сном и первое время у меня это получалось. Но во снах я не видела Тима. Я не видела Ивриганз. Никого из них. Потом я просыпалась и вновь оказывалась в больнице. Рядом с мамой и папой. Они были очень обеспокоены моим состоянием, но и рады, что мне уже лучше. Я узнала от них, что несколько месяцев провела в коме. Что-то случилось со мной во время полёта и, если бы не Раудж Прости… но он оказался замечательным специалистом своего дела и смог поддерживать меня в таком состоянии на корабле, пока мы не вернулись на Землю.

В один из дней моя команда пришла меня навестить – это мама им позвонила. В палату ввалились Раудж, Николай и Марк с широкими улыбками на свежих и… живых лицах. Они были живы. А Тим? Николай пристроил на столике огромный букет цветов.

– Эмма! Наконец-то! Мы так переживали за тебя. Что ж ты нас так напугала, а? – он первый из пришедших подал голос.

– Расскажите мне. – попросила я.

– Что? – уточнил Фризмер.

– Всё. Что произошло?

Они немного замялись и переглянулись, словно не зная, кому из них рассказывать. Наконец, Марк произнёс:

– Ты помнишь, как нас тряхнуло?

Я кивнула, он продолжил:

– Никто так и не понял, что случилось. Компьютеры давали данные, что всё в порядке, но внутри что-то творилось, нас трясло, видимо, вошли в какую-то нестабильную зону… в управлении до сих пор пытаются разобраться, что же это было. Если бы не твоё состояние, они, наверное, уже забыли бы об этом, но общественность… ты же понимаешь. А ответов нет.

Его перебил Раудж:

– Ты сильно головой ударилась, череп не треснул, но травма мозга случилась.

– Я думала, это Ник ударился.

– Я тоже, – вмешался тот в разговор, – но со мной всё было в порядке. Так, небольшое рассечение кожи, кровь остановили и полетели дальше.

– Мы были на Марсе?

Ребята замолчали и виновато все разом опустили глаза.

– Говорите, – потребовала я.

– Да, – ответил Марк, кивая, и посмотрел на меня. – Когда в управлении узнали, что Рауджу удалось стабилизировать твоё состояние и твоей жизни ничего не угрожает, они велели нам продолжать экспедицию. Прости, Эмма.

– Значит, я была на Марсе? – попыталась я улыбнуться, что вышло, скорее всего, очень жалко.

– Ты была рядом с ним. На сам Марс, ты же понимаешь, мы не имели права тебя брать.

Я кивнула. Может, меня это известие должно было расстроить, но мне было всё равно, была я на Марсе или нет. Мне плевать на Марс. Теперь уже плевать.

– А Войнс? С ним всё в порядке? – спросила я, вспомнив, что он тоже был со мной на неизвестной планете и, раз он был духом, то, возможно с ним тоже что-то случилось во время тряски.

– Да, – оживился Николай, – с ним всё хорошо.

– Где он?

– Он сейчас в Китае, уже третий месяц или больше. Ты знаешь, он же уволился после этого полёта, но его пригласило Китайское национальное космическое управление. Летать он не будет, но, вроде он инструктором там.

Я кивнула, словно соглашалась. Хотя, с чем именно я соглашалась, я не знаю. Может, с тем, что Дэвид Войнс жив, может, с тем, что он в Китае. Не знаю.

Ребята ещё некоторое время пытались разговаривать со мной, но я отвернулась к окну и смотрела куда-то в небо. Наверное, я хотела увидеть там ту планету, хоть лёгкой жёлтой дымкой сказавшей бы мне, что она существует. Но я её там не увидела. Когда моя команда, бывшая команда, поняла, что я больше не хочу общаться, они переключились на разговор с моей мамой, но он касался лишь моего здоровья. А потом они ушли. Я даже нашла в себе силы попрощаться с ними, они ведь ни в чём не виноваты.

В больнице мне пришлось провести ещё несколько дней, пока врачи окончательно не удостоверились, что со мной всё в порядке и я могу ходить. Сначала это давалось мне нелегко, но вскоре тело начало восстанавливаться, мышцы окрепли, благодаря ЛФК. Я хотела уехать домой, в свою отдельную квартиру, но родители и слышать об этом не хотели. Они забрали меня в свой дом. Чудесный загородный домик, где я провела свою юность. Но и он мне теперь был не нужен. Мне никто и ничто не было нужно, кроме Тима. О, Господи, как же я хотела вернуться к нему.

И никакой беременности тоже не было и в помине. Это всё оказалось плодом моей больной фантазии. Единственное, что совпадало с реальностью, так это то, что несколько месяцев назад восстановился мой менструальный цикл. Пытаясь найти связь между тем миром и этим, я однажды спросила у мамы:

– Мам, когда у меня начались месячные?

– Это было уже тут, когда ты в больнице лежала. Наверное, месяца четыре назад, ну и, может, ещё несколько дней.

Я мысленно вернулась на родину Тима. Точно, по тому, что я помнила, так оно и должно было быть. Когда здесь моё тело вновь вернулось к нормальному женскому циклу, мои мозги не пропустили этот факт и даже в коме услужливо подсказали воображению, что теперь я могла бы и матерью стать. И разыгравшаяся фантазия убедила меня в том, что под своим сердцем я ношу ребёнка Тима.

Пока я сопоставляла эти факты, мама сказала:

– Ты знаешь, твой капитан, Дэвид, он же первое время по возвращении каждый день навещал тебя в больнице. Как тебя туда положили, так он, спустя несколько дней пришёл к тебе и с тех пор появлялся ежедневно. Я понимаю, он, наверное, просто чувствовал себя ответственным и виноватым в том, что с тобой случилось, ведь он у вас там был главным, но нужно отдать ему должное…

Я не дала ей закончить, перебив:

– А почему не сразу, не в первый день?