Флэшбэк - flashback - Александр Лонс

Старые друзья, прежние знакомые, люди из прошлого… Они составляют часть наших жизней и факты наших биографий. Без них уже никак, хотя они уже совсем не те, что раньше, они изменились и стали другими. Но мы этого не знаем и не замечаем. Когда-нибудь потом, когда человек из прошлого устанет доказывать свои изменения и просто уйдет в сторону, мы, может быть, и допустим мысль, что что-то не так, что что-то уже изменилось. Но нам будет настолько трудно представить наши воспоминания, что мы этого не сделаем — все равно наши мысли и интерпретации на их основе окажутся ложными. Почему же так трудно примирить нас изменившихся, обновленных, со слишком знакомым, казалось бы, далеким прошлым, вчерашним днем, который так сильно повлиял на наш сегодняшний день? Нужно не сидеть, а действовать. Если же мы действительно захотим позвать или впустить человека из прошлого в наше настоящее, то нужно всего лишь протянуть руку для повторного знакомства и потом, уже позже, это знакомство не прерывать. Ежедневное общение спасает дружбу с одним и тем же человеком. Ведь даже ночь может нести в себе перемены, не говоря уж о более долгих сроках. Вопрос лишь в том, найдутся ли силы отсечь былые представления, смотреть на, казалось бы, знакомого человека, как на непрочитанную книгу. Ничто так не отдаляет людей друг от друга, как ощущения прочтения книги — прочтения того, кто рядом. А, научившись отличать выросшую новую кожу на месте сброшенной старой, можно этого избежать. Только всем ли такое под силу?

А через три дня Алекс оформил неиспользованную неделю отпуска, съездил на вокзал и купил билеты в Петербург. Потом, уже дома, он сел за свой комп и начал писать ту самую историю, что позже активно продолжал уже в петербургской гостинице.

16. Пол Жданов

Если ничего стоящего не приходит на ум, удостоверитесь в его наличии.

Постоянные посетители больничного парка к тому времени меня интересовать уже перестали — своей трепом они вызывали только досаду и раздражение. В результате, после разговоров с личностями, гуляющими почти свободно, я вовсе перестал появляться там, но таблетки все-таки решил принимать, а не спускать в канализацию. Именно тогда мне и пришла в голову светлая идея, принесшая столько всего разного, и своими последствиями вконец морально искалечившая и без того инвалидную мою личность.

Интересующие меня персонажи обитали в совсем другом месте — в отделении, по старинке называвшемся «беспокойным». Я почему-то решил, что более тяжелые больные будут обладать и более сильными способностями в тех или иных узких вопросах. Бред, галлюцинации, глюки. Но как их заставить бредить наиболее эффективно и в нужном направлении? Куда направить силы? Просчитать, что даст наибольшую выгоду? Возможно ли такое? У меня в голове сразу же закопошились какие-то мысли, коими я и поделился со Стивом.

— Да, Пол, как не странно, но в этом есть некоторый здравый смысл, — к моему удивлению Стив меня не обсмеял. — Это известно давно, твоя идея не нова, и много кто пытался осуществить ее на практике.

— Правда? — удивился я. — Я-то полагал, что ты меня высмеешь, как всякий профессионал дилетанта.

— Я уже думал на эту тему, как и много народу до меня, — продолжал мой друг. — Гениальность и безумие. Гениальность и помешательство… не люблю я этих слов. Понимаешь, работая с самыми разными людьми, я уже очень давно понял, что все ответы на вопросы находятся в самом сознании, а не где-то еще, и если мы поймем человека, то сможем понять все нас интересующее. У меня даже были наработки новой, основанной на личных наблюдениях, нефрейдовой концепции человеческого сознания. Но дело в том, что…

— Что?

— Не все так просто, — продолжал Стив. — Еще Ломбразо писал, что под влиянием потери рассудка люди, никогда прежде не бравшие в руки кисть, чаще делаются художниками, нежели настоящие живописцы вновь берутся за кисти. По-моему ты придумал что-то нереальное. Твоя идея труднореализуема но, по-моему, вполне жизнеспособна. Самые разрушительные для сознания и для разума эмоции — это чувство вины и чувство долга. Пустейшие чувства. Запомни — ты никому и ничего не должен. Кроме службы, конечно. Живи со свободной душой и легким взглядом на мир. И тогда этот мир ответит тебе тем же!

— Слушай, а если я все-таки попрошу у тебя содействия? Ты мне позволишь использовать этих твоих больных? — наседал я.

— Нет, конечно! Ты что? — возмутился Стив. — Это же частная клиника, и у каждого такого больного есть некто, кто за него платит и следит, как тут живется опекаемому. Есть еще и всякие попечительские советы, различные контролирующие организации, всякие правозащитники и еще много кто. Случись что, или просочись вовне хоть одно слово, меня затаскают по судам! А лицензию отберут, это уж сто процентов, к гадалке не ходи.

— Да, жаль… — я даже испытал нечто вроде облегчения: идея оказывалась невыполнимой по определению. Я ничего не смогу сделать, а значит можно выкинуть все эти бредни из головы. Однако Стив продолжил:

— Но по секрету я тебе скажу вот что. Есть же еще и муниципальные клиники, а у меня там имеются знакомые коллеги. Там — свои законы. Но я скажу, к кому можно обратиться, а ты, если сумеешь их чем-то заинтересовать, то получишь полную поддержку с их стороны.

Из больницы я выписался ровно через месяц после поступления. Накупил кучу таблеток, прописанных Стивом — он настоятельно велел, чтобы я их всегда имел при себе, а в случае необходимости принимал. Напоследок он сказал так: «Я, Пол, всегда предупреждаю своих пациентов о вероятности рецидива, и советую возобновлять лечение, как только становится хуже, даже до того, как они попадут ко мне на прием. После одного эпизода можно предупредить рецидив, но нет общего мнения о продолжительности приема лекарств. Как правило, чем больше рецидивов в анамнезе, тем длительнее необходимый курс». Лекарства оказались безумно дорогие, в основном всякие модификаторы, модуляторы, хелперы, антистрессоры и селективные антидепрессанты. Среди всего этого богатства имелся чудесный препарат, который якобы помогал от приступов паники. Медикамент продавался не в таблетках, а в каких-то пластинках, которые нужно было класть себе под язык. Их требовалось доставать из упаковки особым, неповторимым способом, показанным в инструкции для неграмотных — целый комикс из серии картинок. Вся задняя сторона упаковки была занята этими рисунками, но почему-то их напечатали «вверх ногами» — если сначала посмотреть на фронтальную сторону упаковки, где само название, а потом привычным способом перевернуть коробочку, инструкция представала перед взором пациента в перевернутом виде. Отличная идея для человека, охваченного приступом панической атаки — он и так мало что соображает, а тут еще вся инструкция вниз головой.