Сказание о годах Хогэн - Автор неизвестен

Потом господин Отовака сказал так:

— Вы, наверное, думаете, что раз я старший брат, то сначала необходимо разобраться и решить со мной, а после — с мальчиками. Это сомнительно. Кроме того, увидев, как меня зарубили, малыши обязательно перепугаются, поэтому я думаю, что первыми должны умереть они.

А Хадано, заметив:

— Да, это будет лучше всего, — извлёк из ножен меч, развернулся и, когда стал приближаться к мальчикам, они испугались тени от меча и вскрикнули:

— Правда, нас не убьют?! Помогите!!!

Охранники сомкнули ряды, крепко схватили их, и мальчики издали скорбный вопль. Охранникам было неуместно возглашать свои имена[499], но, подняв руки, они прикрыли мальчиков рукавами и все вместе издали вопль горести и печали.

Хадано-но Дзиро вложил меч в ножны, вытер лицо рукавом и сквозь слёзы, бегущие потоком, размышлял: «У них же нет хозяина. Когда я смотрю, как они выглядят, я думаю не о том, как могут они держаться, я думаю, в какую сторону побегут малыши, о том, что стану для них мудрым законоучителем, буду содействовать достижению абсолютной мудрости господином Вступившим на Путь, о том, что я тоже обрежу себе волосы, удалюсь в горный храм, что я тоже буду мечтать о грядущей жизни!» — так думал он тысячи раз.

— Япония — уже недруг нам. Куда бы ни направляться, лишь бы убежать. И ещё: какое же преступление совершил глава ведомства? — так он раздумывал и ничего другого делать не мог, только горько плакал.

Господин Отовака оттаскивал мальчиков, которые без конца плакали, цепляясь руками за кормилиц:

— Ну зачем вы так, мальчики! Без толку так убиваться. Когда говорят о роде Гэн, имеют в виду, что каждый человек, родившийся в этом доме, вплоть до самого последнего, сердцем твёрд. Мы, ведь, действительно происходим от императора Сэйва, мы настоящие потомки господина Хатимана. Птица, называемая калавинка[500], ещё в зародыше поёт таким голосом, который превосходит голоса птичьей стаи; от двух листиков сандалового дерева исходит благоухание. Дети тоже таковы.

Расстелили шкуру, на неё положили в ряд троих детей. Хадано обогнул её сзади, господин Отовака сел впереди. Не показывая свой меч, он повёл глазами по сторонам.

— Было сказано, что пора отправляться в то место, в которое изволил переправиться наш батюшка. Батюшка же пребывает среди вон тех западных гор. Мы собираемся отправиться туда, поэтому, как и прежде, закроем глаза, сложим руки ладонями вместе и возгласим нэмбуцу.

Так он учил их, и трое мальчиков снова закрыли глаза, обратились лицами к западу и сложили руки ладонями вместе.

— Куда Вы переправились, наш батюшка? Сейчас мы прибудем к Вам. Подождите нас, пожалуйста!

С этими словами мальчики громкими голосами возгласили нэмбуцу.

В это время Хадано обнажил меч, отвёл глаза в сторону и зашёл сзади. Головы Камэвака, Цурувака и Тэнъо упали вперёд.

Отовака напряжённо смотрел на них. Он ничуть не заробел и цвет лица не потерял.

— О, как они прекрасны! Так же поступите и со мной.

Так он сказал, сложил вместе все три головы, рукавом вытер кровь с их волос и лиц, дождём роняя слёзы.

— Несчастные! Я, их старший брат, стою перед ними и думаю о них с глубоким состраданием. Их маленькие сердца так беспомощны! Скоро мальчики прибудут в иной мир, с лёгкостью преодолеют горы Сидэ-но яма и реку Тройной переправы[501].

Хотя Отовака и принуждал себя держаться храбро, жаль было смотреть, как у него непрерывно текли слёзы жалости. Находившийся несколько поодаль Хадано произнёс:

— Подойди посмотри, как мы вытираем кровь с шеи и приводим в порядок лица, делаем нормальные причёски мотодори. Для них это будет наша последняя служба, — и с тем положил все три головы в приготовленный заранее горшок на высоких подставках, а когда освободил у того горшка угол, господин Отовака посмотрел туда с горечью в сердце и подумал: «Это — место для моей головы». А ешё Отовака сказал господину Хадано:

— Вы говорили, что потом зарубят и меня, значит, пройдёт некоторое время, и мне останется лишь жалеть о своей жизни. Ни в коем случае не торжествуйте по этому поводу. В последнее время наша сановная матушка желала посетить храм Явата и постилась. Она всячески успокаивала нас, говоря, что и мы отправимся туда, отправятся и другие люди. Сегодня утром, когда мы спали, матушка изволила выехать в храм, и теперь мы уже никогда не увидимся с нею. Если бы мы знали, что такое может случиться, у нас было бы что сказать ей на прощанье. Матушка радовалась, услышав, что батюшка изволит нас звать, и хотела только побыстрее выехать. Как она будет горевать, после того как услышит, что с нами такое случилось! Отовака сказал вам, что и как. Камэвака же ничего не сказал — он только думал о чём-то. Поэтому ты должен некоторое время спустя отправиться на угол Рокудзё и Хорикава и рассказать о наших самых последних мгновениях всё, что здесь было. И ещё: это передай от нас на память, — с этими словами он срезал со лба своих младших братьев по пряди волос, четвёртой присоединил к ним свою собственную, прокусил себе кончик пальца, а выступившей кровью написал имена всех четверых и передал это Хатано-но Дзиро.

— Теперь, Ёсимити, можешь сказать господину Симоцукэ, что всё это из-за неправедных деяний, сотворённых из-за клеветы со стороны Киёмори. Нашему батюшке, такому честному, каких не бывало ни в древности, ни в наше время, отрубили голову, убили моих братьев, сам я сейчас нахожусь во власти рода Хэй, и в конце концов меня тоже убьют и, как это ни жалко, род Гэн на этом угаснет. Вы согласитесь между собою, что, хоть и мал был в то время Отовака, но говорил он правильно. Думаю, что вы скажете это самое большее через семь лет, а самое малое через три года. Сейчас я говорю вам на прощанье то, что думаю. Я имею в виду, что говорю это, прощаясь с жизнью, но то же ожидает нашу сановную матушку в будущем. Так уже было принято прежде, но, будучи детьми держателя лука и стрел, мы, всё-таки, силы не набрались. Поэтому действуй быстро, так медлят только маленькие!

Говоря это, Отовака с нежностью раздвинул обезглавленные тела, лежавшие ничком, лёг между ними, обратился лицом к западу и несколько десятков раз громким голосом возгласив нэмбуцу, вытянул шею, чтобы по ней ударили мечём. Это смотрелось поистине хорошо.

Обезглавленные тела четверых братьев уложили, и некому было по ним вопить и кричать, вопрошать о них и навестить их. Отвечал только горный дух. Что же до горы Фунаока, то осенний ветер в соснах на её вершине присоединил свой скорбный голос, а вечерняя роса на равнине возле её подножия — была всё равно, что слёзами разлуки.

Бывшая там кормилица господина Тэнъо, найки Хэйда, развязала у себя тесёмки, сунула руку воспитанника себе за пазуху и приложила её к своей коже. Плача и плача, кормилица уговаривала его:

— До нынешнего года мы семь лет не разлучались с тобой ни на миг. Кто теперь будет сидеть у меня на коленях, чью голову обниму я? Мне следует забыть о том времени, когда мне хотелось передать тебе свои владения. Кто проведёт тебя по дороге через Сидэнояма, горы мёртвых, и как перейдёшь ты через них?! Подожди немного. Я к тебе опаздываю!

Она сейчас же рассекла себе живот и рухнула на детей сверху. Увидев это, оставшиеся трое воспитанников той же кормилицы заявили: «А мы чем хуже?!» — и тоже один за другим совершили харакири. Покончил с собой и самый низкопоставленный из слуг господина Тэнъо. Совершил харакири также самый низкопоставленный слуга господина Отовака. И так на горе Фунаока приняли смерть 18 человек господ и их слуг.

Хатано-но Дзиро забрал их головы и отправился назад во дворец, где доложил обо всём императору. Ему повелели вернуться, сказав, что он не выполнил всё до конца. Решив, что мальчики очень любили своего отца, их тела отправили в храм Энгакудзи и похоронили вместе с ним.

ГЛАВА 2.

О том, как бросили госпожу из Северных покоев[502] у Тамэёси

Ёсимити сделал доклад во дворце на Хорикава и возвратился к себе. Ему сообщили, что из Явата люди ещё не прибыли. Вскоре он выехал в Явата и по пути встретился с ними на прибрежной равнине Акай. Мать погибших, завидев силуэт приближающегося Ёсимити, захотела узнать у него, что там случилось. В груди у неё застучало, она высоко подняла шторы в паланкине и спросила: «Что там, что?»

Ёсимити спрыгнул с коня, слёзы у него текли потоком.

— Таково было повеление государя. Обессиленный господин Вступивший на Путь зарублен. Погибли все молодые господа. Вот их прощальный подарок.

Он достал четыре бумажных свёртка.

Матушка упала из паланкина на землю. Она прижала к груди пряди волос из прощального подарка и вскричала с выражением муки и страдания в голосе: