Записки пешехода - Василий Ян

Вернувшись весной 1900 года на родину, я жил в Ревеле и Петербурге, периодически продолжая свои скитания по России. Однажды я решил попасть на баржу, направлявшуюся Мариинским каналом в Вологду. Пароходик довез из Петербурга до начала канала, и в Свири я высадился на пристани, устроенной среди болота на высоких сваях. Ряд больших узких барж, привязанных канатами, ожидал буксирного парохода. Быстро смеркалось. Предстояло где-то переночевать.

В небольшом домике, тоже стоявшем на сваях, меня приветливо встретили дородная хозяйка и красивая девушка, ее дочь. Они провели в маленькую комнатку, предложили чаю и водки, от какой я отказался, поставили какую-то еду на столик.

Когда женщины ушли, извинившись, что у них сейчас нет керосина для лампы, я зажег свою свечу и заглянул во все углы комнаты. Под кроватью был люк. С трудом приподнял я крышку этого люка и посветил туда свечой. Под люком плескалась вода. Оттуда тянулась веревка, намотанная одним концом на вбитый в сваю крюк. «Наверное, тут верша для ловли рыбы», — подумал я, потянул веревку и вытянул из воды две ноги в высоких сапогах. Я отпустил веревку, и ноги опять погрузились в воду. Осторожно прикрыв люк, я стал искать щель в стене.

Из комнаты хозяйки доносился заглушенный разговор. В щель можно было заметить высокого мужчину в «городском» пальто, с поднятым воротником. У него были приметные рыжие усы и остроконечная бородка. Незнакомец и хозяйка тихо переговаривались, посматривая в мою сторону. Скоро разговор стих.

Я погасил свечу и, оставаясь настороже, не раздеваясь, прилег на кровать. Все было тихо, и, усталый, я начал дремать. Очнувшись, я почувствовал, что мои ноги осторожно трогают и начинают захлестывать веревкой. Я чиркнул спичкой и увидел у себя в ногах красивую дочь хозяйки.

Она стала громко хохотать: «Какой вы чуткий! А я хотела с вами пошутить!..» и убежала.

Как только стало светать, я положил на стол рубль и, накинув свою котомку, ушел по мосткам к каналу. Баржи были отвязаны, на некоторых двигались люди, впереди посвистывал буксирный пароход. Проходя по тропинке береговой насыпи и увидев деревянное здание с надписью: «Полицейское управление», я решил зайти к исправнику, рассказать про «ноги в воде». Но в раскрытое окно я увидел рыжие усы и бородку незнакомца, заходившего к хозяйке. Теперь он был в полицейской форме. Наши глаза встретились, я попятился и прыгнул на переднюю баржу, уже начавшую двигаться по каналу. У борта стоял высокий чернобородый человек. Я шепнул ему: «Спрячь меня, за мной крючки гонятся!» Он посмотрел мне в глаза и спросил: «Люцинер?» Я кивнул головой. «Скорей, укройся в том чулане!»

Через несколько минут к барже подошел полицейский. Идя рядом с движущейся баржей, он крикнул: «Эй, хозяин! Не видал ли ты молодчика в черном полушубке, с котомкой?» — «Видел, ваше скородие, — ответил чернобородый. — Он побежал по насыпи в ту сторону, через кусты!»

Полицейский свернул и поспешил в указанную сторону. Буксир усиливал ход, и баржа, а за ней пять других стали все быстрее двигаться вперед.

Вскоре чернобородый человек, оказавшийся старшиной каравана барж, выпустил меня из чулана. Он мрачно выслушал мой рассказ о ногах, торчавших из воды, и сказал: «Ты счастливо отделался. Другим, которые подымали шум, пришлось хуже. Проезжая по каналу, я не раз слышал, что здесь, в Свири, пошаливают лихие люди, и подумывал, что это не без участия здешнего исправника или пристава».

Позднее, вернувшись в Петербург, я написал корреспонденцию о «ногах в воде» и дал ее Сигме[26]. Тот не стал ее публиковать, а через свои связи добился того, что в Свири было произведено тайное расследование людьми, специально прибывшими из Петербурга. Была раскрыта большая шайка грабителей и бандитов, во главе ее стоял местный пристав. Однако корреспонденция о «ногах в воде» так и не была опубликована.

«Колесо с крючком»

Караван барж двигался все дальше по Свири, и вскоре старшина Клим Авксентьевич стал открывать мне свою душу:

«Когда я отбывал воинскую повинность, то служил матросом. Мой срок кончался уже, и в это время приехавший на корабль чужой капитан сказал нам: «Вскорости отправляется в кругосветное плавание учебный парусный корабль. Нам нужны сверхсрочные опытные моряки. Кто хочет попасть на этот корабль — три шага вперед!»

Тут я подумал: «Что такое наша жизнь? Это большое «колесо с крючком». Вышиной колесо до неба и поворачивается вокруг своей оси. Бывает, что крючок подойдет к тебе совсем близко, и если за него ухватиться, то колесо подымет так высоко, что оттуда, сверху, откроется вид на весь мир. Хватайся, Клим, за этот крючок, и ты увидишь то, чего в другой раз увидеть не придется!» Я шагнул три шага вперед и сказал, что хочу продолжать морскую службу. Так я попал на бриг «Ретвизан» и проплыл на нем вокруг Света. А потом сдурил — бросил корабль и сную теперь взад-вперед по каналу между Питером и Вологдой.

На этих пяти баржах погружены ситцы и другие товары на большие деньги. Их хозяева мне доверяют, знают, что я все довезу в целости. Не раз я думал: встречу человека с виду тихого, а может быть, с ним ко мне опять подойдет крючок на колесе, и снова я увижу далекие страны. Я тебе помог, а ты мне помоги. Устрой меня, если можешь, опять на такое дело, чтобы вокруг Света плавать!».

Буксир увел баржи на Онежское озеро. Ночью были слышны странные звуки, словно пели далекие, звонкие серебряные трубы. Они перекликались всю ночь. Утром старшина объяснил, что это кричали дикие перелетные лебеди.

«Дикая птица! — говорил Клим Авксентьевич, — а без всякого крючка, без чужой помощи, летит в Египет!..»

1900–1947

НА ПЛОТУ

Несколько лет назад я скитался в народе по России, бродил по ее деревням, монастырям, дорогам и рекам. Летом 1901 года, в начале июля, я был в Киеве и вдоль Днепра направился на Юг. Стояла сильная жара; идти берегом было тяжело, и я с завистью смотрел на вереницы плотов, плывших по темно-синей реке.

Когда один плот был недалеко от берега, на крутом повороте, я окликнул рабочих-плотовщиков и попросил их взять к себе, довезти до Екатеринослава[27]. Молодой парень немедленно отвязал плоскодонку и, ловко правя веслом, подплыл к берегу, усадил меня на дно зыбкой лодки и быстро догнал грузный плот, медленно плывший по течению.

На плоту были две соломенные будки, в аршин вышиной и два аршина длиной, и два ящика с глиной, на которых дымили костры. Возле одного ящика сидел угрюмого вида мужик и кипятил жестяной чайник, подвешенный на развилок жерди над костром. Он предложил мне сложить свою сумку и расположиться в одной из будок. В ней на подостланной соломе можно было удобно лежать растянувшись, глядя на двигающиеся мимо красивые берега.