Запечатанное письмо - Эмма Донохью

Тот с оскорбленным видом возразил:

— Сэр, я договорился с вашей соседкой через улицу, миссис Хартли, что буду изображать маляра.

— И что, вы снова и снова красите одну и ту же решетку?

— Да, сэр, в предписанный зеленый цвет; потом я ее счищаю. — Крокер снова заглянул в свои записи. — Вечером восемнадцатого я следил за домом до начала двенадцатого, когда, как было условлено, муж погасил внизу все лампы, из чего следует, что вся семья в сборе.

Гарри поймал себя на мысли о том, как парень устраивается с едой и с отправлением естественных потребностей.

Крокер остановил палец на странице.

— Девятнадцатого сентября в десять часов утра я заметил, что из дома выходит миссис… интересующая нас особа. Я узнал ее по переданной мне фотографии. С нею было двое детей, обе девочки. Я понял, что она — их мать, так как одна из них называет ее мамой.

— Стоит ли об этом упоминать? Я прекрасно знаю, что мои дочери являются детьми моей жены.

— Совершенно верно, сэр, но миссис Уотсон говорит, что я всегда должен объяснять, почему я думаю так или иначе. Как видите, я ничего на себя не беру.

Подавляя раздражение, Гарри заставил себя кивнуть.

— В тот день, а именно девятнадцатого сентября, я следовал за ней в следующие заведения: Гэмбелс, Даутис, Локс. Я видел, как она приобрела два детских макинтоша, корм для золотых рыбок и графин для спиртного. Она также примеряла пару туфель.

— Ее покупки вы тоже можете опустить.

— Хорошо, сэр, — на этот раз с недовольной ноткой пробурчал Крокер. — Хотя будет трудно представить полный отчет, если выпустить все эти вещи…

Гарри нервно побарабанил пальцами по столу, где стоял его нетронутый бренди. Неужели Уотсоны не могли нанять более опытного или хотя бы не столь болтливого агента? Конечно, они оказали ему невероятную любезность, но, видимо, несколько преувеличивали свой опыт в подобных делах.

— Вы давно занимаетесь этим делом, Крокер?

— Чем, слежкой? Нет, сэр. У меня четыре лошади, я кебмен, — сообщил он, и его лицо в первый раз приобрело человеческое выражение. — Я только оказываю миссис Уотсон услугу от имени моей матери, которая служит у них прислугой. Двадцатого сентября, — уже нарочито серьезно продолжил он, — в течение всего утра не было зафиксировано никакого движения.

До чего же пустой и бессодержательный отчет! Гарри вдруг подумал, что миссис Уотсон следовало бы прислать вместо него горничную, которая втерлась бы к Хелен в доверие… Правда, на это ушло бы какое-то время. Время было на Мальте, когда сама миссис Уотсон была наперсницей Хелен, ее… — как это называют женщины? — ее задушевной подругой. О чем бы Гарри ни подумал, его сразу настигают воспоминания о прошлом.

— Двадцать первого после ланча одна из девочек была замечена…

— Да, да! Вчера Нэн с миссис Лаулес была в Британском музее. Переходите к кебу, — нетерпеливо перебил Гарри Крокера. — Вчера днем я случайно увидел, как моя жена вышла из дома и уселась в кеб.

Крокер явно недоволен: клиент перешел на его территорию.

— Совершенно верно, сэр. Данная особа оставалась в кебе приблизительно десять минут, после чего вернулась в дом.

— Она казалась взволнованной, когда вышла из кеба. Вам не показалось?

Крокер поджал губы.

— Во всяком случае, мне так казалось с того места, где я находился, у окна, — сказал Гарри. — У меня сложилось впечатление…

— Впечатление — это одно, сэр, а факты — дело другое, — важно заметил Крокер.

— Да, — смутился Гарри, затем оживился. — Если вы наблюдали с другой стороны улицы… значит, вы видели его лицо?

— Чье лицо?

— Пассажира!

— Пассажиром кеба была женщина, сэр, — объяснил Крокер. — Я бы сказал, леди.

Гарри изумлен.

— Какая леди?

— Я бы сказал, плотного сложения. Волосы длиной до плеч.

— О, тогда это не важно. Это подруга моей жены, — пояснил Гарри.

Но в следующую минуту ему в голову закрались черные подозрения, как тучи, наползающие на солнце. Если это была Фидо — почему она не вошла в дом? И что могло быть причиной их столь оживленного разговора?

«Она знает, — подумал он, закрыв глаза. — Женщины обо всем рассказывают друг другу».

А потом его осенила другая мысль. Когда на прошлой неделе его телеграмма о болезни Нелл была доставлена в дом Фидо, то, если Хелен у нее не было, Фидо наверняка вернула бы ее на Экклестон-сквер. То, что Гарри не получил никакого ответа с Тэвитон-стрит, могло означать одно из двух: либо Хелен действительно находилась там и обедала с родителями подруги, либо Хелен была где-то в другом месте, и Фидо участвовала в этом обмане.

Возможно ли это? Хладнокровная сводница еще более отвратительна, чем обуреваемая преступной страстью изменница. Неужели Фидо Фейтфул могла участвовать в гнусном сговоре против человека, который когда-то предоставил ей убежище в своем доме!

Ах, дьявол в юбке!

Частный сыщик резко захлопнул свой блокнот:

— На данный момент это все, сэр.

Гарри погрузился в мрачные размышления. Больше всего его угнетало сознание, что он очень надеялся получить какое-то серьезное доказательство, оправдывающее его подозрения.

— Но у вас нет ничего существенного, Крокер, не так ли?

Тот смущенно пожал плечами.

— Я не хочу хулить вашу работу…

— Благодарю вас, сэр.

— Я хочу лишь удостовериться, содержат ли в себе обычные дневные передвижения, о которых вы докладываете, какое-либо доказательство, могущее обосновать обвинение в…

— Это не входит в мои обязанности, — уверил его Крокер. — Послушайте, если я вижу некую особу с неким представителем противоположного пола, которые вместе входят в некий дом, то я подробно записываю это и все сопутствующие обстоятельства. Хотя девятьсот девяносто девять человек из тысячи могут сказать, что эти особы не замышляют ничего хорошего, я не решился бы сказать, будет ли это достаточным доказательством для жюри. — Он многозначительно постучал пальцем по своему носу, похоже копируя этот жест из какой-то пьесы.

У Гарри тяжело застучало в висках.

— То есть вы хотите сказать, что видели, как моя жена входит в какой-то дом с мужчиной? В какой дом?

— Нет, нет, сэр, это только предположительно. Я только объяснил пределы моей ответственности. Хотя не могу сказать, что это занятие мне по душе.

Гарри пораженно посмотрел на него. Ему в голову не приходило задаваться вопросом, нравится ли этому человеку его работа, как он не стал бы размышлять относительно парикмахера или лакея.

— Я сказал миссис Уотсон, — доверительно произнес Крокер, — что мне кажется довольно подлым исподтишка следить за женщиной, но она говорит, все, мол, в порядке, это благородное дело, поскольку оно совершается, говорит она, для того, чтобы освободить уважаемого джентльмена от ярма брачных уз с… — Крокер обрывает себя. — Словом, от уз.

Гарри безмолвно кивнул.

— А еще это дело поможет выяснить правду, потому, мол, оно не может быть дурным. Так сказать, вывести на чистую воду.

У Гарри тошнота подступила к горлу.

Ведь было же время, когда он обрадовался бы доказательству, что Хелен его не обманывает? Но душа человека напоминает сложный лабиринт из замкнутых коридоров. Он думал, что считал жену повинной лишь в чрезмерном легкомыслии и кокетстве, но сейчас кажется, что все эти годы в глубине души он подозревал ее в более тяжких грехах.

Факт заключается в том, что в настоящее время он ни при каких условиях не желает жить с Хелен. Как получилось, мучительно гадал он, что девушка, вызывавшая у него слезы восторга, подарившая ему двух чудесных дочерей, что «эта самая прелестная жена во всем флоте», как назвал ее один из адмиралов… что сейчас Гарри хочет лишь одного — сбросить ее со своей спины, как безобразную обезьяну, и быть оправданным в глазах света?

Кабинеты в Линкольн-Инн тесные и мрачные. Стол мистера Бёрда завален перевязанными бечевкой растрепанными пачками бумаг. Кожаное кресло очень удобное, но Гарри беспокойно ерзал в нем.

— Впрочем, не было обнаружено никаких доказательств, ничего сколько-нибудь существенного, — повторил он.

— Это не важно, — заверил Бёрд, — ведь наблюдение только началось.

Солиситор,[51] старый знакомый Уотсонов, носит густые, черные, с сильной проседью бакенбарды и весь увешан цепочками для часов с печатками.

— Дело в том, что она только не ответила на телеграмму в ту ночь, когда заболела наша дочь, — сказал Гарри и понял, что несет бред, как типичный старый и ревнивый муж из пантомимы.

Адвокат сложил домиком поросшие черными волосами пальцы и успокаивающе произнес:

— Доказательства супружеской измены обычно состоят из многих разрозненных фактов, адмирал, каждый из которых сам по себе кажется совершенно несущественным.