Биологический материал - Нинни Хольмквист

— Как вам известно, все сотрудники отделения обучены поведению в кризисных ситуациях. Пойдемте со мной в кабинет.

Я ничего не знала об этом обучении, но позволила ему проводить меня обратно в комнату с окном.

Снаружи успело стемнеть. Синеватые сумерки спустились на парк.

— Присаживайтесь, — попросил врач, закрыл за нами дверь и подергал ручку, чтобы убедиться что она заперта.

Я села на стул, он на кровать, Я посмотрела на него взглядом, полным ненависти. Я готова была сказать ему о том, как уродливо он смотрится с этим ужасным родимым пятном и что, удалив его, он оказал бы огромную услугу всему обществу.

Он улыбнулся и сказал:

— Доррит, не волнуйтесь, я не буду заставлять вас говорить о ваших чувствах, я только хотел увести вас из коридора с камерами и микрофонами. Эта комната используется только персоналом, здесь мы можем говорить свободно, не боясь, что нас записывают на пленку. Я хотел отдать вам вот это.

Из кармана рубашки он вытащил маленькую пластиковую карточку с логотипом отделения и черной магнитной полосой, похожей на кредитку. Он протянул ее мне.

— И что мне с ней делать? — спросила я.

— Я… — начал он и осекся, отвел глаза, уставился в окно, где как раз зажегся фонарь, и его мягкий оранжевый свет вливался в синеву сумерек. Он откашлялся и продолжил: — Я знаю, что вы, как и все «ненужные», однажды уже потеряли все, что имели. И вы снова можете это потерять. И я… я просто не могу стоять и смотреть на это. Вы «ненужная», и вы, конечно, могли бы предотвратить это, если бы захотели. Но вы также человек. Женщина. Беременная женщина. Забеременей вы два года назад, вы бы здесь не оказались. И у вас должно было быть право иметь детей, быть с ними. И у вас, и у Юханнеса. То, что происходит, это недемократично.

Врач сделал паузу.

— Это, — указал он на карточку, — ключ. Он подходит ко всем комнатам и дверям, в которые воспрещен вход жильцам отделения. И он подходит ко всем входным дверям тоже.

«Каким еще дверям?» — подумала я. Меня никогда раньше не посещала мысль о побеге, о самой возможности покинуть отделение. Даже в первое время, когда я безумно скучала по Джоку, даже когда я час назад дергала ручку окна, когда поняла, что в комнате нет камер, даже когда я смотрела, как улетает селезень, даже когда поняла, что Юханнеса больше нет.

Врач продолжал:

— Я не отправил ваше прошение. Я позволил себе сунуть его в машину для уничтожения бумаг. У вас есть время. Время подумать. Вы всегда можете написать новое. Но если вы этого не сделаете, у вас будет семь месяцев до родов. Я вам гарантирую, что вы не будете участвовать ни в каких экспериментах или отдавать органы, это может повредить здоровью ребенка. У вас будет время продумать побег и спланировать его.

Врач замолчал, словно давая мне шанс ответить. Но я не знала, что сказать. Я знала только, что больше не смогу сказать, что ему надо удалить это уродливое пятно. После паузы он продолжил:

— Это мой запасной ключ. Когда — сами решите когда — вы захотите им воспользоваться, вам надо будет провести магнитным слоем по специальной полосе на двери. Смотрите.

Встав с кровати, он взял из моей руки карточку, подошел к двери и провел ею по незаметной полосе на краю двери — такой незаметной, что ее можно было найти, только если точно знаешь, где искать. Неожиданно на двери появился кодовый замок, похожий на домофон. Он быстро набрал код, и что-то щелкнуло внутри. Врач нажал на ручку. Дверь приоткрылась. Тут же ее захлопнув, врач вернулся ко мне.

— И как же я найду эти двери? — спросила я. — Я ни одной не видела. Как я узнаю, где выход?

— Все двери в общих помещениях ведут в коридоры. Там много дверей, которые ведут в раздевалки, комнаты отдыха персонала, чуланы и так далее. Вам не надо в них заходить. Надо только найти лестницу и спуститься по ней вниз. Вы не видели этих дверей, потому что не искали их. Не так ли? Вы не думали о побеге. Эта мысль даже не приходила вам в голову. Вы просто не были достаточно для этого мотивированы.

Я смутилась.

— Вы умеете читать мысли? — пробормотала я.

— Нет, я не умею читать мысли. Но я получил хорошее образование и знаю, какие психологические методы используются для контроля над «ненужными». Я знаю, как вас лишают стимула бежать. Но если вы найдете в себе силы и желание выжить, то найдете и двери тоже. Я знаю, это звучит странно, но именно так работает человеческая психика. Мы видим только то, что хотим видеть.

— А потом? Даже если я найду выход, что мне делать дальше? Без денег. Без дома. Без друзей. Где я смогу родить моего ребенка? Воспитать его?

— Этого я не знаю. Но вы что-нибудь придумаете. Если вы найдете в себе силы сбежать, то найдете и силы, чтобы выжить вам и вашему ребенку. Вы сильная, вы справитесь, я чувствую это.

Это я уже слышала раньше. Люди часто мне говорили, что я сильная, но я не воспринимала это как комплимент. Потому что знала: не бывает сильных людей. Все люди слабые. Одни просто более независимые, чем другие, но это не значит, что они сильнее.

Но сильная или нет, в руке я держала ключ, и в нем была моя сила.

Мы молчали. За окном стемнело. Комнату освещали только свет фонаря и белый снег. Но я могла различать лицо врача, на котором отчетливо выделялось родимое пятно.

— Код 9844, — сказал он. — Я хочу, чтобы вы его запомнили, никому его не говорите и не записывайте. Никому не рассказывайте о нашем разговоре. Никогда. Что бы вы не решили. Где бы не оказались.

Я кивнула, показывая, что понимаю, и спокойно, без раздражения, сказала:

— Не знаю, что и ответить. Вы подвергаете себя огромному риску. Что если я потеряю карточку? Что, если я заболею и им придется раздеть меня? Найдя карточку, они сразу поймут, кто мне ее дал. И вам придется несладко.

— Вот почему я прошу вас проявлять осторожность. Ради меня и ради вас самой. Заучите код наизусть. Никогда не доставайте карточку перед камерами. Никогда никому ее не показывайте. Действуйте незаметно и осторожно. Если ее все равно обнаружат, ну что ж, такова судьба.

Я сунула карточку в карман брюк.

— 9844? — спросила я.

— Да, — улыбнулся врач. — Если забудете код…

— Не забуду.

— Хорошо, — ответил он. — Идите домой и отдыхайте. И… примите мои соболезнования.

Последние слова он сказал совершенно искренне — по крайней мере, так прозвучало.

Мы вместе вышли в комнату отдыха. Искусственное освещение резало глаза. Голова раскалывалась, глаза слезились. Полуослепшая, я поблагодарила врача за беседу и покинула операционное отделение. Я вернулась домой на лифте. Войдя в квартиру, рухнула на кровать, прижала колени к груди, обхватила их руками и крепко зажмурилась.

25

Я проснулась от холода и обнаружила, что вся дрожу.

В комнате было темно. Часы на тумбочке показывали 02.18. Я встала и потрогала батарею. Она была теплая, даже горячая. Я проверила термометр на стене — двадцать четыре градуса. К температуре воздуха мое состояние никакого отношения не имело.

«Наверно, это запоздалый шок», — подумала я, поразившись тому, как устроен человеческий мозг. Человек способен сжимать зубы и сдерживаться, в то же время зная, что шок рано или поздно все равно наступит, а когда он наступает, у человека еще есть силы поражаться тому, как удивительно устроен человеческий мозг.

Я заснула прямо в одежде. Теперь же прямо на нее надела халат и туго затянула пояс. Но этого было мало: я все равно ужасно мерзла.

Дрожа всем телом, я поставила стул перед шкафом, взобралась на него и вытащила с верхней полки мою зимнюю куртку, надела и накинула на голову капюшон. Потом приготовила себе чай с молоком и медом. Забравшись с кружкой на диван, я накинула на ноги плед и отхлебнула горячего, пахнущего бергамотом и молоком напитка, обжегшего мне язык. В экране выключенного телевизора я видела свое отражение — расплывчатое, мутно-зеленое. Я была похожа на эскисмоса.

В ту ночь мне больше не удалось заснуть. Это было словно ночное бдение над телом усопшего. Вот только тела не было. Я ни о чем не могла думать: ни о Юханнесе, ни о нашем ребенке в моем животе, ни о ключе в моем кармане. Я просто сидела там и пила чай. А допив чай, продолжала сидеть с пустой кружкой в руках.

Постепенно в комнате стало светать. Часы показали шесть, потом семь, восемь, девять. Вскоре в дверь требовательно постучали. Я вздрогнула, оглянулась вокруг. «Что, черт возьми, он творит?» — подумала я.

— Юханнес, в чем дело? — спросила я, но ответом мне был громкий, режущий слух стук в дверь. Я поняла, что звук идет оттуда, и вспомнила, что одна в квартире, что Юханнеса нет и что все это время я была в каком-то трансе, не осознавая, кто я и где нахожусь. Я знала, что это невозможно, но все равно какая-то часть моего затуманенного сознания решила, что это пришел Юханнес. Я встряхнула головой, прогоняя эту запретную мысль, и попыталась подняться, но тело отказывалось меня слушаться, руки и ноги словно налились свинцом. Неуклюже плюхнувшись обратно на диван, я снова попыталась встать. В дверь заколотили. С трудом поднявшись на ноги, я вцепилась в спинку дивана, чувствуя, как меня шатает. Перед глазами мелькали черные точки, и мне пришлось зажмуриться. А в дверь продолжили колотить. Шесть, семь, восемь раз. Грубо, нетерпеливо.