Сними обувь твою - Этель Войнич

— Попросил чужое место? Да ведь… Да ведь, черт побери, это неслыханно! Неслыханно! И чтобы Уолтер оказался способным на это — не могу поверить.

Он растерянно потер лоб и взволнованно продолжал:

— Нет, я просто не верю. Он не такой человек. Все эта мерзкая баба!

— А, вот какого вы мнения об этой даме! Моя мать расценила все происшедшее точно так же. Она убеждена, что он неудачно женился, и только.

Что же, это случалось со многими хорошими людьми. Хуже другое.

Лорд Монктон стегнул хлыстом по траве.

— Она сказала моей жене, что Уиллоуби выходит в отставку. Предположим даже, что это правда, — откуда она это узнала? Государственным чиновникам не полагается обсуждать с женами служебные сведения.

— Вон он идет с моей женой, — перебил Генри. — Давайте немедленно все это выясним; уверяю вас, что тут какое-то недоразумение.

В глубине сада появились Уолтер и Беатриса. Лорд Монктон нахмурился.

— Не лучше ли подождать, пока миссис Телфорд уйдет, как вы думаете? И так уже слишком много женщин замешано в этом деле. Ну, хорошо, как вам угодно.

Генри уже окликнул приближавшуюся пару. После довольно холодного приветствия гость обратился к Уолтеру:

— Мистер Риверс, скажите мне, известны ли вам ходившие по министерству иностранных дел слухи, что сэру Эдуарду Уиллоуби грозит отставка?

На лице Уолтера появилось недоумение. Он ответил вежливо, но холодно:

— Почему вы спрашиваете об этом меня, милорд? Я не занимаю в министерстве никакой ответственной должности. Подобные слухи скорее дошли бы до вас.

— Вы не получали письма, в котором говорилось бы об этом?

Уолтер ответил после едва заметной паузы:

— Даже если бы и получил, я считал бы эти сведения конфиденциальными.

— Теперь в этом уже нет нужды. Сегодня утром министр иностранных дел прислал мне депешу, где сообщает, что Уиллоубн изобличен в нарушении служебного долга. Его отставка будет опубликована завтра. Министр добавил, что вы уже поставлены в известность о предстоящих изменениях. Его интересует мое мнение о вашем назначении на этот пост. Разрешите мне спросить, вы уже предпринимали какие-нибудь шаги-прямые или косвенные, чтобы обеспечить его за собой?

Уолтер посмотрел на него.

— Шаги? Простите, но я вас не совсем понимаю.

— Хорошо, я скажу яснее. Вы поручали миссис Риверс обратиться ко мне через посредство моей жены и сообщить ей, что сэр Эдуард уходит в отставку?

Лицо Уолтера побелело.

— Я… не понимаю, — беззвучно прошептал он.

— Лорд Монктон, — вдруг горячо заговорила Беатриса, — если бы вы знали моего брата, вы не могли бы подумать, что он на это способен.

Он кивнул, по-прежнему пристально глядя на Уолтера.

— Я верю вам и прошу простить мои сомнения. Нам, членам правительства, так часто приходится сталкиваться с худшими сторонами человеческой натуры, что мы невольно становимся чрезмерно подозрительными.

Он снова задумчиво кивнул.

— Я, кажется, понимаю, в чем дело. К сожалению, это случается не так уж редко. Дамы, которых заботит карьера их мужей, бывают иногда несколько… неосторожны.

Он опять обратился к Уолтеру:

— Поверьте, я не подозреваю вас в бесчестных намерениях. Но прежде чем ответить на это письмо, я обязан задать вам один вопрос: каким образом миссис Риверс узнала, что сэр Эдуард покидает службу?

— Не имею ни малейшего представления.

— Вы с ней не говорили на эту тему?

— На тему… отставки сэра Эдуарда или моего повышения?

— И о том и о другом.

— Говорил. Перед самым нашим отъездом из Лондона, три недели тому назад, она заговорила о том, что я получаю недостаточно большое жалованье, и спросила, есть ли у меня надежда на повышение.

— И что вы ответили?

— Что в ближайшее время вряд ли можно на него рассчитывать, но что в дальнейшем, я надеюсь, откроется какая-нибудь вакансия.

— А имя сэра Эдуарда в вашем разговоре совсем не упоминалось?

— Нет, упоминалось. Одну минуту, я сейчас вспомню. Она назвала два имени. Она сказала: «Если пост мистера Карра или сэра Эдуарда Уиллоуби когда-нибудь окажется вакантным, вы можете на него рассчитывать?» Я рассмеялся и сказал, что желающих будет очень много.

— И все? Вы случайно не намекнули, что сэр Эдуард может скоро выйти в отставку? Не проговорились, что до вас дошли слухи о том, что министр недоволен его работой или поведением?

— Разумеется, нет!

— И о полученном вами письме, в котором вам сообщали о предполагаемой отставке сэра Эдуарда и спрашивали вас, достаточно ли вы подготовлены, чтобы взять на себя его обязанности?

— Нет.

— Что вы сделали с письмом?

— Я положил его в специальный ящик моего стола, где хранятся другие секретные бумаги.

— И заперли его?

— Да.

— Вы уверены, что не оставили письмо на столе?

— Совершенно уверен.

— Простите мой вопрос: не могла ли миссис Риверс взять ключ от этого ящика без вашего ведома? Лицо Уолтера окаменело.

— Боюсь… что могла.

— Понимаю. Я думаю, все ясно.

— Совершенно ясно! — воскликнул Генри. — Я же говорил вам, что он не имеет к этому никакого отношения! Да я бы скорее заподозрил…

— Погодите, Телфорд. Мистер Риверс, благодарю вас за прямоту и откровенность. Поверьте мне, вы не первый муж, который и не подозревал, что за его спиной происходят подобные вещи. Мне известен случай, когда последствия были весьма печальны. К счастью, на этот раз все кончилось благополучно. В будущем всегда носите ключи с собой.

Он протянул Уолтеру руку.

— Я вполне удовлетворен и буду счастлив рекомендовать вас на этот пост.

Уолтер ответил не сразу:

— Я вам очень благодарен, милорд, но вынужден отказаться.

— Да почему же… — снова начал Генри.

— Осел! — нетерпеливо перебил его лорд Монктон и повернулся к Уолтеру.

— Вы хотите сказать — из-за того, что произошло?

— Да. Иначе я принял бы это предложение с радостью. Но теперь не могу.

— По-моему, вы излишне щепетильны. Эта тайна — уже больше не тайна, и я со своей стороны могу обещать вам, что наш разговор останется между нами.

Поскольку вы ни в чем не виноваты, обо всем случившемся можно забыть.

— Я не могу с вами согласиться. Я виноват. Если я не понимал, что необходимо… быть осторожнее, это не может служить извинением. Я обязан был это понимать.

Лорд Монктон встал.

— Я вам глубоко сочувствую. Поверьте мне.

Когда он ушел, Уолтер повернулся к Генри. В его лице по-прежнему не было ни кровинки.

— Я должен извиниться перед тобой. Пусть все это тебя не беспокоит, Генри, ты и так был очень терпелив. Завтра я возвращаюсь в Лондон.

— Чепуха! — воскликнул Генри. — Ты ни в чем не виноват. Забудь об этом мерзком деле. Послушай, мой дорогой, я и подумать не могу, что между нами что-то встанет…

— Не между нами. Но я никогда больше не привезу ее в ваш дом. Прошу тебя, Генри, ни слова об этом, пока мы с ней не уедем. Я все объясню ей там.

А сейчас я просто скажу ей, что мы уезжаем завтра утром.

Беатриса сидела на скамье, поникнув и закрыв лицо руками. На этот раз находчивость покинула ее: в ее арсенале не было средств защиты против такой катастрофы. Проходя мимо, Уолтер тронул ее за плечо и шепнул:

— Прости меня. Больше ты ее не увидишь.

Она подняла на него сухие глаза и, не отвечая, крепко сжала его руку.

Он прошел в дом, не сказав больше ни слова, а Генри со слезами на глазах обнял жену, шепча бессмысленные проклятия, ласковые имена, бессвязные утешения. Она не отвечала, но взгляд ее был нежным. В эту минуту ничто не имело значения, кроме его любви к Уолтеру.

Глава XV

Беатриса сидела с миссис Джонс перед открытым комодом, перебирая нежно пахнущее жасмином детское белье. После следовавших одна за другой беременностей наступил перерыв в три с половиной года. Но теперь она снова носила под сердцем ребенка, и в глазах ее была бесконечная усталость.

Прежнее несправедливое озлобление против Генри давно исчезло, но физическая сторона брака, как и раньше, внушала ей отвращение. Вошла Эллен и доложила, что приехал мистер Риверс. Его не ждали, но теперь его редкие посещения всегда бывали неожиданными — он мог приехать, только когда ему удавалось освободиться и от работы и от Фанни. Со времени мучительного разговора с лордом Монктоном он ни разу не привозил ее в Бартон. Беатриса встала улыбаясь. — Он в передней? — Нет, сударыня, они прошли в столовую с хозяином. Кажется, они больны — вид у них очень плохой. Болен… или что-нибудь случилось? Миссис Джонс осторожно придержала ее за руку. — Лучше не ходите, сударыня. Присядьте пока, а я схожу и узнаю. Беатриса покачала головой и пошла в столовую. Когда она открывала дверь, до нее донесся взволнованный голос Генри: — Беатрисе нельзя об этом говорить, пока она …

— Уолтер, что случилось? К ней повернулись два бледных лица. — Одну минуту, милая… — Генри, я понимаю. Но раз уж я столько слышала, будет хуже, если я начну гадать и раздумывать. Лучше скажи мне все, Уолтер. Мама? Брак их матери пришел к своему логическому завершению. Однажды ночью Карстейрс украдкой ушел из дома, унеся с собой все ее деньги — доход за последние три месяца, и бежал за границу с другой женщиной. Его покинутая жена стареющая, оставленная друзьями, нищая, — стыдясь обращаться к детям, которых она оттолкнула, отравилась крысиным ядом. Полицейские, с опозданием явившиеся, чтобы арестовать Карстейрса за какое-то преступление, нашли ее уже в агонии. Уолтер посмотрел на сестру страдальческим взглядом. — Это и моя вина, Би. Ведь из нас троих она только меня и любила. Если бы я был добрее к ней, этого могло бы не случиться. Она взяла его за руку. — Не упрекай себя, милый; ты ничем не мог ей помочь. Нельзя спасти человека, который дошел до такого падения. Она повернулась к мужу. — Не бойся за ребенка, Генри. Да, это очень тяжело, но я не буду волноваться. Дай Уолтеру стакан вина и попроси миссис Джонс накормить его. Он совсем измучен. И постарайся, чтобы дети ничего не слышали. Мне… мне надо лечь. На следующее утро ребенок родился мертвым. Некоторое время ее собственная жизнь была в опасности; наконец доктор сказал Генри, что она будет жить, но что ей больше нельзя иметь детей. Генри сел рядом с ее кроватью и дрожащим голосом передал ей слова врача. Он ни на мгновение не усомнился в том, что этот приговор такая же трагедия для нее, как и для него. Она начала по-матерински ласково утешать его: — Тебе это так тяжело? Ведь у нас есть четверо крепких и здоровых детей. И не огорчайся из-за меня: у меня будет достаточно дела воспитывать трех сыновей и дочь. Я рада, что у нас есть дочка, — тебе так хотелось, чтобы у мальчиков была сестра. Она смотрела на него дружелюбным и жестоко ясным взглядом. Бедный Генри, он ведь не виноват в том, что он — Генри. Не по своей воле он родился грубым в желаниях и глупым. Он даже неспособен понять, что он с ней сделал. А кроме того, он спас ее от этой ужасной четы, дал ей чудесный дом, достойное положение в обществе и по-своему, неуклюже старался быть добрым к ней. Теперь, когда она свободна до конца дней своих свободна — от мерзости и отвращения, от позора насильственного материнства, она, быть может, привяжется к нему, словно к большому, глупому и преданному псу. У собак тоже бывают неприятные привычки, они тоже глуповаты, тоже стараются лизнуть тебя в лицо, а напроказив и перепачкавшись, приходят к тебе, ожидая, что ты их утешишь и почистишь. И все-таки мы любим своих собак. Она погладила его по руке. Это была ее первая невынужденная ласка за все годы их супружеской жизни. — И помни, я всегда сумею понять, что в тридцать пять лет для тебя не все кончено. Но будь осторожнее, выбирай— с кем, ради детей. Не плачь, милый. Я знаю, что ты любишь меня. Он ушел, смиренно и благодарно поцеловав ее. Дорогою ценой куплена эта свобода. Ее охватил жгучий восторг. Да, ее брак был грязной сделкой. Но разве брак может быть иным? Она не хныкала и сдержала слово. А теперь она свободна. Она заработала право распоряжаться собой отныне и навсегда. Она растягивала свое выздоровление, наслаждаясь каждой минутой покоя. Это был ее первый отдых, и она никак не могла с ним расстаться. Она устала бороться с волнами и была рада на время отдаться течению. Ее собственная загубленная жизнь, разбитая жизнь ее брата, ужасы Кейтерема, крысиный яд… зачем терзать и мучить себя из-за того, чего нельзя изменить?