Экстренный случай - Джеффри Хадсон

Дж. Д. моргнул, и тотчас же лицо его окаменело. Питер закашлялся, пряча смешок. Миссис Рендал спросила:

— А что вы делали на Мысе?

— Наблюдали за пожаром, — сказал Уилсон. Он повернулся к Дж. Д. — Мы бы не отказались от рюмки коньяку и от беседы после этого.

На сей раз Литер не мог сдержать смешка. Дж. Д. строго на него посмотрел и позвонил лакею. Он приказал принести еще две рюмки коньяку и, когда лакей повернулся, чтобы идти, прибавил:

— Небольшие рюмки, Герберт! Они долго не задержатся. — Затем он повернулся к жене. — Если ты не возражаешь, дорогая.

Она кивнула и покинула гостиную.

— Присаживайтесь, господа, — сказал Дж. Д., — и расскажите, что привело вас сюда?

— Один небольшой юридический вопрос, — сказал Уилсон. — Нам кажется, что у вас может возникнуть желание пересмотреть обвинение, выдвинутое вами против доктора Ли.

— Что ж тут пересматривать? — спросил Дж. Д.

— Мы считаем возможным, что ваша жена просто ослышалась, будто аборт Карен Рендал делал доктор Ли. Мы считаем, что Питер Рендал ошибся, сообщив в полицию, будто его машину кто-то украл. Или он еще ничего не сообщал?

— Ни моя жена, ни мой брат ни в чем не ошиблись, — сказал Дж. Д. Питер снова кашлянул и закурил сигарету. — Что-нибудь не так, Питер?

— Нет, ничего.

В таком случае дело будет передано в суд. И на суде вам придется дать отчет в том, как вы провели сегодняшний вечер, — сказал Уилсон.

— Вполне возможно. Но у нас будет твердое показание миссис Рендал, что мы провели вечер у себя дома, играя в шахматы, — и он указал на шахматную доску в углу.

— Кто же выиграл? — улыбнувшись, спросил Уилсон.

— Я, ей-богу, я! — сказал Питер. И хихикнул. — Он подставил слона под коня на двенадцатом ходу.

— Не вижу тут ничего смешного, Питер!

— Ты не умеешь проигрывать, — сказал Питер и вдруг сразу сделался серьезным. Сложил руки на огромном животе и не произнес больше ни слова.

Дж. Д. удовлетворенно выждал минуту, а затем спросил:

— Чем еще могу быть полезен, господа?

— Сукин вы сын, — сказал я Уилсону, — вы все испортили.

— Я сделал, что мог!

— Вы разозлили его. Вы буквально затолкали его в суд. Вы же могли запугать его, показать, как все обернется. Могли сказать о снимках… А вы толкнули их на суд, потому что хотите, чтобы он состоялся. Вам нужна арена, возможность показать себя, создать себе имя. Вы знаете, и я знаю, что если дело дойдет до суда, Арт Ли проиграет независимо от исхода. Он потеряет свою репутацию, своих пациентов, а может быть, его даже лишат права практики. И если дойдет до суда, Рендалы тоже проиграют. Они будут замараны, раздавлены полудоказанными фактами и намеками, уничтожены. В выигрыше окажется лишь один человек — вы, Уилсон.

— Это по-вашему, — сказал он. Он начинал длиться. Кажется, я его раскусил.

— Это факт.

— Вы же слышали, что говорил Дж. Д., слышали, что он говорил совершенно несусветные вещи.

— В ваших силах было заставить его слушать.

— Нет, — сказал Уилсон, — вот на суде ему придется слушать — Он откинулся на спинку сиденья. — Знаете, Бэрри, вы меня удивляете. Вы ведь как-никак ученый. Вы обязаны объективно смотреть на факты. А сегодня вечером вы получили уйму фактов, свидетельствующих, что преступление совершил Питер Рендал, и вы все-таки недовольны.

— Иными словами, вы верите в то, что он виновен?

— Разумеется, — сказал Уилсон. — И сумею убедить в этом присяжных.

— А что, если вы ошибаетесь?

— Ну что ж, будет очень жаль. Не менее жаль, чем то, что миссис Рендал оклеветала Арта Ли.

— Вы ищете оправданий.

— Я? — Он покачал головой. — Э, нет, мой милый. Это вы их ищете. Вам хотелось бы, чтобы никто из врачей не был запятнан, чтобы никто из них не пострадал. Чтобы вопрос был разрешен тихо, мирно и очень тактично и чтобы ничьи чувства не были задеты.

— Но разве это не лучший способ? Обязанность адвоката — вести дело так, как лучше для его подзащитного.

— Обязанность адвоката — выигрывать дела своих клиентов. Вся беда, Бэрри, в том, что вы и мысли не допускаете, что человек вашего круга может оказаться дрянью. Увидеть под судом какого-нибудь демобилизованного санитара либо медсестру — это другое дело, это вас устроило бы. Или еще лучше какую-нибудь старушку акушерку. Вот кому вам хотелось бы пришить это дело, но никак не врачу.

— Мне хотелось бы пришить это дело человеку, совершившему преступление, — сказал я, — и никому другому.

— Вам прекрасно известно, кто его совершил, — сказал Уилсон — Отлично известно, черт бы вас подрал!

Я расстался с Уилсоном и поехал домой. Дома я налил себе в стакан водки и положил совсем немного льда. Все уже спали: было далеко за полночь.

Я пил водку и обдумывал все, что мне довелось сегодня наблюдать. Как и говорил Уилсон, все нити преступления вели к Питеру Рендалу. Па сиденье его машины оказались следы крови, и он своими руками уничтожив эту машину, теперь был чист или мог быть чист, не окажись мы свидетелями того, как он сжигал ее.

И тогда — и это также отметил Уилсон— все становилось на свои места. Энджела и Баблз никого не обманывали, утверждая, что не видели Карен: в то воскресенье вечером она уехала к Питеру. А Питер допустил какую-то оплошность, Карен уехала домой, и по дороге у нее началось кровотечение. Она сказала об этом миссис Рендал, которая отвезла ее в больницу в своей машине. Миссис Рендал не знала, что неотложная помощь в таких случаях никогда полицию не вызывает, и, желая замять скандал и спасти честь семьи, возложила вину за аборт на единственного известного ей врача, который эти операции делал, — на Арта Ли. Все выглядело вполне логично.

Все, думал я, кроме одного соображения. Питер Рендал в течение многих лет лечил Карен, знал, что она истеричка. Следовательно, он сделал бы сначала анализ на мышах. Притом она некоторое время назад жаловалась на ухудшение зрения, что говорило о возможности опухоли гипофиза, симптомы которой весьма сходны с симптомами беременности. Зная это, он непременно сделал бы анализ. Выходило, что к Арту Ли послал ее он. Почему? Ведь если бы он считал, что нужно делать аборт, то сделал бы его сам. Опять же, в прошлом он уже дважды оперировал ее, и все сходило благополучно. Как же он мог совершить столь серьезную ошибку на третий раз?

Нет. думал я, логики тут никакой.

ЧЕТВЕРГ,

13 октября

1

Я проснулся с тяжелым сердцем, так, наверное, чувствует себя загнанный зверь, попавший в западню. Было достаточно трудно доказать невиновность Арта Ли; доказать к тому же, что и Питер Рендал невиновен, казалось просто невозможно.

Джудит, взглянув на меня, спросила:

— У тебя плохое настроение?

Я фыркнул и пошел принимать душ.

— Что-нибудь новое? — спросила она.

— Да. Уилсон хочет пришить дело Питеру Рендалу.

Она засмеялась.

— Милому старому Питеру?

— Вот именно, — подтвердил я.

— Против него есть улики?

— Да

— Так им и надо, — сказала Джудит.

— Кому?

— Рендалам.

— Но, Джудит, если Питер не виноват…

Мне уже все равно, кто настоящий виновник. Мне просто хочется, чтобы дело поскорее кончалось и Арта выпустили.

— Я тебя понимаю. — Я натянул пиджак и попытался выкинуть из головы все мысли. Но тут зазвонил телефон. Я не подошел. Минуту спустя Джудит крикнула:

— Это тебя.

Я взял трубку Знакомый басистый голос сказал:

Джон, говорит Питер. Я хотел пригласить вас к себе позавтракать

— Почему вдруг?

— Мне хотелось бы познакомить вас со своим алиби. Устроит вас половина первого?

2

Питер Рендал жил к западу от Ньютона, в небольшом нарядном особнячке. Хозяин встретил меня в дверях, со стаканом виски в руке.

— Джои, входите. — Он провел меня в гостиную. — Что будете пить?

— Ничего. Благодарю.

— Выпейте-ка лучше, — сказал он. — Виски?

— Со льдом. Вы догадались, что Уилсон фотографировал?

— У меня было такое подозрение. Этот парень далеко пойдет. Значит, я влип?

— Похоже на то.

Питер с минуту пристально глядел на меня, а потом спросил:

— А что думаете на этот счет вы?

— Я уж больше и не знаю, что думать.

— Знаете ли вы, например, что я делаю аборты?

— Да.

— И что я оперировал Карен?

— Дважды, — сказал я.

— Трижды, если уж быть точным.

— Значит, вы…

— Нет, нет. Последний раз я делал ей в июне.

— А первый?

— Когда ей было пятнадцать, — он вздохнул. — Видите ли, в жизни я совершил немало ошибок. Одна из них заключалась в том, что я пытался опекать Карен. Отец ею совсем не интересовался, а я… любил ее. Она была милая девочка, заблудшая и запутавшаяся, но милая. Итак, я сделал ей первый аборт. Но беда в том, что Карен на этом не остановилась. За три года она умудрилась забеременеть три раза; в ее возрасте это что-то патологическое. Поэтому я в конце концов решил, что на четвертый раз ей следует родить.