Человек с Марса - Станислав Лем

- Пистолет у вас есть? - спросил профессор каким-то странным голосом.

- Зачем мне пистолет? - поразился инженер. - Ареантропа пулей не возьмешь.

- Конечно, марсианина нет, наверняка нет... - сказал профессор, быстро подошел к одному из шкафов, немного покопался в нем и вручил Линдсею черный плоский браунинг. - Возьмите. На всякий случай.

Инженер минуту глядел на блестящее оружие, взвесил в руке, пожал плечами и вышел, освещая себе путь фонариком. Мы стояли в дверях. Фрэйзер остался у гранатометов, Джедевани - около "адской машины", а я и профессор вышли в коридор. Тишина стала напряженнее. Я не мог так вот просто стоять и ждать.

- Я пройду только до лестницы, - сказал я и сделал шаг.

Он остановил меня, сильно дернув за пиджак.

- Под честное слово, Макмур?

- Слово, профессор! - воскликнул я и побежал к площадке. Было видно в темноте, как слабый лучик фонарика забирается по маршам лестницы все выше и выше. Потом простучали шаги на уровне третьего этажа, я услышал, как тихо раскрылась дверь малого монтажного зала - и наступила тишина.

Кровь пульсировала у меня в висках, мышцы напряглись, я стоял в чернильно-черной тьме и считал; сорок пять, сорок шесть, сорок семь, сорок восемь, сорок девять, пятьдесят... Неожиданно громыхнул выстрел. Я вздрогнул, подскочил к лестнице, но проклятое честное слово удержало меня. Второй выстрел, третий. И вдруг впервые в жизни волосы встали у меня на голове дыбом. Раздался вопль ужаса, рев ошалевшего от страха человека. Громкий, быстрый топот ног, над самой лестничной клеткой прогремел выстрел, резкий, душераздирающий крик ударил в уши. Я ощутил порыв воздуха, и какая-то темная масса свалилась на бетон в метре от меня.

Что-то мокрое и теплое брызнуло в лицо, я прыгнул вперед - из фонарика вырвался сноп света.

В желтом круге возникло размозженное падением с третьего этажа, изуродованное, с вдавленной в плечи головой тело инженера Линдсея. Я узнал его по брюкам, а когда схватился за одежду и перевернул его навзничь, тут же отскочил, крикнув от ужаса. Глаза у Линдсея были вытаращены, из широко раскрытого рта торчал язык, который он откусил, падая, кровавая пена заливала лицо. Я услышал шаги - это был профессор.

- Я боялся этого, - остановившись у меня за спиной, шепнул он. - Этого я боялся.

- Что случилось, профессор? Марсианин спятил?

Профессор долго смотрел на меня.

- Милый мой мальчик, - сокрушенно сказал он наконец, - не от марсианина бежал Линдсей так, что потерял ориентацию и упал с лестницы, пролетев два этажа... И не марсианин поломал доктору ребра.

- А кто? - спросил я, чувствуя, как замирает сердце.

- Финк, - сказал профессор, развернулся и пошел во тьму. Я - за ним. В зале профессор объяснил Фрэйзеру и Джедевани, что произошло.

- Финк? Не может быть! Он обезумел?

- Нет, он не сошел с ума. С ума может сойти человек. Мальчики мои дорогие, - не сердитесь, что так называю вас, - Финк уже не человек. Давайте устанавливать взрывные капсюли, добавим газовые гранаты, пусть все разнесет в клочья. Так надо.

- Значит, сдаемся, профессор?

- Не думайте, что из-за потери друзей. Нет. Только потому, что я уже знаю это существо на третьем этаже. Оно и ему подобные не имеют права на существование. Не нужна нам ни их мудрость и знания, ни их холодное, страшное совершенство.

- Я не понимаю, профессор.

- Сейчас не время для разъяснений, Макмур. Подсоединяйте провода.

Под руководством Фрэйзера мы подвели дополнительные взрыватели ко всем газовым гранатам и бризантным снарядам и вышли из зала, разматывая за собой шнур электрозапальника.

Мы покинули здание через парадный подъезд - я ждал на ступенях с катушкой провода, а Джедевани побежал в служебный домик за шофером. Это был первый приказ, который он выполнил с величайшим желанием и быстротой. Уже через минуту подъехал знакомый мне черный "бьюик", которому предстояло отвезти нас в город.

- Бэрк, - распорядился профессор, - подъезжайте к концу пруда и ждите нас там.

Шофер, который, казалось, ничему не удивлялся, включил стартер. Мотор заворчал, и вскоре задние красные огоньки лимузина исчезли в ночном мраке.

Было довольно холодно и влажно. Профессор шел первым, мы трое - за ним, причем я нес катушку, с которой сматывался провод.

Когда мы отошли метров на триста, провод кончился. Мы залегли в сухой меже, разделяющей поля. Я включил фонарик, а Фрэйзер подсоединил концы проводов к специальному ключу с широкой рукояткой и молча, не произнеся ни слова, подал его профессору. Я глянул в сторону дома. Он был совершенно темный, почти невидимый, только крыша с горбом купола выделялась на фоне более светлого неба. На третьем этаже, в крыле, виднелись три слабо освещенных окна. При мысли, что там находится ареантроп и Финк - какой-то совершенно незнакомый, страшный инженер Финк, который не сошел с ума, но убивал своих друзей, я почувствовал, как по спине прошла дрожь. Профессор велел нам прижаться головами к земле и повернул рукоятку.

Гигантская красная вспышка расцвела во тьме. Раздался глухой рокот взрыва, а вслед за ним дробью посыпались очереди других, хруст и треск ломающихся перекрытий, скрежет и лязг падающих машин, грохот разваливающихся и рушащихся в языках пламени стен. Наконец огромное, прекрасное здание превратилось в колоссальную, все еще дымящуюся, стреляющую в небо языками пламени осыпь.

Потом наступила тишина. Лишь с тихим шумом падали на траву мелкие капли дождя.

Профессор медленно поднялся.

- Друзья, мы закончили свою работу. Какой же это печальный конец! Трое крупных ученых заплатили за нее жизнью. Узнали мы что-нибудь? Да, одну, мне кажется, истину. Планеты - чужды друг другу. Не так чужды два человека - один из жаркой Австралии, другой - с полярных льдов. Не так чужды друг другу человек и зверь, птица и насекомое. Их нечто объединяет и связывает. Они выросли под одним небом. Дышат одним воздухом. Их обогревает одно солнце. Общие истины? Да, есть и общие истины. Но у каждого есть и своя, пригодная только для него. Тут суть, дорогие мои, не в цене открытия. Суть в его высшем смысле. Что еще мы узнали? Вырвали мы у пришельца тайну преобразования материи? Нет. Так, может быть, мы узнали что-то о нас самих? Какую-то новую истину? Увы, да. Я ее познал, И зачем она мне, эта истина? Друзья мои, я изменил решение: я не скажу вам ничего. И вы должны чувствовать не любопытство, обычное несчастное человеческое любопытство, а испытывать благодарность ко мне. Благодарность за то, что я ничего не сказал и не скажу. Ибо марсианин - чудовищное существо. Он знал, что я руковожу вами, знал, что я - самый сильный. И подумал: "Чтобы его уничтожить, мне достаточно захотеть. Но какой мне от этого прок? Никакого! Нет, я его сломаю. Открою ему глаза на то, о чем он даже и подозревать не мог". Так он и поступил. Друзья мои, я хочу верить, что Марс уже никогда больше не покусится на овладение Землей. Там вылупился и вырос в плазме, экранированной сталью, разум, которому чуждо любое чувство. Да, им чужды ненависть, уныние, злость, гнев, ярость, но столь же чужды и добро, дружба, радость, любовь. А что влечет человека к науке, к познанию, если не любовь - любовь к истине? Что может сделать человек, не знающий любви?