Диалоги - Диас Назихович Валеев

на Дильбар, что иногда я не различаю… Понимаешь, не различаю!..

Возникает  Д е в у ш к а - п е с н я.

Вот. Опять? (Шепотом.) Наклоняясь, тихим голосом ты шепчешь мне что-то. Что?

Д е в у ш к а - п е с н я. Я шепчу тебе о любви.

О н. Да-да. И каждую ночь. Ты приходишь, а я точно оказываюсь в другом слое сна. Тревожной рукой ты гладишь мне волосы. Знаешь, пробуждение и сладко и горько одновременно. Зачем ты приходишь ко мне, моя муза? Твоя судьба здесь, как и моя, — немота, смерть. Тебе здесь не место.

Д е в у ш к а - п е с н я. Мое место не только там, где красота. Оно всюду, где человек.

О н. Тебя убьют здесь, как и меня.

Д е в у ш к а - п е с н я. Меня убьют, если ты не защитишь меня, если откажешься от меня. Я прихожу к тебе для того, чтобы ты выполнял свой главный обет. Обет поэта.

О н. Трудно писать рядом со смертью. Она все обессмысливает.

Д е в у ш к а - п е с н я. И именно поэтому ты будешь писать. Чтобы противостоять смерти. И ты не умрешь, пока не напишешь своих главных стихов.

О н. Может быть. В голову приходят образы. Но я ничего не записываю. А столько мыслей! Порой они идут как лавина. Я столько бы написал теперь.

Д е в у ш к а - п е с н я. Все это время я буду с тобой.

О н. Да, будь со мной.

Д е в у ш к а - п е с н я. Я с тобой. Я рядом. Помни об этом.

О н (шепотом). Да. Да.

Д е в у ш к а - п е с н я. Я буду с тобой всегда. Даже и после смерти. Всегда, вечно. Благодаря тебе, таким, как ты, живу я. И благодаря мне будешь жить ты. Вечно. Вечно.

Шепот становится тише. Все заволакивается пеленой, исчезает.

II.7. ЕДЛИНО, ПОЛЬША, ОТДЕЛ «1-Ц» ПРИ ВОЛГО-ТАТАРСКОМ ЛЕГИОНЕ, 6 АВГУСТА 1943 ГОДА

Р у н г е  и  Я м а л у т д и н о в. Быстро входит  Х е л л е, берет лежащую на столе трубку телефона.

Х е л л е (по телефону). Да, господин полковник… Да!.. Нет, это не входит в мои функции. Командуете легионом вы, и эта сторона по вашей части… Склады с оружием должны быть взяты под усиленную охрану. Всюду усиленные караулы… Желательно делать это незаметно. Часть охраны можно прятать в помещениях… Еще одна рекомендация. В эти дни как можно больше учебных занятий с легионерами. У них не должно быть ни минуты времени… Да, наблюдается некоторая активизация. Я незамедлительно доложу вам. (Вешает трубку.)

Р у н г е. Я займусь гримом.

Х е л л е. Сделайте из него красавца.

Рунге выходит.

(Помолчав.) Так, листовки появляются снова?

Я м а л у т д и н о в. По рукам ходят. Многие уже намекают…

Х е л л е. На что же?

Я м а л у т д и н о в. Вроде двадцатого. Больше так сейчас слышишь. Но никто толком не знает. Должен быть какой-то сигнал.

Х е л л е. Сигнал…

Я м а л у т д и н о в. Мне не доверяют. Не знаю почему.

Х е л л е. Ничего, ничего. Главная работа еще впереди. Ведите себя пока так же. Без назойливости. Я думаю, мы заставим их поверить в вас.

Я м а л у т д и н о в. У меня бессонница. Я не могу спать. Я боюсь спать, потому что проговариваюсь во сне.

Х е л л е. Запомните одно, Ямалутдинов. Если выступление произойдет раньше, чем я полагаю и чем вы мне сообщите о нем, то первой жертвой окажетесь вы. Первое, что они сделают, предположить нетрудно. Они ворвутся сюда. А список осведомителей будет лежать даже не в сейфе, а вот здесь… в ящике стола… Ганс!

Появляются  ф е л ь д ф е б е л ь  и  Р у н г е.

Проводи его, Ганс.

Фельдфебель и Ямалутдинов выходят.

Р у н г е. Загримировали. И все же я думаю, зря мы Хисамова взяли. Он еще мог пригодиться.

Х е л л е. Я все больше склоняюсь к мысли, что мы имеем дело далеко не с дилетантами. Курмаш был взят в плен при выброске к нам в тыл со спецзаданием. Прошел проверку в гестапо и абвере. Но, может, главным его заданием было проникновение в легион? И не он один такой. Хисамов еще сослужит нам службу. Сейчас мы вернем ему доверие, и его можно будет использовать и во время следствия. Это птичка более хитрая, чем Ямалутдинов.

Р у н г е. Меня настораживает, не знаю почему, Баттал. На первом допросе он кочевряжился, кочевряжится и сейчас. И в то же время у меня ощущение, что он заговорит… Я бил его по почкам, чтобы не оставлять внешних следов.

Х е л л е. Что, думаете, подсадная утка?

Р у н г е. Надо немедленно приступать к арестам.

Х е л л е. Рано, Рунге, рано. Схватим верхушку, а далеко ли копнем вглубь? Вы уверены, что у них нет еще второго подпольного комитета, который в случае провала первого…

Р у н г е. Чересчур тонко. Как бы не порвалось все.

Х е л л е. Боитесь? На душе неспокойно? Конечно, первую обойму, если они опередят нас, они разрядят сначала в меня, потом в вас. Впрочем, в вас даже в первую очередь. В вас и Ганса.

Р у н г е (криво усмехаясь). Почему же?

Х е л л е. Слава о вас вместе с криками ваших жертв разносится далеко. Вы с нашим милым Гансом, так сказать, великие мастера. Ну, а я всего лишь подмастерье, да и то в области… э-э психологии. (Смеется.) Ну хорошо. Ожоги, кровоподтеки… Все на месте?

Р у н г е. Сейчас покажу.

Вводят  Х и с а м о в а. Он обезображен, в рваной одежде. Ф е л ь д ф е б е л ь  в угрюмом молчании наносит еще один штрих — разрывает на спине рубаху, обнажая покрытое ссадинами и ожогами тело.

Х е л л е (приглядываясь к Хисамову). Ничего.

Р у н г е. Я бы пустил еще кровь. Пусть будет и настоящая кровь.

Х е л л е. Ганс!

Ф е л ь д ф е б е л ь. Есть.

Х и с а м о в. Зачем кровь? И так на себя не похож.

Х е л л е. Ганс все сделает аккуратно.

Х и с а м о в.