Порочного царства бог (СИ) - Райот Людмила

— Мать не успела меня полюбить, так как умерла при родах. А отец открыто ненавидел. Я рад, что мне больше не нужно притворяться его обожаемым сыном, — Клифф повертел в руках бокал, рассматривая его содержимое на просвет.

— А ваши друзья? До того, как попасть в тюрьму, вы вели активный образ жизни и были всегда окружены людьми!

— Да разве ж эти люди — друзья, Малек? Так, напарники для азартных игр и компаньоны для оргий.

Я помолчала. Не может быть, чтобы любимец дам и прославленный весельчак Клифф Кавендиш действительно так считал! Он просто хочет сыграть на моей жалости и потому несет полный вздор.

Да и вообще, почему меня так задевают его слова? Ну хочет считать себя несчастным и обделенным любовью, пускай считает. Какое мне дело?

— Но ведь были еще женщины, — веско заметила я. — Много женщин. Те, что падали к вашим ногам, стоило подарить им один мимолетный взгляд… Наверняка среди них были десятки, если не сотни, тех, кто любил вас без памяти!

— Нет, Малек, — усмехнулся Кавендиш. — Их чувства — лишь пустышка. Они влюблялись не в меня, а в мою внешность, мое состояние и мой титул. Ни одна из тех, кого ты имеешь в виду, не знала меня настоящим — что я за человек, о чем мечтаю, чем живу… Да и не хотела знать. Им достаточно было того образа, что они сами себе нарисовали.

Вы меня убиваете, лорд…

Я чуть не свалилась со стула. Мне показалось, что на меня вылили ведро ледяной воды, отхлестали по щекам и выставили голой на площадь… Да, он прав — Амелия Обри-Флетчер и правда не знала его настоящего. Она верила в героя; в благородного рыцаря, которого сама же и придумала, закрывая глаза на дурную славу избранника… Но при всем при этом ОНА! ЛЮБИЛА! ЕГО!

Благодаря ему она узнала, какой безумно окрыляющей и бесчеловечно ранящей бывает любовь; ради него забыла о своем долге и воспитании — и он говорит, что ее чувства были НЕНАСТОЯЩИМИ?!

— Вы ошибаетесь, лорд, — выдавила я, яростно теребя ненавистный бант. — Уверена, некоторые из них были искренни. А вы обошлись с ними бесчестно…

— Даже если так, я давно получил по заслугам, — обреченно, с какой-то мученической улыбкой на лице сказал маркиз. — Ведь единственная женщина, которую любил Я, предпочла другого…

Ну, спасибо, дорогой работодатель! Если и был способ раздавить меня еще сильнее, то это вспомнить свою дражайшую покойную невесту! Ей-богу, я начинала тихо ненавидеть ее. Все эти разговоры о том, какая она поразительная и… подождите, он сказал "Предпочла другого"?!

— Что вы имеете в виду? — ошарашенно спросила я. Чувство уязвленного собственного достоинства отступило на второй план: на первый вышел азарт детектива, нащупавшего первую зацепку в запутанном деле.

Вот чувствовала же, что с этой его Марс О'Коннор не все так чисто было! Неужели таинственный Кавендиш наконец-то начал открываться мне?..

— Именно то, что и сказал, — аристократ приступил ко второй бутылке. — Я готов был ради нее на все — как в этой глупой народной песенке про зеленые рукава: собирался сложить к ее ногам свое богатство, поменять образ жизни и даже завязать с алкоголем, а она… — он безнадежно махнул рукой. — … она влюбилась в моего слугу, у которого за душой не было ни гроша. Смешно, правда?

Я с минуту разглядывала его лицо, отыскивая в нем признаки фальши: признание звучало слишком невероятно, чтобы быть правдой. Но у Клиффа был такой жалкий вид, что у меня язык не повернулся обвинять его в лжи или, тем более, смеяться.

— Вы еще встретите другую женщину, — не очень уверенно сказала я. В груди щемило от тоски; от невыносимой грусти, поднявшейся из самых недр моего существа. — Ту, что оценит именно вас.

— Мне не нужна другая, — покачал головой мой мучитель. — Уж лучше быть одному.

— Но… — я чуть не задохнулась от боли. — Неужели вы действительно никогда никого не полюбите, кроме нее?..

Мне было больно продолжать этот разговор. Больно сидеть рядом с ним, больно дышать, больно ЖИТЬ… Но почему меня так волнуют чувства и мысли Кавендиша?! Зачем я переживаю за него, будто он мой самый близкий человек на свете? Не все ли равно — полюбит ли он кого-то или не полюбит? Я ведь пришла к нему не за этим, и уже давно ни на что не надеюсь…

— Нет, Малек, — добил меня Клифф. — Ты и сам это понимаешь, у тебя ведь был схожий опыт… Такие чувства — раз и навсегда.

Он провел ладонью по волосам и отклонился назад, глядя куда-то вдаль — в недостижимое мной измерение, в свое прошлое и будущее.

— Раз и навсегда, — как завороженная повторила я, не в силах перестать смотреть на него: таким непередаваемо прекрасным он показался мне в этот момент.

— А самое печальное то, что я никогда не смогу сказать ей об этом. Ни одного, самого короткого слова… НИ-ЧЕ-ГО. Наша история с Марс окончена, только она грациозно вышла из нее, а я так и остался внутри… Я бы столько всего сказал ей, окажись она рядом…

Он запнулся и пошарил руками в поисках спасительного джина. Проигнорировал бокал, приложился прямо к горлышку.

— Нет, не сказали бы! — возразила я, заставив Кавендиша оторваться от бутылки и с удивлением посмотреть на меня. — Окажись она рядом, да даже будь с вами каждую свободную минуту, вы бы все равно не сделали этого! А несли всякий бред, улыбались, как дурак, и молчали о самом главном. Потому что ей не нужны ваши признания…

— Откуда ты знаешь? — вдруг заинтересовался Клифф, стряхивая с себя грусть. — Ты… Неужели ты все еще видишься с тем… человеком, который отверг тебя?

— Да. Постоянно. Мы с ним работаем вместе… — холодея, прошептала я, но, увидев округляющиеся глаза лорда, быстро добавила. — Работаем в издательстве. И это непередаваемая пытка. Уж лучше так, как у вас…

Видимо, Клифф наконец понял мое состояние. Разглядел, что еще чуть-чуть, и меня разорвет от еле сдерживаемых слез, и снова посуровел. Помрачнел, словно предгрозовая туча, тяжело вздохнул.

— Скажи, кто тебя обидел, Малек? — с состраданием спросил он. — Просто покажи мне этого человека, и я убью его. Мужчина, женщина — не важно… Я ведь и так уже преступник. Мне можно.

Вы меня пугаете…

Я остолбенела, пораженная его словами. В голосе Клиффа было столько неподдельного участия, что какая-то часть меня и правда захотела СКАЗАТЬ ему. Признаться во всем и положить конец глупому фарсу, разыгрывающемуся между нами: пускай, пускай пристрелит сам себя!

Воображение тут же нарисовало картину: маркиз, в миг осознавший всю тяжесть содеянного им преступления, делает скорбные, страшные глаза, выхватывает длинный револьвер (по закону жанра он, как прирожденный негодяй, должен всегда носить его с собой) и пускает пулю себе в го…

Нет, не в голову. У Кавендиша слишком красивая голова — ровная, немного вытянутая, с тонкими, правильными чертами лица: такое произведение искусства ни за что нельзя портить или дырявить…

Пускает пулю себе в сердце. Но… промахивается и попадает в легкое. Алая кровь заливает дорогие одежды, аристократ падает на колени, держась за грудь, его взгляд стекленеет. Я подбегаю к нему и, плача, говорю любимому мерзавцу, что все обойдется, и врач уже на подходе… Он хрипит и отнекивается, мол — болван, дважды прошедший мимо своей истинной любви и даже не способный отличить девушку от парня, недостоин ходить по земле. В последний раз тяжело вдохнув, Клифф умирает, я закрываю его глаза и…

И, собственно, что я буду делать, когда Клиффа Кавендиша просто не станет? Ради чего мне самой тогда продолжать свое существование? Он — единственный смысл, который у меня еще остался, а месть ему — моя единственная цель… Что будет, когда не останется даже этого?

Нет, представлять своего врага мертвым мне совсем не понравилось. Да и вообще, смерть — это слишком просто. Так легко ему не отделаться. Он должен жить, страдать и, желательно, делать все это поближе ко мне — чтобы я могла видеть и контролировать процесс искупления…