Черная кровь - Лорел Гамильтон

— Я сделала то, о чем ты просил, подумала о тебе.

— Тогда, почему ты так серьезна? — спросил он, хмурясь.

Я запустила руку в шелк его коротких волос, опускаясь к шее сквозь эту безграничную мягкость, и в то же время наклоняя его к себе.

— У тебя самые мягкие волосы из всех, каких я когда-либо касалась.

— Даже мягче, чем волосы Натаниэла?

— Да, — сказала я. Я боролась с ним, чтобы поцеловать.

— Выдумщица, — бросил он, вырываясь из под моей руки, так что я не смогла до него дотянуться.

— Выдумщица? — переспросила я.

— Если ты помнишь, мы занимались сексом втроем. Ощущение его волос на коже такое же, как от меха.

— Да, но они не такие же мягкие. Структура другая.

— Волосы Жан-Клода мягкие.

Я нахмурилась, глядя на него.

— Да, но не такие мягкие, как твои. Вьющиеся волосы никогда не будут такими мягкими, какими могут быть прямые.

— Волосы Ашера напоминают пену.

Я нахмурилась еще сильнее и убрала руку, так что теперь я просто всматривалась в его лицо.

— Я делаю тебе комплимент, и тебе непременно надо в нем копаться?

— Прости, я почему-то тебе не поверил.

— Я не лежу неподвижно во время секса, Джейсон. Я не говорю вещи, которых нет на самом деле, и я не вру.

Он опустил свое лицо, так что я могла видеть только профиль. Приятный профиль.

— Мне жаль, Анита, проблема не в тебе, она во мне. — Он смотрел на меня, и его глаза постепенно становились обычными, бледно-голубыми.

— В чем проблема? — спросила я.

— Ты встречалась с моей семьей. Я потратил всю свою жизнь, чтобы соответствовать их стандартам. Мой отец хотел бы другого сына, Анита. Ты знаешь, как это, понимать, что вместо тебя твой отец всегда хотел видеть кого-то другого?

— Или просто сына, — заметила я.

Его глаза сузились, будто он услышал что-то интересное.

— Твой отец хотел мальчика?

Я улыбнулась.

— Нет, ему нравилось то, что я это я. Я была для него своим парнем, и мы успели попробовать все те вещи, которые обычно делают с сыновьями.

— Значит дело в твоей мачехе, Джудит, — сказал он.

— Иногда ты бываешь слишком умным.

— Извини.

— Они поженились, когда мне было десять, и с того момента, как она появилась, я стала недостаточно хороша. Не достаточно блондинка, недостаточно девушка, недостаточно хорошая, недостаточно контактная, не та дочь, какую она хотела.

— У нее ведь дочка твоего возраста, да?

— Да, Адриана. Она для Джудит гораздо лучшая дочь.

— Что она такого делает?

— Она адвокат, замужем за адвокатом.

— Ничего себе, адвокат, замужем, и ей еще нет тридцати. С этим трудно соревноваться, — согласился Джейсон.

— Еще будучи подростком я выяснила, что не могу с ней конкурировать, так что я прекратила даже пытаться. У тебя был свой сценарий, у меня свой.

— И какой же? — Он лег мне на живот, подложив руки под голову, с полной концентрацией внимания на лице. Он хотел секса, но знания он хотел больше.

— Я окончательно стала девицей-сорванцом. Я отказывалась носить платья. Отказывалась играть по правилам Джудит.

— Ты начала носить черную одежду?

— Ты имеешь в виду, была ли я готом?

Он кивнул, голова качнулась в колыбели из его ладоней.

— Да, наверное, но не совсем так, потому что мне просто больше было по душе то, что не нравилось ей. Я просто носила по большей части провокационные черные футболки, с надписями, от которых не могло быть неприятностей. Мои подруги были самыми обычными хорошими девочками, а не воспевателями смерти. Мне это казалось… утомительным.

— Почему?

— Потому что я видела смерть своей матери и понимала, что большинство из нас это тоже ждет.

— Ты совсем не умеешь притворяться?

— Нет.

— Но ты всегда могла повторять себе, что Джудит — злая мачеха.

— Да, но Бабуля Блейк, которая занималась моим воспитанием в течение двух лет, была согласна с Джудит, что есть некоторые проблемы.

— Проблемы?

— Вспомни, я начала видеть призраков в начальной школе, когда была подростком, начала поднимать жертв автомобильных аварий. Я играла со своим мертвым спаниелем, когда мне было четырнадцать. Мой отец забрал меня, чтобы я могла пожить с моей второй бабушкой, Флорес, и научиться управлять всем этим. Хотя вот Бабуля Блейк считала, что если молиться еще более ревностно, зло из меня уйдет.

Джейсон смотрел на меня, и его глаза расширялись.

— Она, правда, все еще этому верят?

— Думаю, да. Я знаю, что она молится за мою душу. Я знаю, что она считает подъем мертвых истинным злом. Я знаю, что она причисляет секс с вампирами к смертным грехам.

— Как она относится к оборотням?

— Проклятье, так же.

— Она знает, что ты живешь с двумя из них?

— Нет.

Он усмехнулся мне.

— Поджидаешь с новостями того момента, когда она будет готова их услышать?

— Нет, я планирую никогда не посвящать во все это мою семью.

Он посмотрел на меня.

— Ты никогда не поедешь в гости к родным со своим любимым?

Я вздохнула.

— Кого бы я могла с собой взять?

Он, казалось, задумался.

— Я так понимаю, вампиры отпадают.

Я кивнула.

— Подожди, ты не навещаешь родных, так что то, что ты живешь с двумя оборотнями и точно знаешь, что это никогда до твоей семьи не дойдет.

Я задумалась на несколько секунд.

— Возможно. Но ни Натаниэл, ни Мика — не оправдание, чтобы не навещать мою семью. Я люблю их и, наконец-то, пришла в согласие с собой.

Он кивнул.

— Я знаю тебя дольше, чем остальные, но никогда не видел тебя отдыхающей или просто счастливой.

Я улыбнулась.

— Прекрасно, теперь, когда мы покопались во мне, давай приступим к тебе.

Он выглядел немного смущенным.

— Прости.

— Если бы я не хотела говорить об этом, я бы просто сказала нет.

— Правда, а почему ты тогда вообще в этом созналась?

— Потому что видела твою семью, и подумала, что ты заработал право узнать немного больше о моей.

— Ты сделала это, чтобы я почувствовал себя лучше, — сказал он.

— Возможно. Помогло?

Я увидела борьбу мыслей у него на лице, потом он кивнул и ответил:

— Да, помогло. Я думаю, мне приятно знать, что я не единственный случайный зритель на празднике жизни.

— Да, — согласилась я, — примерно так. Все остальные едут домой, чтобы погрузиться в приятные воспоминания. У меня же заканчивается все тем, что я понимаю, раз не смогла сойтись с ними, когда была ребенком, не смогу и теперь. Когда я была маленькой, я считала, что меня подбросили цыгане или перепутали в больнице, но у меня была фотография матери, чтобы сравнить. Я слишком похожа на нее, чтобы не быть ее дочерью.

— Она была мексиканкой, да?

— Ее семья была из Мексики, она была из первого поколения американцев.

— Ты не выглядишь, как большинство латиноамериканок.

Я улыбнулась.

— Цвет кожи достался мне от отца, но волосы и глаза, и комплекция — это от мамы. Скулы моего отца смягчили этничность моей внешности, но я все равно чужая на празднике жизни, Джейсон. Чем старше я становилась, тем больше напоминала отцу жену, которую он потерял, а Джудит — женщину, которую она заменила.

— Это твоя проблема или их?

— Думаю, и то, и другое. Моя мама была первой любовью моего отца, возможно, первой любовницей, слишком уж много первенства. Слишком большой рубеж, чтобы перешагнуть через него. Когда «смерть так молода и трагична», она имеет тенденцию обрастать романтическим ореолом.

— Трудно было Джудит конкурировать с умершей святой? — спросил он.

— Что-то в этом духе.

— Ты предполагаешь или знаешь наверняка, что злая мачеха родилась именно так?

— Я не знаю, Джейсон. Я знаю, что чувствовала я сама, и что они, как мне казалось, чувствовали, но я была ребенком, и теперь не могу ясно об этом судить. Слишком уж много деталей.

— Я понимаю, — сказал он, и его лицо снова стало серьезным и немного несчастным. — Я пытался утопить в сексе все, что чувствую, хотя понимал, что придется устроить разговор из тех, что ты так ненавидишь.

Я коснулась его плеча.

— Ты заработал этот разговор.

— Только потому что мой отец ублюдок и умирает?

— Да, и ты мой друг, и я здесь потому, что нужна тебе. Если тебе нужно поговорить, а не секс, давай поговорим.

— Тебе нужно накормить ardeur, — заметил он.

— Да, если будет совсем плохо, то я могу просто отпустить ardeur, и он поглотит все страхи и сомнения.

— Ardeur это лучше, чем обычная прелюдия, но я сейчас не этого хочу.

— Тогда чего ты хочешь? — спросила я.

Он посмотрел на меня, и его лицо было серьезным, почти незнакомым, будто все, что сегодня случилось, изменило его. Или то, что случилось, заставило его показать мне ту часть себя, которую он обычно от меня скрывал. Или же прогулка по темным местам моего прошлого так на него подействовала. Большего я выяснить не могла, поскольку рядом не было ни Мики, ни Натаниэла, способных мне помочь. Единственный, кто обычно помогал мне продраться сквозь лабиринт хаоса отношений лежал сейчас рядом со мной в кровати, потерянный в собственных проблемах.